• ЛИ-2025-№43

Канал заполнен смесью аквамарина и расплавленного изумруда. Кое-где покачиваются тонкие ажурные покрывала из темно-бурых водорослей. На эту ленивую игру света и красок можно смотреть бесконечно, но стоит перевести взгляд чуть выше, и уже никакая сила не заставит вернуть его обратно. Остров Стеклянных Сокровищ знает, как оставить своих гостей без гроша, но совершенно счастливыми. В паре десятков метров из Музея стекла только что вынесло очередную группу. Сейчас, замерев на секунду, они ощутят экзистенциальный укол в одно место. Песок проникает из верхней чаши весов в нижнюю все быстрее, как будто с каждой минутой расширяется соединяющее их отверстие. Вперёд, вперёд!

Двое решили сделать короткий перекур и, пройдя всего несколько шагов вглубь, незаметно пересекли границу между мирами. Никто не сможет сказать точно, где именно проходит эта граница, но стоит оказаться по ту сторону невидимой линии, как время словно спотыкается, и песок перестает сыпаться вниз. А еще наваливается тишина – та самая, до звона в ушах.

– Хочу того стеклянного пингвина, – сказала она и тут же огляделась – голос прозвучал неожиданно громко. – И ту черепаху, помнишь? И вазу.

– Очень дорого. И здоровенные. Надо доставку заказывать.

– У них по всему миру есть доставка.

– Знаю. Но по деньгам…

– Да понятно, что не потянем. Просто хочется.

– Зайка, вот пойдут дела получше, я тебе клянусь, приедем снова и купим пингвина, и черепаху, и вазу, вообще все, что захочешь.

Когда у Медвежонка на лице появлялось это упрямое выражение, ему хотелось верить. Он всегда выполнял обещания, просто некоторые не сразу.

– Давай пока купим что-нибудь поменьше, но красивое. Очень красивое, чтобы ты носила, вспоминала, а все подруги завидовали. Давай?

Зайка смахнула слезинку и улыбнулась.

– Тогда нужно идти сейчас. У нас не так много времени.

В тишине даже скрип двери может показаться выстрелом, а эта дверь не просто скрипнула – взвизгнула и громко захлопнулась за вышедшей молодой парой. Женщина остановилась в шаге от порога, заглянула в открытую коробочку, которую держала в руке, и засмеялась от радости. Ее спутник приобнял ее за плечо, что-то сказал на ухо, она снова рассмеялась – так звонко, что с ближайшего куста вспорхнула какая-то птица. Они прошли мимо скамейки, женщина бросила взгляд на Зайку, таинственно улыбнулась и, помахав коробочкой, показала большой палец.

– Странно. –сказал Медвежонок, когда они снова остались одни. – Вывески нет. На магазин не похоже. Что там такое?

– А давай зайдем, – вдруг встрепенулась Зайка. – Что-то мне подсказывает…

– Ну, раз что-то подсказывает, – подхватил он, – Надо зайти. За погляд денег не берут.

За исключением довольно ветхого стола, столь же ветхого кресла позади и двух даже на вид скрипучих стульев перед ним, комнатка была пуста.

– Хрень какая-то, – на лице Медвежонка появилось подозрительно-недовольное выражение. – Пошли отсюда.

– Прошу, подождите. Я сейчас.

Кусок стены за креслом плавно отъехал вправо, и в образовавшемся проеме возникла щуплая фигурка. Этот очень пожилой человек походил на птенца: большая совершенно лысая или тщательно бритая голова на тонкой шее, острый нос, очки в толстой оправе. При этом одет он был элегантно и дорого, шею обхватывал шелковый шарф.

– Проходите, пожалуйста. Очень рад. Присаживайтесь.

– Вы говорите по–русски без акцента, – удивилась Зайка.

– Я говорю на многих языках и на всех одинаково хорошо, – скромно улыбнулся хозяин, пока еще непонятно чего. – Но не будем тратить зря ваше драгоценное время. Если я правильно понимаю, вас интересует муранское стекло. Так?

– Да. Естественно.

– Отлично. Просто великолепно. Вы пришли точно по адресу.

– Да? Что-то я не увидел ни вывески, ни витрин, ни собственно стекла…

– Какой недоверчивый молодой человек, – хихикнул хозяин. – И не удивляйтесь. В моем возрасте любой мужчина хотя бы на двадцать лет младше – уже молодой человек. Что касается вывески и прочих атрибутов, они мне не требуются. Сюда приходят те, кто ищет, тогда, когда приходит время, и получают именно то, что им по-настоящему нужно. Прошу вас, – обратился он к Зайке. – Встаньте и пройдитесь по комнате. Тут совсем немного места, но его достаточно, чтобы понять. Так, очень хорошо. Еще два шага в сторону. Повернитесь. Всё. Я, кажется, понял. Большое спасибо, садитесь. Дайте мне пару минут, я принесу.

– Давай-ка не будем дожидаться и свалим прямо сейчас. – Как только за хозяином задвинулась дверь, Медвежонок решительно поднялся со стула. – Это какой-то развод, я тебе говорю.

– Нет. Пожалуйста. Давай подождем. Я заинтригована.

– И правильно, – послышался голос. – Не надо никуда сваливать, как выразился ваш достойный супруг. Я уже иду.

Часть стены снова отодвинулась. В руках хозяина была небольшая коробочка из обычного картона, примерно такого же размера, что досталась той женщине.

– Вот, прошу, – торжественно произнес он, поставив коробочку на стол. – Откройте. Это для вас.

– Это… Невозможная красота. Ну вообще… – бормотала Зайка, не в силах отвести взгляд.

– В центре кулона можно увидеть золотую звездочку. Если присмотреться, конечно. А ну, попробуйте.

От стремительного погружения в ярко-синий с изумрудным отливом океан и столь же стремительного возвращения в реальность у Зайки слегка закружилась голова.

– Я видела, – прошептала она. – Я её нашла. И там ещё. Много-много…

– Именно так, – довольно промурлыкал хозяин.

– Особая технология? – солидно осведомился Медвежонок.

– Ну как сказать. Сода, окиси кобальта и железа, золотые нити. И немного волшебства. Уникальная работа. Другого такого гарнитура на свете нет, можете мне поверить. Примерьте, пожалуйста, – из ящика стола было извлечено небольшое зеркало. – Великолепно. Серьги не слишком тяжелые?

– Нет, что вы. Идеально. Какая красота!

– Да. Согласен. Идеально. Что скажете?

– А таких же, но с золотой цепочкой и золотой оправой у вас нет? – спросил Медвежонок.

– Нет, – довольно сухо ответил хозяин. – Только серебро. Я же говорил, каждое изделие предназначено для конкретного человека. Оно такое, какое есть.

– Мы берём! – Зайка метнула в сторону мужа такой взгляд, что раскрытый секунду назад рот немедленно закрылся. – Сколько?

– Эта вещь стоит пятьсот евро.

– Сколько?!

– Больше, чем вы хотели заплатить, но многократно меньше, чем она стоит на самом деле. Если вы не готовы, ничего страшного, я могу унести обратно. – Хозяин занес над коробочкой крышку.

– Нет! – закричала Зайка. – Я хочу этот гарнитур. Очень хочу. Сэкономим на чем-нибудь другом.

– Замечательно. Только очень прошу, не нужно одной купюрой. Сами знаете…

– Да, да. Конечно.

Выйдя на улицу, она засмеялась от радости. Точь-в-точь как та женщина.

– Секундочку! – крикнул им вслед хозяин. – Когда я говорил про «немного волшебства», это была не просто фигура речи. Надеюсь, вы вскоре в этом убедитесь. Будьте счастливы!

– Если честно, я бы так и спала с этим чудом, не снимая, – улыбнулась Зайка, когда поздно вечером они добрались до гостиницы и рухнули в кровать.

У Медвежонка были несколько иные планы. Так или иначе, гарнитур пришлось снять, но Зайка не стала убирать кулон и серьги в коробочку.

– Пусть лежат на тумбочке, – счастливо улыбаясь, пробормотала она. – Вот проснусь ночью, посмотрю на них и еще раз порадуюсь.

Он старался ступать неслышно, а оказавшись у этой двери, вообще перестал производить какие-либо звуки. Даже шелест одеяния из черной саржи казался ему неуместно громким. Брат Мауро – достойнейший человек, добрый христианин, да еще и чрезвычайно прост и приятен в общении. И все-таки негоже беспокоить его в такой час. Чем бы он ни был занят – молитвой или работой, – это слишком важно, чтобы… Но и не сообщить нельзя.

Наконец он решился и постучал.

– Входи, брат Фабио. Я знаю, что это ты.

По голосу было понятно, что брат Мауро улыбается. Книги, карты, снова книги, свитки – комната, в которой работал брат Мауро, с трудом вмещала такое количество бумаги. В дальнем углу стоял огромный стол, а на нем… Фабио каждый раз задерживал дыхание, подходя к этому шедевру, который с каждой новой деталью становился все прекраснее.

– Решил немного подправить китайские лодочки, – сообщил брат Мауро, указывая пальцем на один из фрагментов огромной круглой карты. – Вчера разговаривал с одним торговцем, он по моей просьбе изобразил такую лодку. Рисовальщик из него, конечно, неважный, но старательный. Весьма наблюдательный человек. Кажется, я допустил пару неточностей.

– Но ведь они такие маленькие, кто сможет разглядеть?

– Господь и я. Этого более чем достаточно. Скажи, что за дело у тебя?

– К вам пришёл один путешественник. Умоляет о встрече, пусть и совсем короткой. Говорит, что ради нее проделал очень долгий и трудный путь.

– Ну так проводи его сюда.

– Я так и сделаю, брат Мауро. Хотел лишь предупредить, что человек этот показался мне довольно странным.

– Все путешественники – люди не слишком обычные, иначе сидели бы по домам, – улыбнулся Мауро. – Пусть приходит. Мы успеем поговорить до вечерней молитвы. Веди.

Вошедший посетитель поклонился брату Мауро и скинул капюшон. Немного за тридцать. Высокий лоб, ясный взор. Длинные волосы, доходящие до плеч. Бородка. Усы. Не здешний, точно нет. И не из тех купцов, что не так давно приходили и рассказывали о чудном городе Самар, что на реке Итиль. Он… Сектор XXVIII. Господь Всемогущий!

– Что вы, что вы, святой отец! – посетитель успел подхватить брата Мауро, у которого внезапно подкосились ноги. – Я не Он. Совсем не Он.

– Простите, – прошелестел посиневшими губами священник. – Мое время на исходе, иногда кружится голова, да и зрение подводит. Бога ради, простите. Из каких земель вы прибыли? Говорите как настоящий венецианец, но меня гложет сомнение…

– Вы правы, святой отец, – улыбнулся гость. – Родился я как раз в секторе XXVIII, а потом перебрался в… Этой земли нет на вашей карте, брат Мауро.

– Мир Господень так велик, так многого мы еще не знаем… Но не возьму в толк – как могло случиться, что вот вы здесь, говорите со мной, а земли, из которой прибыли, нет на карте?!

– Дело в том, – загадочно улыбнулся незнакомец, – что Америго Веспуччи сейчас всего пять лет, а Кристобалю Колону, он же Христофоро Колумбо, – целых восемь.

– Я не понимаю… Вы смеетесь надо мной? Если так, то прошу…

– Не только не смеюсь, а испытываю глубочайшее почтение. Да, я путешествую, хотя и не совсем так, как здесь понимают путешествия. Мои странствия длятся недолго, но сопряжены с большими опасностями, ибо каждый раз я не знаю, вернусь ли домой, а если вернусь, то домой ли. Сейчас я здесь, потому что мечтал увидеть вас, святой отец. И поговорить с вами, кое-что рассказать и даже показать. Вы позволите?

Брат Мауро молча кивнул. Гость извлек из-под плаща небольшой темный предмет. Провел пальцем по боковой кромке, и поверхность предмета засветилась.

– Только не пугайтесь. Смотрите на ту стену. Вот так. Смотрите и слушайте, брат Мауро. Вы это заслужили.

Старый священник плакал. О, как невозможно, сказочно прекрасно! Очертания новых континентов в голубой дымке, словно ты летишь на ангельских крыльях высоко-высоко… Гигантские города, движущиеся по улицам механические кареты, железные птицы в небе. И люди, столько людей! Совсем другие люди. Те, что будут очень нескоро, будут, когда от праха самого брата Мауро не останется и следа. И что с того? Спасибо тебе, Господи, за то, что показал мне это!

– Я не знаю… – шептал он. – Мой разум не может вместить. Непостижимо. Боже, что это?!

– Луна, святой отец. А это, сейчас увеличу, кратер Фра Мауро. Назван в вашу честь.

– Не могу поверить. Должно быть, я сплю. Тогда это самый волшебный сон из тех, что мне приходилось видеть.

– Святой отец, признайтесь, вам не хочется нанести на свою карту хоть что-нибудь из того, что вы видели?

Старик помолчал, прикрыв глаза.

– Нет, – наконец решительно сказал он. – Это будет нечестно. И… преждевременно. Я не имею права опираться на свои видения.

– Но разве видения святых отцов…

– Не такие. И не забывайте, я не только монах, но и ученый. То, что позволено монаху, ученый себе позволить не может.

– Благодарю вас, святой отец. Благодарю от души за этот ответ. Мне было очень важно его услышать.

Послышался еле различимый, но настойчивый писк. На боковой стороне предмета, который гость держал в руке, загорелся красный огонёк.

– Мне пора, брат Мауро. Для вас настает время вечерней молитвы, а для меня – возвращения. Надеюсь, что благополучного.

– У меня есть один вопрос. Скажите, счастливы ли вы?

Гость печально улыбнулся и помотал головой.

– Нет. Прощайте, святой отец, и да хранит вас тот, в кого вы верите.

– Прощайте. Умоляю, еще мгновение. Как… Как назывался тот чудесный плод, который, как вы говорите, у нас в Италии назовут «помодоро»?

– Томатоаттль, – улыбнулся гость. – Солнечная ягода.

И исчез.

Ноги брата Мауро вновь отказались служить своему хозяину, и лишь столь вовремя подоспевший брат Фабио спас его от падения.

– Он даже не успел сказать, как его зовут, – слабым голосом проговорил старик.

– Кто, брат Мауро?

– Путешественник, которого ты привёл ко мне.

– Я никого не приводил сегодня, – в голосе Фабио прозвучала тревога. – Вам нужно отдохнуть, брат Мауро. Великий труд близится к завершению, вы совершенно себя не щадите. Позвольте проводить вас до кельи.

– Нет, нет, благодарю. Я должен быть на общей молитве. Точно никто не приходил?

Новые земли… Откуда это? Ну да, конечно, однажды кто-нибудь обязательно откроет новые земли, и контуры мира Господня расширятся, и, может быть, станет хоть немного яснее Его великий замысел. Фра Мауро шёл по монастырским коридорам, опираясь на руку Фабио. В какой-то момент вдруг всплыло странное и смешное словечко «томатоаттль», но еще через мгновение брат Мауро забыл и его.

Зайка сидела на кровати, скрестив ноги по-турецки, и боролась с непокорными волосами.

– Нет, надо все-таки сделать стрижку. Короткую. Больно, – сердито прошипела она.

– Даже не вздумай, – высунулся из душа Медвежонок. – Я всё слышу и не разрешаю.

– Ух ты, ох ты, какие мы страшные. Ладно, я еще подумаю. Слушай, какой мне сон сегодня снился, это вообще! Словно кино смотрела.

– Я там был?

– Извини, нет.

– Ну, тогда точно рассказывай.

– Помнишь, два дня назад мы видели карту, круглую, большую такую. В музее.

– Мы там много чего видели, у меня через десять минут все в голове перемешалось.

– Ну, фра Мауро, монах такой. Карту эту составил, картинки маленькие, подписи там. Помнишь?

– Вроде помню. И что?

– Ну, типа явился к нему один. Из будущего, похоже. И давай рассказывать, как на самом деле всё выглядит, этот монах ведь даже про Америку ничего не знал.

– И что?

– Предложил дорисовать.

– А тот?

– Отказался. Мол, ученый я, не имею права. Вот когда откроют, тогда и нарисуют, кому положено.

– Дурак. Я бы точно дорисовал. Шанс на то и шанс, чтобы его использовать. А кто задирает нос, мол, я чистый и праведный, тому хрен без масла. Кстати, насчет масла. Пошли скорее на завтрак, осталось двадцать минут. Небось, всё сожрали уже.

– Идём, идём уже. И все-таки я думаю, что без него не обошлось. – Зайка ткнула пальцем в лежащий на тумбочке гарнитур. – Говорю же, словно кино смотрела. Продавец ведь говорил про волшебство, помнишь?

– Да, что-то такое говорил. Шестнадцать минут.

– Всё. Идём.

Гарнитур не оправдал больших ожиданий, возлагавшихся на него в связи с новогодним корпоративом. Нет, конечно, все говорили «надо же какая красота, небось кучу денег угрохали». Но при этом у Филимоновой на шее красовался кулон с приличным бриллиантом, Сапрыкина вообще напялила что-то невообразимое, точно подарил очередной хахаль, они вокруг неё, словно мухи вокруг дерьма, постоянно роятся. И даже эта тихая евреечка Штейнберг где-то раздобыла очень даже ничего себе золотую цепочку. Старинную. Из фамильных сокровищ.

Зайка тогда с горя изрядно набралась, творила, говорят, что-то невообразимое. Слава богу, ничего наутро вспомнить не смогла. Но осадочек, что называется, остался. Гарнитур был заключен в картонную тюрьму и куда-то убран. Вскоре Зайка о нем забыла.

Через год Медвежонок получил долгожданную должность с переводом в Москву, у Зайки тоже кое-что начало вытанцовываться. Все-таки мир не без добрых людей, и в столице они тоже водятся.

– Лена, я сегодня поздно. Ты поужинай сама, а завтра вечером сходим куда-нибудь, я столик закажу.

– Опять бабы? Опять весь духами и не только духами пропахнешь, хоть дом целиком проветривай?

– Да что ты, Лен. Какие бабы? У нас серьёзная мужская встреча. Надо вопросы разные порешать. А это долго, ты же знаешь.

– Знаю. Между прочим, у меня завтра три суда. Какой там ресторан, еле ноги буду волочить.

– А ты быстренько посади кого надо, и поедем кутить.

– Подумаю.

– Кстати, я тут искал одну штуку, порылся среди коробок со всяким старьем и нашел коробку. Помнишь, на Мурано покупали?

– Продавцу этому морду бы начистить. Ты был прав, Серёж, он нас развёл. А где коробка?

– В спальне оставил. Все, Лен, я побежал. Чмоки.

Оставшись в одиночестве, она вздохнула. Серьёзная мужская встреча, ага. Знаем мы эти встречи. Ну, гуляй, гуляй. Не разводиться же. А я завтра развлекусь. Ох, развлекусь.

Она открыла бар, вынула бутылку Хеннесси и щедро плеснула в коньячный бокал. Не будем мы тут бухло по краям гонять, принюхиваться и ахать. Рраз – и готово. И ещё раз. И, наверное, ещё. Да. Теперь хорошо.

Муж знал, но не смел перечить, у самого рыльце было в изрядном пушку. На работе тоже догадывались, но нынче такие времена, что все пьют. Никого этим не удивишь. Без бухла через пару дней крыша съедет совсем, и уж лучше пить, чем закидываться или, хуже того, колоться. Ну так с кем завтра: с Варфоломеевым или со Смирновым? Пушкарев тоже подкатывал. Может, с ним?

Напевая под нос что-то попсово-легкомысленное, она подошла к зеркалу. Ну так… Свежесть не первая, но в её возрасте многие выглядят почти старухами. А она очень даже ничего. И грудь, и ноги, и зад. А лицо – ну для этого макияж и придумали.

Почему-то ей вдруг захотелось примерить тот гарнитур, В спальне, значит. Дойдем и до спальни.

Чуть пошатываясь, она взобралась по лестнице на второй этаж, вошла в спальню и открыла коробку. Вот он, красавец. Сейчас мы его наденем, к зеркалу подойдем… Да твою же мать!

Вместо завораживающей океанской глубины, вместо манящих золотых звездочек – грубая сине-зеленая стекляшка. Дешевая китайская поделка. Развёл-таки. Старый макаронник. Развёл. Слетать бы сейчас туда, найти его и отвесить ему по-нашему. Жаль, теперь не слетаешь.

Кулон и серьги полетели на пол и – каждый предмет по своей траектории – куда-то под кровать. Пинки вышли яростные, но неточные. А завтра, как назло, три суда. Ничего, дела однотипные, все схвачено. Дискредитация, экстремизм, впаяем голубчикам по полной. Ох, не повезло вам, что ко мне попадете. Зато быстро. Рраз – и здравствуй, цугундер. Сгниете, суки.

Судья Елена Васильевна Денисюк сверкнула глазами, тряхнула короткой стрижкой и, намеренно громко топоча по ступеням, спустилась вниз – допивать Хеннесси.