• ЛИ-2025-№45

*  *  *
В переулках зима,

                        возвратившись с окраины страха,

Сыплет мелкую дрожь

                              через неба бескровный порез.

Это вовсе не снег.

Это новая музыка Баха.

Это Моцарт в миноре опять заиграл до-диез.

И не слышно уже, как выходит сосед из запоя,

Как машины гудят, а мальвины сбивают гранит.

Ни волхвов.

Ни ментов.

Только тьма на дощатом заборе.

География комнат.

Вселенная.

Острый бронхит.

 

 

*  *  *
Когда я шла, Арбату вопреки, –

Влюблённых войск

                            уставшая пехота,

То как с руки взлетали мотыльки,

Внебрачные сыны аэрофлота, –

На сердце, заселённое никем,

На острова морщинистой извёстки.

Я по бульвару шла, как по реке,

Боясь, что утону на перекрёстке.

Ну где же ты, вся доблестная рать?

Где конница и лучников опора?

Мне не с руки одной здесь погибать

Под желтую улыбку светофора.

А где-то небо – моря поперёк.

И в мутное стекло я снова вижу,

Как девочка стремится за буёк,

И парус на причале неподвижен.

 

 

*  *  *
Любимые остались, но ушли.

Так в парке после ливня ни души.

Так звук не будоражит перепонки

Оглохшего от взрыва на войне.

Кесонник забывает о волне,

И бабочек сажают на иголки.

 

 

*  *  *

Привет, любовь! Тесны твои врата,

Когда мигрень и в теле ломота.

Сруби меня, пока рука крепка,

Под корень языка.

Чтоб я не пела силлаботонически,

Что дома пес и кашель аллергический,

Что сын online с утра до десяти,

И не к кому уйти.

 

 

*  *  *

Среди людей, чья рыбья кровь пресна,

Чья рыбья немота стоит над речкой,

Я проживаю этот век сполна

В навязанном обличьи человечьем.

Весенний снег и зимняя трава.

Надуманный пейзаж висит без дела.

Душа моя давно уже мертва,

Но по привычке тащится за телом.

И ты, мой друг, возьми на карандаш,

Когда пойдешь от кольцевой направо:

И я предам, и ты меня предашь.

Мы как никто на то имеем право.

 

 

*  *  *
Умереть ли доверчиво в тихом саду,

Где печеные яблоки убраны в сетки?

Где тревожные птицы в осеннем бреду,

Задыхаясь, сорвутся с насиженной ветки,

Где мы жили с тобой, не вменяя в вину,

Что когда-нибудь чувства замрут и отчалят...

Или жить, озираясь и уши заткнув,

Словно Шуберт и Моцарт за всё отвечают?

 

 

*  *  *

О чем ты молчишь, человек в пальто,

Когда я тебе про любовь базлаю?

Как будто бы знаешь о жизни то,

Что я до старости не узнаю.

Как будто бы нет между нами жён,

Стихов и бессонницы одичалой.

И мир не реальностью искажён,

А просто устал от чужой печали.

 

 

*  *  *

Отписалась клиентка с пяти до семи,

По делам на работе, а может, семьи?

Почитаю Гандлевского, что ли?

Или Лосева стоит в руках подержать?

С полок смотрят скелеты тяжелых книжат,

А из чашек – кристаллики боли.

Я могла бы о том семинары вести,

Как среди «вазобрала» с ума не сойти

И «золофтом» лечить паранойю.

Между летом и снегом дорожку топчу.

Раз в полгода на ботокс шагаю к врачу

И кровавой трясу головою.

 

 

* * *
Эта, Господи, осень – Твоя.

Тяжелее мазута, –

Кровь к утру холодна.

Растревожена и не обута,

Я иду коридором на кухню,

Где в чайнике пусто:

В тесноте оставаться одной – это тоже искусство.

Потому не царапайся в дверь,

Не заигрывай с прошлым.

Все забыто давно

В картах памяти ныне усопших,

Разведенных по разные стороны

Сумрачных палуб,

Где у призраков, кроме вины, –

Ни досады, ни жалоб.

 

 

*  *  *

Этот город – прокисший творожник

И завод типового жилья.

Приложи к голове подорожник,

Чтоб забыть про такую, как я.

Так собаку пускают по следу,

Так сапера выводят вперед:

Я когда-нибудь все же уеду

В те места, где никто не найдет.

На дрейфующем диком просторе

Успокоимся мы...

Может быть,

Я усну, чтобы встретиться с морем,

До которого нам не доплыть.

 

 

*  *  *
И словно бы во сне,

Которую неделю –

Ни в чем не виноват,

А ходишь, как мудак,

С большой дырой внутри,

Где соловьи не пели

И звездная пыльца

Не освещала мрак.

Я выбегу во двор,

Но звать тебя не буду.

Слепому все равно,

С кем за руку идти,

Делить похмельный бред

И долгую простуду,

На чьем писать плече

Короткое «прости».

А всего лишь двойной агент.

 

 

*  *  *

Оставляя тёплый панельный ад,

Где томится клерк и вздыхает клирик,

Совершая длительный променад

Мимо баров, шопов и поликлиник,

 

Наполняя джином себя на треть,

Волоча за хвост золотую рыбку,

Я приду, любовь моя, посмотреть

На твою вину и свою улыбку.

 

И неважно, коротким ли будет век,

Остаюсь ли я без тебя, с тобой ли.

Человеку видится человек

Как собранье веры, надежд и боли.

 

Это всё, что нам разрешат посметь,

Что оставит в плюсе весёлый город.

Но в твоем саду отступает смерть.

Ей уже не снится полярный холод.

 

И когда качнется земная твердь,

Расплескав моря и взъерошив скрипки,

Я приду, любовь моя, посмотреть

На мою вину и твои улыбки.