• ЛИ-2025-№44

*  *  *

                 Елене Строгановой

Ты родишься на даче
В подмосковную ночь –
Дочь травы, не иначе,
И кузнечика дочь.

Пусть раздастся, чуть слышный,
Трепет влажных листов,
И со станции ближней
Дальний шум поездов.

Лес придет к водопою,
И ветра на постой –
Мы однажды с тобою
Постоим над рекой.

Но волной все печальней
Отразится звезда,
И от станции дальней
Отойдут поезда.

От порога усталость,
И от яблони дым,
И не знаю, что сталось
С предсказаньем моим.

 

*  *  *

Было вместо пепельницы блюдце,

Но огонь рождался от огня,

И нигде так больше не смеются,

Как тогда на кухне у меня.

 

Может, и смеются, да не слышу,

И от дорогих моих гостей

Реже всё слетаются под крышу

Ласточки хороших новостей.

 

Что ж, пускай и крыша прохудится,

Обнажится чистый небосвод,

И в чернила память, точно птица,

Не перо, а крылья обмакнет.

 

 

*  *  *

Аленушка, запомни братца!

                    Давид Самойлов

 

Я приеду в Синявино с болью в груди,
проигравший свой век в домино.
Усади меня рядом с собой, усади
на крыльцо, в лопухи, на бревно.
Я, сестрица, покуда козлёночком был,
из таких нахлебался копыт,
что тебя я одну на земле не забыл,
и тобою одной не забыт.
Тополиной порою, как время придёт,
помолчи же со мной, помолчи, –
помоги мне расслышать семь сказочных нот,
за собою зовущих в ночи.
Отведи за овраг, через призрачный мост,
на некошеный луг за рекой,
и студёных, дрожащих, мерцающих звёзд
зачерпни мне своею рукой.
Пусть взовьется навстречу вожатый шмелей,
быстрокрылый царевич Гвидон,
и для той, кто румянее всех и белей,
терпкой ночи раскроет бутон,
и в четыре руки будут сыграны сны,
и с поклоном тебе поднесут
ворожейка-судьба и дубы-колдуны
отмогильного зелья сосуд,
и родится в крови молодая Луна,
и не станет земли под тобой,
и вершины покажутся дном, и со дна
дивный жемчуг всплывёт голубой.
Мне осталось дойти-доползти до ворот,
тихий свет заприметить в окне,
а рассказывать сказки всю жизнь напролёт
заповедано накрепко мне.
Я ни разу чужих не нарушил границ,
у меня небогатый улов –
лишь дыхание чистое белых страниц,
только чёрное золото слов.
Я оставлю их здесь – под бревном у крыльца,
во дворе, где растут лопухи, –
и пока ты выходишь во двор с утреца
на земле не погибнут стихи.

 

 

***

Значит, и впрямь никуда без поэзии,

Если на сцене, на самом краю,

Старенький Зяма покойного Дезика

Так и читает, как душу свою.

Долго читает, набухло под веками –

Зямина дорого стоит слеза.

Так и стоит, и смахнуть ее некому,

И описать невозможно глаза.

Ноет осколок, доставшийся смолоду

Дезику в руку, у Зямы в ноге.

Это читает Давида Самойлова

Зяма, Зиновий Ефимович Гердт.

Это, не чуя земли под ногами,

Так оживает старик в старике,

Это читает по памяти «Гамлета»

Гамлет, и воздух сжимает в руке.

 

*  *  *

                 Я с детства не любил овал!

                   Я с детства угол рисовал!

                                               Павел Коган

 

Просто мальчик, юнга с бригантины,

Молодое терпкое вино,

Вас ни с кем не спутаешь – один вы,

Все за борт попрыгали давно.

Это мы вокруг – всё те же рожи,

Лица, лица, милые черты.

На кого та девушка похожа?

На кого похож сегодня ты?

Мальчик Павел, вечная разведка,

Песня в клочья, китель в решето:

Почему так мало и так редко,

Рано, редко, чисто, как никто?

С той высотки, сопки, с той вершины

Из угла расходятся лучи.

Никогда не вырастут большими,

Взрослыми не станут трубачи.

А углы всегда каким-то боком

Задевают наши косяки,

Светлый лучик, мальчик, Павел Коган,

Острый угол, чистые стихи!

*  *  *

Здесь, на излёте декабря,

На том его витке,

Когда при свете фонаря

Веселье на катке,

Осталась мне от всех забот

Одна любовь, одна,

С которой сердце устает

И тают времена,

C которой шел я к декабрю

И шла беда сперва,

С которой вечно говорю,

И ветер рвет слова.

 

*  *  *

Днем холодным осенним

Тень твоя на стене.

Что же ты, невезенье,

Так пристало ко мне?

Чаще частого пишешь

И, сжимая кольцо,

То в затылок подышишь,

То посмотришь в лицо.

Под твоею звездою

Я родился на свет,

И чего-нибудь стою,

Да желающих нет.

Шлешь отказ за отказом,

За провалом провал,

Но не вычеркнешь разом

Все, чем жил-поживал.

И с ножом перочинным

Вновь тянусь к сургучу,

И дрожу за лучину,

И молюсь на свечу.

 

*  *  *

Не коснулся Онеги твоей и Оби,

Не прикамлен тобой, не приволжен, –

Как не любишь меня, так и впредь не люби,

Только я тебе, Родина, должен:

Лишь под небом твоим не сносил головы,

Пил в парадной, курил у помойки,

И бродил надо льдом коченевшей Невы,

И с друзьями прощался на Мойке.

*  *  *

На краю чукотского поселка,

Где живет товарищ давний мой

И куда, должно быть, слишком долго

Ехать против стрелки часовой,

В час, когда туманность Андромеды

Над ближайшей сопкою встает,

И слезу горячую кометы

По щеке пускает небосвод,

Я б хотел, свыкаясь с расстояньем,

Отписав дорогой письмецо,

На снегу, к полярному сиянью

Ночью запрокидывать лицо,

Будто жизнь моя еще в тумане,

И уже чужая прожита

До звенящей мелочи в кармане,

До глухого слова «никогда».

 

*  *  *

Лежат на земле, точно кости,

Пристройка, чердак и крыльцо,

Из бревен повыбиты гвозди,

И снято с калитки кольцо.

 

Сложились в дорогу пожитки,

Шумят поезда поутру,

Лишь скрип незакрытой калитки

Остался стоять на ветру.

 

В траве черенок от лопаты,

Над ближним оврагом дымок,

И вздох за спиною: «Куда ты,

Куда ты уходишь, сынок?»

 

*  *  *

Мысли надвигаются, как тучи,

А хочу, чтоб были облака –

Как твои приветствия, летучи,

Как твои беспечные «Пока!»

Чтоб опять глаза твои сказали

То, во что поверить не смогу,

Как тогда, на Ладожском вокзале,

Как потом – на Невском берегу,

Как тогда, в маршрутах, снятых с линий,

В их огнях, в метели голубой,

Как потом – в ночной метели синей,

Вечно заметавшей нас с тобой.

*  *  *

Читай, пока видны слова,

А чем еще заняться впору –

От смерти пухнет голова,

А жизнь пришлась лишь к разговору.

Пока, належдою горя,

Последней и невыносимой,

На черном сердце ноября

Дрожит промокший лист осины,

Пока прощается трава

И первый снег летит под ноги,

Ты превращаешься в слова,

И только к ним ведут дороги.

 

* **

Тот, на кого тебя оставлю,

Пускай вино мое допьет –

За ту графу, где прочерк ставлю,

И ту, где птичка промелькнет.

Как намокали рукавички,

И сохли слезы у берез,

И все свистели электрички,

И вся огонь, и вся – мороз,

Чернеют цифры на билете –

Постой, верни, останови, –

Ведь я любил, хоть всё на свете

Преградой было для любви.

 

* **                                               

Здравствуй, поле вдоль пыльной дороги,

Что́ навеют твои колоски,

Кроме давней, далекой тревоги,

Кроме прежней щемящей тоски?

В синих далях посеяна смута,

Но лениво плывут облака,

И недобрые вести оттуда

В чистом поле гуляют пока.

Только почва, наверно, примята

Там, где брошен изрубленный щит,

Где цветут медуница и мята

И стрела под лопаткой торчит.