• ЛИ-2025-№46

СВЕТ МОЙ

*  *  *
Ты все глуше, глуше, таешь, свет мой,
Несказанный свет мой, но еще
Не коснулся сумрак безответный
Воспаленных губ твоих и щёк.

 

Белое безумие печали,

И настольной лампы подлый цвет –

Вера и любовь у нас в начале,

Но на них надежды больше нет.

 

Слезы и вино – одна отрада,

Если честно – мертвая вода.

Я любил как надо, и не надо,

И тебя забуду навсегда.

 

Это, как художник, обещаю,

И умру, и небом повторю:

Ни за что тебя я не прощаю,

И за все тебя благодарю.

*  *  *
Ты отвечаешь головой,

Которая от горя пухнет,

За дом на улице – он твой,

Он вечно твой, пока не рухнет,

 

Пусть не имеют перспектив

Ни жизнь, ни улица Козлова, –

Есть незатейливый мотив,

И можно выйти на два слова.

 

Сосед закурит, будет дождь,

И ты окажешься уместным,

Пусть никогда и не пройдешь

По главной улице с оркестром.

 

Сосед, покинувший гнездо,

На водку клянчит, злясь и хныча,

И ты воздашь ему, но то

Уже евангельская притча.

*  *  *
«У Чаши», «у Калиха» – старый трактир,
Где, помнишь, бывали с тобой.
Там песни, давно облетевшие мир,
И блюда на выбор любой.
Там кнедликов горы и поле приправ,
И реки пивные текли,
И чардаш на сцене, и твист, и Пиаф,
И Дитрих Марлен, и Лили.
И сам опрокинул стакан, и куплет
Пою, как умею, пою,
Ногою стуча о дубовый паркет,
Калинку-малинку мою.
На что мне гадалка, я знаю судьбу
Доподлинно, наверняка:
Там музыка вся вылетает в трубу,
В огонь, в дымоход, в облака.
Там вальс отступает к порогу, кружась,
Стихает Дунай голубой.
И только у сердца печальная связь
Навеки осталась с тобой.

 

*  *  *
                                                  Алене 

Наливай, говорил, да и время засёк –
Пить не поздно ещё и не рано,
Мимо катер ходил под названьем «Васёк»,
Так и названный, в честь капитана.

За террасу отдельно, и яхтенный клуб,

И за паузы все в разговоре,

Для твоих Гватемал и моих Гваделуп

За углом разливается море.

Мы до ручки дошли, мы у цели почти,

Оттого и слова замолчали,

Нам от солнца защитой служили очки,

А вино разбавляло печали,

От весов избавляло и принятых мер,

Разлучало со стрелкой минутной,

Точно врач судовой, Люмиель Гулливер,

Вечно ищущий шхуны попутной.

 

 

«Кузен мой, Уэстморленд…»
      Шекспир, «Генрих V»

Нет, не зови подмоги, Уэстморленд,
Кому теперь нужна твоя записка?
Давно прошёл критический момент,
Грядёт зима, и Англия не близко.

И там уже не время собирать
Нам в помощь ополченье по округе.
Все кончено – лежит на поле рать,
И с Господом ошиблись мы друг в друге.

Но я прошу его, чтоб хоть один
Из наших братьев, дравшихся на совесть,
Вернулся цел, дожил бы до седин
И сыновьям оставил нашу повесть.

И ты – в дверном проёме октября,
На чёрном поле осени и брани –
Молись и ты, чтоб помнили тебя,
И чаша шла по кругу вечерами.

Ночь холодна, возьми мой плащ, кузен,
Уже темно, и не найти приюта
В чужом краю – мы тут одни совсем – .
Вставай с земли, пора уйти отсюда.

*  *  *
Бывало, что стоишь, забыт и брошен,
Все крутишь диск, и не отнять руки,
И снегом перекрёсток запорошен,
И в трубке только длинные гудки.

В обледеневшей будке автомата
В ладони мокрой тает горсть монет,
Когда пропало все, когда так надо,
Но никого на свете дома нет.

Я и теперь, как бедный тот подросток,
С надеждой двухкопеечной в горсти,
Метелью запорошен перекрёсток,
И видит Бог, мне некуда идти.

*  *  *
Оставь за мною в своём смартфоне
Несколько мегабайт,
А на экране, на чёрном фоне
Пусть висит снегопад.

И если больше тебе не отправлю
Ни одного письма,
Значит, за горло меня и вправду
Крепко взяла зима.

Но там, за белым, как саван, снегом
В небо взметнулся дым,
И тот, кто был твоим человеком,
Ангелом стал твоим. 

*  *  *

               Кириллу Альперовичу

Как была на кухне водка,
И стоял извечный дым,
Как жила в стене проводка
С алюминием своим.

 

На Чайковского в квартире

Пепел, рюмка, бутерброд,

И затеяли мы в мире

Совершить переворот.

 

Потому что все пропало,

Да и Родина ушла, –

Пачка пятая «Опала»,

Пыль надежды со стола.

 

Нас бы, брат, за это дело,

И за прочие дела…

Но бумага все стерпела,

И посуда не сдала.