• ЛИ-2025-№45

По следам «золотого телёнка»

 

Не надо думать, что «Золотой телёнок» написан Ильфом и Петровым так уж на одном дыхании.

Нет, авторские мысли подолгу парили и кружили, отыскивая наиболее трудный, нехоженый маршрут.

Все знают, по какому способу писали Евгений Петрович с Ильей Арнольдычем, – если поворот сюжета, фраза или слово приходили им в голову сразу двоим, слово, фраза или поворот сюжета – отвергались.

Тяжело даже представить, сколько всего смешного и талантливого не вошло в роман. Я говорю только о «Золотом телёнке», потому что, по неведомым мне самому причинам, он нравится мне больше, чем «Двенадцать стульев». Наверное, из-за Гердта – Паниковского, Куравлева – Шуры, и Юрского – Остапа Бендера. Я увидел этот фильм в 1968 году, в солдатском клубе на китайской границе, шестилетним октябрёнком. Говорят, что истинные читатели делятся на две совершенно разные категории – одни всю жизнь перечитывают «Трёх мушкетёров», другие – «Золотого телёнка». Я никогда не мог осилить «Трёх мушкетёров» дальше первых страниц.

Так я говорю, страшно даже подумать, сколько и чего не вошло в роман и было отринуто авторами, избалованными своим талантом.

Петров сам потом признавался, что в два романа они втиснули столько, что хватило бы на все десять. Они выплеснули, выжали из себя всё, что в них было, – в головах, душах и записных книжках, так что на потом уже ничего не осталось. И это правильно, великие книги только так и пишутся.

Всё же нам, армии их верных почитателей, было бы интересно почитать что-нибудь из не вошедшего в окончательный текст, или, ещё лучше, отброшенные, забракованные варианты всем известного сюжета. Это было бы для нас искренней радостью, ценным подарком.

Но ничего нет, и это страшно жаль.

Вот у Михаила Афанасьевича Булгакова остались все черновые варианты «Мастера и Маргариты», и их широко печатают и широко читают – и «Чёрного мага», и «Копыто инженера».
Хорошо любителям Булгакова!

Нам же, золототелёнковцам, остаётся только мечтать и фантазировать на этот счёт.

Я лично так и делаю.

 

 

 

ИЗ СТАРОЙ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ

 

Смотрел «Иван Васильевич меняет профессию» и думал: «На кой чёрт Шурик держал в холодильнике целый батон варёной колбасы? Приезжий он, что ли? Издержки провинциальноговоспитания?».

Да, кино дешёвенькое.

Но пьеса Булгакова, по мотивам которой снята комедия, – шикарная.

Как и всё, что выходило из-под булгаковского пера.

Пьеса была заказана Ленинградским мюзик-холлом, называлась «Блаженство», по написанию отвергнута, переписана для московского Театра сатиры, названа «Иван Васильевич».

Затем отвергнута, переписана ещё раз, пофутболилась между несколькими московскими театрами и вновь всплывшим мюзик-холлом.

И наконец, окончательно всеми похерена и тихо для сцены умерла.

Пока, через сорок лет, на киностудии «Мосфильм»…

Ах! Ах! Ах, насколько же оригинал Булгакова лучше фильма!

И – ах! - если бы взять побольше денег, дать их режиссеру Бортко и снять настоящего «Ивана Васильевича», со всеми линиями, диалогами и непередаваемым антуражем 30-х годов!

Кстати, изобретателя звали вовсе не Шурик, а вполне определённо: Николай Иванович Тимофеев.

Жорж Милославский сбежал с Беломорканала.

Управдом Бунша до революции был князем Корецким, хотя всем доказывал, что настоящий его папа – кучер Пантелей, служивший у них на конюшне. 

А Зину – ту да, так и звали – Зина, и всех остальных – тоже теми же именами.

А после шведского посла Милославский обчистил ещё и митрополита, сперев у него во время лобызаний панагию («золота на четыре угла, яхонт лазоревый, два изумруда!»).

И это так смешно, что не передать.

Он бы ещё и татарского князя Едигея без штанов оставил, но тому повезло больше.

Вот болваны!

Отвергли Булгакова!

Стёпы Лиходеевы ходячие!

 

 

 

МАРГАРИТА

«Мар-га-ри-и-та!..» – пел своеобразный голос Валерия Леонтьева.

От пения мне стало грустно, и я подумал: а всё же, кто был Маргаритой?

Елена ли Шиловская, урождённая Нюренберг, третья и последняя жена писателя?

Или Любовь Белозерская, бывшая графиня и жена вторая?

Или сразу обе, только, как говорят серьёзные исследователи, Елена – это Маргарита «арбатско-подвальная», а Любовь – та, что на метле летала?

Никто уже не узнает.

Может быть, даже и не они, а вообще посторонняя девушка по имени Мария, рассказывавшая корреспонденту через шестьдесят лет, как познакомился с нею, семнадцатилетней, уличный нахал, как представился Булгаковым, известным драматургом, как сказал ей: «У меня сейчас очень много денег! Помогите мне их потратить!».

Как она отказалась с негодованием и как он удивился, как гуляли с ним по переулку возле её дома, как он брал в руки её самодельную сумочку и с любопытством разглядывал букву «М», вышитую жёлтым шёлком по чёрному бархату, как пошла она домой, во второй этаж особнячка в саду, а нахал Булгаков всё стоял у ворот и о чём-то думал, думал…

Чёрт его знает, может, эта Маша и стала Черной Королевой Марго?

Да нет, бред!

Всё-таки там жёны, подруги дней суровых, а тут какая-то уличная девчонка.

Хотя…

Михаил Афанасьевич раз пообещал одной жене, что посвятит ей «Белую гвардию», а потом взял, да и переиграл.

Так что, может, и не бред.

Кто их, гениев, знает?

Те?

Эта?

Не худо бы Бегемота об этом спросить.

 

 

 

 

СЫН ЛЕЙТЕНАНТА ШМИДТА

    

– У лейтенанта было три сына – двое умных, а третий дурак, – сказал Остап Бендер, когда Паниковского выносили из уисполкома города Арбатова, чтобы предать земле.

На самом же деле у лейтенанта был один сын, но не Василий и даже не Николай, а Евгений.

Он был рождён в Санкт-Петербурге, в законном браке 20-летнего мичмана Петра Петровича Шмидта и профессиональной проститутки с Васильевской стрелки Домникии Павловой.

Человек прогрессивный, увлечённый либеральными идеями, мичман хотел спасти это униженное и оскорблённое существо, не зная по-молодости, что спасти человека, тем более проститутку, от самой себя невозможно.

Тому порукой бесчисленные примеры из жизни и мировая литература – вспомним хотя бы несчастную Торпиль из «Блеска и нищеты куртизанок».

Но, как бы там ни было, а Чернышевский и Герцен сделали свое дело, и пылкий юноша просто не мог не жениться на первой встреченной им проститутке, как честный человек.

Плодом этой любви и стал сынок Евгений, тёзка Евгения Петрова, автора «Золотого телёнка».

Родился Женя Шмидт в 1889 году. Таким образом, он вовсе не был «крайне малым дитём» во время исторических событий на крейсере «Очаков», как об этом брехал доверчивому председателю Остап Бендер.

Напротив, он был молодцом шестнадцати лет, принимал участие в событиях и стоял на палубе крейсера рядом с отцом, похожий на жюльверновского Дика Сэнда.

Евгения Шмидта даже арестовали, но, потом, правда, отпустили по малолетству, дав на прощание хорошего пендаля. На момент же подписания знаменитой «Сухарёвской конвенции» настоящему сыну было уже 39 лет, он был эмигрантом и жил в Чехословакии, а потом – в Париже.

Так что сын у лейтенанта Шмидта, как это ни странно, был, на примере чего видно, как тесно переплетаются жизненная правда и художественный вымысел.

Да так и должно быть в хорошей книге, ибо если в ней одна лишь сермяжная правда либо голый вымысел, то это уже «низкий класс, грубая работа», как сказал бы Остап Ибрагимович.

Но, чёрт побери, какая героическая эпоха!

Эта революция 1905 года, эта война с Японией, эти страсти, это бурление!

Гром и молния!

Кровь и ад!

Карамба!

Отец и сын на палубе крейсера, обнявшись, буре навстречу, рассудку вопреки! Ветер рвёт фуражку, треплет крылатку на бронзовых застёжках, и летит, летит прямо в Вечность гордая морзянка: «Командую Черноморским флотом. Шмидт».

Э-эх!.. Таких людей уже нет и нескоро будет!

Да, следует признать – даже на фоне демонических фигур того времени вроде попа Гапона или Евно Азефа, Пётр Петрович Шмидт ничуть не стушевался и занял почётное место в ревпантеоне.

Как известно, Шмидта трижды выгоняли с флота за поступки, несовместимые с честью офицера, так что даже видавшие виды кадровики под конец уже не знали, куда его послать.

Ситуация немного прояснилась, когда Петра Петровича после очередного дебоша сняли с борта броненосца прямо во время похода и поместили в психиатрическую клинику города Нагасаки (это было ещё до войны с Японией), где после обследования врачи поставили диагноз: шизофрения с манией величия.

Возможно, знай они заранее, что освидетельствуют будущего героя, то сформулировали бы диагноз как-то красивше, например, «синдром Данко», либо «а он, мятежный, ищет бури». Но врачи не знали и написали, как есть.

А Пётр Петрович, немного подлечившись и набравшись сил, стал служить дальше, бия морды на балах и скандаля с командующими флотами.

Впрочем, нет времени рассказывать всю длинную историю похождений Петра Петровича, венцом которой стал увод судовой казны в две с половиной тысячи золотых рублей и промотание её в Одессе с женщиной полулёгкого поведения.

Хотя лично я в это не верю, так как лейтенант Шмидт не был прохиндеем, а просто мечтателем и чудаком.

И вполне согласен с советскими биографами, что деньги у него вытащили в поезде, когда он, влюбившись в случайную попутчицу, предавался грёзам.

Но и в этот раз Петру Петровичу всё опять сошло с рук, не считая того, что его в очередной раз мягко попросили с флота.

Человеколюбие начальства объяснялось просто.

Дело в том, что герой революции лейтенант Шмидт происходил из старинного рода потомственных адмиралов, сенаторов и прочих флигель-адьютантов, или, по-нашему, был мажором. Папа его, вице-адмирал в отставке, был градоначальником Бердянска, дядя, полный адмирал, заправлял в Адмиралтействе, мама же была баронессой фон Вагнер, но не из этих, музыкантишек, а из князей Свирских.

Это часто случалось в ту эпоху, и отпрысков знатных семейств так и тянуло в революцию, как будто им там намазали мёдом.

Достаточно вспомнить наследника Тутти из «Трёх Толстяков» или княжну-бомбистку в «Азазели» Б. Акунина, носившую подпольную кличку «Игла».

Именно знатностью происхождения, папой сановником и дядей адмиралом и объясняется тот факт, что с молодым Шмидтом носились как с писаной торбой.

Разумеется, это не принижает революционных заслуг Петра Петровича, а возможно, даже и наоборот.

Хотя это всё не важно, ведь речь у нас о сыне героя, а не о нём самом.

Впрочем, особо писать уже и нечего. Сын лейтенанта, этот принц Евгений, в дальнейшем совершенно разочаровался в идеалах расстрелянного отца, стал белогвардейцем и воевал с красными в ударном отряде барона Врангеля.

Он успел на последний пароход из Севастополя, мыкался по Европам, написал мемуары, а потом тихо скончался в парижской богадельне в 1951 году.

Вот как закончился жизненный путь сына лейтенанта Шмидта, воспетого Ильфом и Петровым и обретшего бессмертие благодаря «Золотому телёнку».