РЕАКТОР ЗЕМЛИ
В оливковом краю я – старожил:
уже второй десяток минет скоро.
Холма Весеннего* пульсирующих жил
знакома каждая извилина у моря.
На берегу муслиновой волны
говею, вдаль скользя потоком зрения,
держусь подальше – тыльной стороны –
от вавилонского на нём столпотворения.
Хоть мне сей шум и гам не новизна,
я наблюдать его котёл люблю поодаль.
Тут вечный пляж, но эта пёстрая страна –
реактора Земли кипучий модуль.
* Тель-Авив (ивр.) – Весенний Холм.
ИЗ ЦИКЛА «НА СВИДАНИЕ К НЕРЕЮ»
Словно гусиные перья
в черниле сафьяновых вод,
с долей скупого доверья
шлют паруса (полиглот-
море читает их драмы),
каждый раз новый роман:
юного Фавна и дамы,
как устоял капитан
в бурном библейском потопе,
Йона – в чреве кита,
Зевс – в приближенье к Европе,
перед «Голландцем» – суда…
Шепчут о том, что на суше
их ожидает покой.
В бухте бухтеть, бить баклуши –
не для героя!.. Прибой
на берег с плеском и хлипом
гонит волну за волной,
будто пером с мягким скрипом
пишет строку за строкой.
РАЗРЫВ-ТОСКА
Разрыв-трава, разрыв-трава
Мне разрывает грудь.
Леонид Колганов
1.
Я жена, твоя жена,
но послала судьба на
худосочное житьё вдовьей ночи.
И теперь моя тоска
заржавелого листка
угасающей луны тычет в очи.
А за ней разрыв-трава
рвёт мне грудь, как зла молва,
оставляя в пустоте многоточье…
2.
Сними с меня белый платок!
Он жжёт огнём преисподней!
Ему, видно, вышел срок
укутывать главы дней.
Прошу, принеси мне глоток
вина любви прошлогодней
со дна усопших дорог,
нет в пришлом – её сильней.
Ты спрячь мой платочек на дно
мурьи в избе глинозёмной,
пока не будет дано
понять: простор предо мной,
дорог золотое руно,
огня любви неуёмной
распахнутое окно
и чувств поток неземной!
3.
Тоска – тоже признак счастья.
Значит, было (!) о чём вспоминать,
значит, были не только напасти,
есть что помнить, о ком тосковать.
Видно, боль – тоже признак счастья.
Значит, было (!) о чём болеть,
ломая в стенаньях запястья,
что терять и о чём сожалеть.
Значит, все те счастливые люди,
в ком пылает от боли душа.
Уже было! И всё ещё будет!
Как же всё-таки жизнь хороша!
ИЗ ЦИКЛА «БАТЬКIВЩИНА»
1.
Мой отчий дом, родной, в стенах твоих спокойно,
как будто в юность перебросила мосток,
и в океане бурном жизни громобойной
ты – уголок на ринге, мирный островок.
Здесь всё по-прежнему: скрипит в саду калитка,
лишь только яблони слегка согнулся ствол,
немного к дому заросла тропинки нитка…
Но, как и прежде, в центре хлебосольный стол.
И будто вовсе я тебя не покидала
(тринадцать лет – ну просто чёртова игра).
Вчера я вышла за порог судьбы портала,
сегодня – тем же шагом в дверь твою вошла.
2.
Как люблю этот вид из окна,
эту яркую сочную зелень!
Словно вкус молодого вина
награждает восторгом сполна!
Эту пряную плотную зелень
утром черпаю радужкой глаз,
словно горькое, сладкое зелье,
разливает по дому похмелье,
приводя мои чувства в экстаз.
Зелень бойкая с жизненной силой
и упругостью летнего дня
лишь на будущий год станет илом,
уподобясь забытым могилам
с покосившейся тенью плетня.
ИЗ ЦИКЛА «КАМИН»
Камин, мой друг, я снова здесь.
Приструнив зимней стужи спесь,
стоишь сейчас с потухшим жерлом,
зияешь серым тусклым перлом.
Ты не шипишь смолой янтарной
и не звездишь искрой фонарной,
углей не рассыпаешь жар –
рассеянный в золе Стожар.
Хайло не лижет пламень страсти.
В дыре трубы беззубой пасти
дым не столбит, немая мина…
...Ведь летом отпуск у камина.
А КАК БЫ НАЗВАЛ ЗАРАТУСТРА?
1.
Мы встретились утром туманным
на гибком и шатком мосту,
над водным виденьем стеклянным
с рисунками оттиском рваным,
плакучему внемля листу.
Кипучие тайные страсти
подавлены кодексом прав
и обязательств злосчастных:
контроль порывов прекрасных –
горше горчайших отрав.
Мной погребённые чувства
во лжи театральных фраз
как бы назвал Заратустра –
добром или злом?.. Но уста՜
любви дали имя – блажь.
2.
Зацвели на небе хризантемы белые…
У израненной любви шаги несмелые,
а слова твоей любви замысловатые
запинаются за возгласы горбатые.
Ночью в небе распустились цветы дьявола!
У напуганной любви листва привялая.
Неуклюжие слова твои с зазубриной
оседают нестерпимою зарубиной.
Зацветёт ли в сердце снова квитка алая?..
У неверящей любви поступь усталая.
Блёклой шорохи любви – шероховатые,
как хрусты рукой топорною размятые.
В небесах стрелой летят соцветья юкки!
Тосковать вдвоём – так лучше быть в разлуке,
а слова любви твоей – дождь испарившийся.
Нет, не раскроется бутон нераспустившийся.
3.
Ты прости: тебя я не любила,
Но лекарство тоже ведь не любят.
Только ничего я не забыла.
Извини, тобой не дорожила,
Но и жизнью дорожит не каждый.
Просто я тебя приворожила.
Знаешь, по тебе я не скучала.
День приходит в дом без приглашенья.
Только не пишу для утешенья:
Я СЕБЯ сегодня развенчала.