ВНУТРИ НАС
Ад – это мы сами!
Сергей Довлатов
Испепеляли мы друг друга взором,
Когда меж нами грянула гроза
И огненным упала метеором,
Как Господа иль Дьявола слеза!
Горел метеорит, словно Светило,
Господним или дьявольским перстом –
Обоих нас одна гроза сразила,
Скрестивши молнии пылающим крестом!
И – кажется – попали мы под пули
На божеском иль дьявольском персте,
Нас молнии, скрестясь, перечеркнули
И нашу жизнь распяли на кресте!
Как будто с неба павшее Светило,
Накатывая в этот самый час,
Горящая слеза – катком – катила,
Сжигая и оплакивая нас!
И – кажется – огонь из Преисподней,
Как грешников, лизал нас в этот час...
Но не было здесь молнии Господней,
И Бог и Дьявол были внутри нас!
СТАТУЯ СВОБОДЫ
Себя уже не регулируем
И вновь идём в тиски узла,
В который раз капитулируем –
Свобода снова не взяла!
Промчалась призрачная конница,
И до неё уже нет дел…
И нет её! Есть только вольница
И пугачёвский беспредел!
И за неё уже не ратую,
Она, наверно, не для нас…
Но – вновь – вдали маячит Статуя,
Почти не видная сейчас!
ВОЛНА НА ПЕСКЕ
Живее всех живых.
Владимир Маяковский
С тобой, лукавой и шальной,
Расстался налегке.
Так след, оставленный волной,
Теряется в песке,
Словно размытое волной
Песчаное лицо!
Волна, пройдя слепой волной,
Уносит мертвецов,
Уносит на кругах своих
Пески былой любви.
Она мертва, как мёртвый стих,
Не скажешь ей: «Живи!»
Волна смывает на песке
Египетские ласки,
Словно размытые в песке
Песчаной скорби маски!
Уходим оба стороной,
Зови иль не зови, –
Как размываемый волной
Песчаный след любви!
Но проступает из песка
Опять твоё лицо,
И взмыла стая в облака
Песчаных мертвецов!
Они живее всех живых,
И с ними отлетаю,
И, словно выпущенный псих,
Я море вспять сметаю!
И вспять идёт печаль-тоска,
И обступают ласки,
И проступает из песка
Твоё лицо без маски!
Пускай фундамент из песка
Для нас двоих – он прочен,
И проступают чрез века
Египетские ночи!
Меня уносит Нил-река,
И не хочу обратно,
Ведь ты восстала из песка
Над всем, – как Клеопатра!
КОНЕЦ ИЛИ НАЧАЛО?
Валентине Бендерской
Простились, может, на реке
Иль – в душной электричке,
Но дрожь твоя в моей руке
Забилась по привычке!
И мы не разомкнули круг,
Хоть ты умчалась вдаль,
Но волны бьются, будто струг,
Мой струг о твой корабль!
Они почти изнемогли,
Но, как бабьё, – метались,
И на другом конце Земли
Их брызги разлетались!
Словно дробился водопад,
Разбившийся не зря.
В них отражался наш закат,
А, может, и заря?
Волна восстала, как мертвец,
У твоего причала,
Неся к тебе любви конец
Иль новое начало?
БОЛЬШОЙ ВЗРЫВ
Памяти Марка Шагала
Черта оседлости, как атомная бомба,
Взорвавшись, понесла разрывы вдаль
И потрясла земные катакомбы!
Затрепетало небо, как вуаль!
Черта оседлости равна Большому Взрыву,
Энергией немыслимой своей
Прорвали все фронты её прорывы,
И в небо воспарил скрипач-еврей!
Достал до звёзд из тихого местечка,
Где вечно длился козий кроткий плач…
Так Марк Шагал, прорвав судьбы колечко,
Взлетел над Миром, как его скрипач!
Вот так – подобно ядерным зарядам,
Отбросив притяженье мертвецов,
Местечко рьяно расщепило атом,
Прорвав средневековое кольцо!
ТОСКА ПО ХЛЕБНИКОВУ
В прорехах и складках Эпохи,
Скукожившись, словно дитя,
Поэзии хлебные крохи
Я в них воровал втихаря!
Как дети голодной Эпохи,
От тягостной сирой тоски,
Поэзии истинной крохи
Таскал я, как колоски!
И в год тот – свинцово-суровый –
Из нашей эпохи смотрел.
Закон был тогда «колосковый»:
За три колоска ждал расстрел!
Я шёл среди родин-прародин,
И было тогда мне завещано:
Поэт, как Адам, первороден,
Первичен – как первая женщина!
Как самая первая ночь,
Прозрачен, как призрачный Хлебников,
Доесть его хлеб я не прочь,
Но он не оставил наследников!
И, кажется, я умираю –
По хлебу его – от тоски,
И призрачной ночью таскаю
С могилы его колоски!
ЗВЕРЬ
Любовь свою загнали внутрь,
Как яростного зверя,
Но знаю, что в одно из утр
Он вырвется, не веря,
Что заживо был погребён
По нашему желанью,
И разорвёт обоих он –
Страшней нет наказанья!
Любовь наощупь ищет ход,
И через дни иль годы
Грудную клетку разорвёт!
Зверь выйдет на свободу!