• ЛИ-2025-№43

ИЗ ВЕЛИКИХ ПОЭТОВ

 

Перец Маркиш

 

Хо лахмо1

А контрабас зачем звучал тогда?
И без него б в тот день всё так же было!
Одной семьёй шёл городок туда,
Где всех ждала раскрытая могила.

Бил ветер по пергаментным щекам,
И бороды трепал у спуска к яме:
Хо лахмо! – Тот ли это хлеб, что нам,
Завещан был, как талисман, отцами?

Кто голоден – насытится сейчас!
В ров – как на пир! А стол – земля сырая!
Одетый в талес2 старый контрабас
Один в толпе звучал, не умолкая.

Вот малхамовэс3, словно страж у ям,
Затмил полнеба чёрными крылами!
Хо лахмо! – Тот ли это хлеб, что нам
Завещан был, как талисман, отцами?

Глотает жадно ненасытный зев,
Земля в крови, земля не просыхает.
И контрабас под свадебный напев
Невест и жён в могилу провожает.

Он помнит всё в предсмертный этот миг:
Веселья звон и грустных песен звуки.
Уже младенца сбросил в яму штык,
И мать, сходя с ума, простёрла руки.

Простёрла руки…Верно, так она
Благословляла свеч субботних пламя.
Хо лахмо! – Вот он, хлеб отцов, сполна
Насытивший нас кровью и слезами!

Так пусть же ярость хлебом станет тем,
Что кормит месть, мечу давая силу!
А контрабас зачем звучал? Зачем?!
И без него б в тот день всё так же было!
                                                                1940 г. 
                        

1 начальные слова Агады – сказания об исходе из Египта, которое читают в пасхальную ночь(ашкеназийское произношение)
2 еврейское молитвенное одеяние (идиш)
3 ангел смерти (идиш)

 

 

 

Твоя слеза

Меня к земле твой пригибает взор
И прерывает мой повинный лепет.
В твоих глазах – мой суд и приговор,
А между век – слезы прозрачной трепет.
В твоей слезе есть свет и глубина.
Она – сосуд, наполненный до края.
Не облик мой в ней отражён – вина.
Дрожит слеза, обиду не прощая.
Она не разобьётся, как хрусталь,
Но на ресницах будет серебриться.
В ней целый мир растёт и вширь, и вдаль,
Её секрет в твоём зрачке таится.

 

 

                                        

 КУЧА

Отрывки из поэмы

 

Вам, жертвы Украины, чья земля насыщена вашими останками,

 и вам, сваленным в кучу в местечке Городище на Днепре, Кадиш!

 

*  *  *

Местечко будто спит. Всё тонет в тишине,

как груженый обоз в болоте незнакомом…

Не слышно голосов ничьих, и перед домом

ничья живая тень не промелькнёт в окне.

 

И только ветер здесь, как ястреб молодой,

в закатной мгле кружит и кровлю рвёт когтями…

Владыка всех миров, над нищими, над нами,

страницы звёздных книг, небесные, раскрой…

 

В молельне сумрачной никто меня не ждёт.

Гуляет здесь сквозняк, и только голос брани,

бессильный горький крик, родившийся в гортани,

проклятьем разомкнёт мой воспалённый рот.

 

Эй, жалкий плакальщик! Ты высох, как скелет!

А руки ластиться, подобно псам, готовы,

и воспалённых ран гнойник чесать багровый.

О, Куча чёрная! Кровавый мой завет!

 

Среди майдана ты стоишь, как новый храм,

стоишь, как жертвенник, и запах смерти чуя,

летит к тебе и вьётся там, пируя,

столетний ворон – царь помойных ям…

 

Издай же, сердце, вопль – тоску двух тысяч лет –

под жалкий скрип разбитой колесницы,

под крики воронья, клюющего глазницы!

О, Куча чёрная! Кровавый мой завет!..

 

*   *   *

Ставь вечером шатры, а утром вновь ступай

тропою Каина, отверженное племя!

И шапку Авеля напяль себе на темя,

и кровь свою в бокал субботний наливай!..

 

Повозка чёрная, с возницей сонным в ней,

колёсами увязла в мерзкой жиже…

Вон там они лежат, в лохмотьях, и бесстыже

сверкают наготой раздробленных костей.

 

Поток смолы застыл в глазах моих,

и как ни выжимай – он не течёт слезами.

Повозка чёрная увязла в грязной яме –

там кто-то возит, кто-то возит их…

 

Перекрестись, возница, на рассвет!

Считай их, каждого, по голове пробитой!

И сбрасывай тела под конское копыто!

О, Куча чёрная! Кровавый мой завет!

 

*  *  *

Полночный ветер плачет и визжит,

и знает: из живых ни одного не встретит.

Ошмётки мёртвых тел кровавые кружит

и красным сургучом свою дорогу метит.

 

И копоть испускает чёрным ртом,

как старый паровоз, захлёбываясь в гуде…

А саблями отрубленные груди

на тонкой кожице висят над животом…

 

Я возведу вокруг тебя забор,

царица Куча, шкур дырявых груда!

И будет твой, до самых звёзд, шатёр

под чёрным стягом виден отовсюду.

 

Пусть каждый это место обойдёт,

как свалку, полную миазмов, как заразу,

и пусть назад бежит, тебя увидев, сразу –

таков наказ – для всех, из рода в род.

 

Гуляйте, ветры, в колокол звоня!

Потешься, мир, сивуху отрыгая,

кровавым солнцем на исходе дня,

и пусть клюёт глаза воронья стая!

 

А я один уйду. Как копоть фонаря,

В пространстве растворюсь, сливаясь с тьмой липучей:

Проснитесь, мёртвые, придавленные Кучей!

Молиться вас зовёт безмолвная заря!

 

*  *  *

Кто сдаст мне, бездомному, угол внаём –

бродяге, тропою идущему зыбкой?

С тоской местечковой, со сломанной скрипкой,

с котомкой проклятий входящему в дом.

 

О, вырвать бы Кучу из мёрзлой земли!

Одеть её в саван – и с богом! На плечи

взвалить и бежать вместе с нею далече,

бежать и бежать, спотыкаясь в пыли!

 

Бежать без оглядки, покинув Содом,

на землю излить свою горечь, как семя,

и выть по-шакальи, и клясть своё племя,

смеясь, как безумный, оскаленным ртом!

 

Ночами я вижу во сне звездопады,

и тысячи звёздочек в клювах у птиц.

Кто их украдёт, как бесценные клады,

кто спрячет на дне потаённых криниц?

 

Звезда, ты по небу летишь, пламенея,

на талом снегу свой печатаешь знак!

Гори на раскрытой груди, как камея,

пылай, словно кровью окрашенный флаг!

 

*   *   *

Нет! Не касайся, туча, их бород!

Не слизывай с их губ смердящий чёрный дёготь!

А... Тесто хочешь ты кровавое потрогать?!

Блевотину?! Не тронь! Земля её возьмёт!

 

Прочь! Пахнет от меня! Откуда этот смрад?

Отцы и братья здесь, и дочери, и внуки –

весь городок! Царапают их руки,

шевелятся... Скорее прочь! Назад!

 

Вся Куча доверху – мешок с гнилым тряпьём!

Хватило места всем, все уместились в нём,

все, чей оборван вопль на полуслове!..

А монастырь сидит, как хорь, напившись крови,

и свод небесный млеет, сыт и тёмен…

Омен!

1920 г.           

Перевод с идиша