• ЛИ-2025-№47

ГОРИ, СВЕЧА

 

СОЛОВЕЦКИЙ КАМЕНЬ

 

Знала Русь опричников

В жор и в пост –

Ца́ревых сподвижников

В полный рост,

Скачут, кони шпорами

Звяк-звяк,

Сапоги с узорами

Да армяк,

Голова собачья

У седла,

Вопли, визг свинячий

Вдоль села…

Разбегайтесь, девицы,

Кто куда,

Инде тут поселится

Лебеда…

 

На Лубянской да на площади

С давних пор не ржали лошади,

Да блинов не ел народ с пылу с жару,

Не летел возок хмельной – к «Яру».
Не стоит там остолоп медный-каменный,

Соловецкий камень здесь лежит памятный.

 

А менты советские,

Коли взапуски,

Разорвали б кодлой зверскою

На́ куски

Всех, кто ходит поклониться

Камню серому,

И старушку – плат из ситца,

Руки белые…

 

Не течёт рекой народ

К камню серому –

У кого кровавый пот,

Кто с манерами,

Кто-то молча постоит,

Склонит голову,

Тихо всхлипнет, не навзрыд:

                    «Банда чёртова…»

 

На Лубянке, на Лубянке

Окна занавешены, –

Не вернулся по утрянке

Кровопийца бешеный.

А народ хотел его

Сковырнуть бульдозером,

Засадить всё трын-травой –

Место грозное…

 

А по площади дозорные Совдепии

Шмыг-шмыг,

Глазки-щёлочки да из-под кепочки

Зырк-зырк,

А могли бы ножичком

Вжик-вжик –

И покончить с дошлыми

Вмиг-вмиг.

 

Только эти дошлые – калачи тёртые,

Подойдут к Соловецкому камню, поклонятся,

Да мимоходом, пока те, толстомордые,

Подбегут, а уж эти за околицей.

 

Ах, опричники вы, современные,

Из бандитов прямиком да в военные,

Чтоб не мать родну охранять,

А чужое добро отбирать,

Своего вам вечно мало,

У других жирнее сало,

Да и хата ладнее,

Чем в селе Аладьине…

 

На Лубянке, на Лубянке

Воробьи чирик-чирик,

По Лубянке катят танки,

Гусеницей чирк-чирк,

Весь асфальт перекорёжили, –

До чего ж мы, братцы, дожили…

Только камень Соловецкий

Хрен им в зубы,

Не военный он, не светский –

Любо, братцы, любо!

 

 

 

СВЕЧА

 

Горит фонарь под окнами в ночи*, 
и мечутся деревьев злые тени,
фонарь – он пережил сто поколений, – 

за окнами при пламени свечи
рождались, и любили, и старели,
и ждали не вернувшихся с войны,

здесь пели под балконом менестрели,

здесь в вороно́к сажали без вины 

и увозили в ночь без объяснений
и без надежды, чаще – в никуда,
а после – дни и месяцы сомнений 
и весточка: Карлаг, Караганда… 

Деревья, их увянувшие листья, 

под фонарём белесое пятно,
свой взгляд стремлю привычно к окнам ввысь я;  

им, листьям, свет ли, темень – всё равно,
в одном окне на фоне прочих окон
я вижу свет, мерцающий в ночи, 
как свет надежды. Скуден и далёк он, 
за тем окном неровный свет свечи…

 

* Строка из стихотворения Иосифа Бродского «На титульном листе» (1962)

 

 

СЕВЕРНОЕ СИЯНИЕ

 

Зима, мороз, невидимые ели,

тоска такая, что уже невмочь,

но, слава богу, отмели метели,

и вызвездила северная ночь,

 

и что с того, что нервы на пределе, –

ещё сильно́ упрямство превозмочь

тоску-печаль, не спрятаться в постели,

но ждать, и ждать, и не уехать прочь…

 

И вдруг взыграли на́ небе споло́хи, –

не хватит слов, здесь все сравненья плохи,

чтоб описать сиянье в небесах:

 

восторг, и трепет чувств, и ликованье

души, познавшей смысл существованья

вне времени – без стрелок на часах.

 

 

 

ОСЕНЬ В МИНОРЕ

 

Вечер, божия суббота,
тихо в полумраке,
за окошком бродит кто-то
в чёрном лапсердаке.

Три звезды видны на небе,
скоро будет много,
посоветуй, мудрый ребе,
что просить у бога.

Годы мчат, аж ветер свищет, –
не догонишь, где там,
за окном, чай, не Мытищи,
нет, по всем приметам

морем дышит южный ветер,
как на Лукоморье,
тявкает соседский сеттер
о собачьем горе.

Вроде, осень за окошком,
хочется прохлады
уличным блудливым кошкам –
тем, что ищут клады

возле мусорного бака
или у забора.
Тору и без лапсердака
я прочту, сеньора,

пусть в заботах и печали
знанье возрастает, –
осень ранняя в начале,
осень вечных таинств.

Кто-то бродит за окошком
в лапсердаке чёрном,
вторя в такт в ладу минорном
скрипкам и валторнам…