• 2017-4 (18)

Галерея

С самого раннего утра на главной площади царит суета. Город встречает Папу Римского. Городу не до меня.

Ковровые дорожки, экраны, горшки с цветами, микрофоны… Полицейские — небольшими кучками для порядка. Неподалеку несколько рано прибывших паломников или просто зевак…

Конечно, ему не до меня…

А я буду, как всякий, покинувший давным-давно родные места и вернувшийся через много-много лет, бродить, опьяненная счастьем, и внюхиваться в каждый росток, всматриваться в каждый камень, вслушиваться в каждый щебет именно тех птиц…

Интересно, куда меня занесет сегодня… Чего я жду? Что ищу?

А может, в картинах…? Да! Они определенно хранят в себе все с самого начала своего создания — они не отвергнут меня, они все вспомнят…

Картинная галерея прямо здесь, на площади — далеко идти не надо.

— Проходите, сегодня день открытых дверей, — вяло проинформировала кассирша.

Кажется, я единственный посетитель…

Здесь нет привычной музейной прохлады. Кондиционер работает лишь в нескольких залах, да и то еле справляется.

Тинторетто. Точно! Сперва был он. Я никогда не задерживалась у этого полотна — отпугивали персонажи, да и сама живопись мне не нравилась из-за слишком мрачных тонов. И вообще, я любила голландцев.

Вот он — мой любимый Питер Класс! Этому натюрморту была посвящена первая курсовая… Сдержанная цветовая палитра, слегка перегруженная композиция… A как нравились мне вот эти «Играющие в кегли» Тенирса, так напоминающие Брейгеля…

Жарко. В этом зале открыты окна. Подхожу к самому ближнему. Увы, на улице полдень, и утренней прохлады как не бывало. Из окна вид прямо на ту самую, строящуюся для Папы площадку, а в самом низу, под окном — небольшой внутренний дворик.

И тут я вижу то, что долгие годы стояло именно там, где будет сегодня понтифик. В этом самом дворике, на дне пустого, выкрашенного в голубой цвет бассейна, покоится обезглавленная статуя… Ленина. Фантасмагория!

И вновь откидывает меня к иным временам.

Почему-то вспомнился первомайский школьный парад… Мы маршем проходим мимо главной трибуны… На нас яркие платья. Помню, как старательно мы тогда сами же их шили. Со мной ли все это было?

А сегодняшние люди соберутся здесь совсем по другому поводу, и будут у них такие же радостные, светящиеся лица, как тогда у нас…

— А вот и Айвазовский, — голос гида прервал мои воспоминания. Я оглядываюсь.

— Так он же море рисовал, а тут гора, — кто-то из небольшой группы посетителей для верности подходит ближе к картине и зачитывает — «Арарат».

— Гора, говорите… Посмотрите лучше в окно, — гид подходит к моему окну, — вот она, та самая библейская гора, — продолжает он и указывает в сторону почти того самого места, ну на котором сперва Ленин, потом Папа Римский… — во-о-он там, видите? Жаль, сегодня заметны лишь контуры… Во-o-o-oн оттуда идет Ной и ведет свой народ… Видите?

Посетители несколько раз переводят взгляд от Айвазовского к окну и обратно, понимающе кивают и двигаются к следующей картине.

А я продолжаю стоять и еще долго всматриваюсь в далекое марево, пытаясь разглядеть…

 

 

Красный. Желтый. Зеленый

Это, наверное, неправильно — думать о смерти. Но я думаю. Часто. Не потому, что большая половина прожита, не потому, что войны и брошенные дети, не потому, что страшит неизвестность, не потому, что другие берега. А просто мне кажется, это важно — помнить о ней. Хотя бы потому, что в эту самую минуту все наши роли куда-то сразу исчезнут. Растворятся. Останется просто «Я». За ролями вслед исчезнет и ВРЕМЯ — прошлое, будущее. Останется только НАСТОЯЩЕЕ.

У моих дверей лежит охапка горных подснежников. Таких бледно-бледно-сиреневых. Они пахнут свежестью и весной. Они пахнут бесконечной прекрасной жизнью. Ты, должно быть, встал рано-рано утром, чтоб успеть нарвать их до того, как я проснусь. А ведь идет снег с дождем и очень ветрено. Апрель. Мне лет четырнадцать, тебе — пятнадцать. Ты перебираешь струны и поешь. Я верю каждому твоему слову…

Здравствуй. Твой город — я прекраснее не знаю. Твой дом — болезненный мой бред. Ты так похож на поэта своей утонченностью и высоким лбом. Мы влюбились друг в друга с первого взгляда, как в кино. Оказалось, что так бывает. О чем мы говорим? Кажется, больше молчим. Да, просто молча бродим по твоему городу. Мы не знаем ничего друг о друге и не спешим узнать. Собственно, так и не узнаем. Только вот танец. Волнение настолько охватывает нас обоих, что, кажется, лбами мы друг друга не просто касаемся, поддерживаем, чтоб не грохнуться в обморок…

Ты же стоишь у полотна моего любимого художника, смотришь и почему-то улыбаешься. Или неслышно входишь в библиотечный зал и тихо дотрагиваешься до моего плеча. Я что-то конспектирую, ты листаешь альбомы. Говоришь, говоришь… о том, что обязательно должно случиться в твоей жизни. А ведь все так и случится. Мы где-то высоко над вечерним городом вдыхаем осень и свободу. Я знаю, что не ты будешь рядом со мной. Нет, не ты. Я люблю весь мир и тебя как его часть. Я улыбаюсь. Мне легко и спокойно.

А вот с тобой мы встретимся зимой. Будет январь. Хлопьями снег. Я в зеленой вязаной «смешной» шапочке и клетчатом пальто. Мы произнесем наши имена, протянем друг другу руки. И с той самой минуты, да-да, с той самой я пойму, что это — ты. В тебе всегда солнце. Оно играет в твоих глазах и рыжей бороде. Мы знаем друг друга давным-давно, может, даже несколько жизней. Как же это естественно, странно и волшебно, что мы вновь встретимся! Мне всегда хорошо с тобой. Я уже знаю. Ты рядом.

Но нет… не то. Не о том.

А может, это…

Это когда вечер, зима, фонари, снег и я — в санках с запрокинутой головой ловлю ртом снежинки.

Или так. На столе черешня — спелая, сладкая, яблочки — маленькие, ароматные, хрустящие…

Свежеобжаренные блестящие кофейные зерна на газете.

Или сентябрь, школа, а дома — все, и запах только что замаринованного красного перца.

А на улице жгут листву.

А вечером. Прямо в окна светится «Ателье мод» тремя прекрасными женскими фигурами в шляпках, с сумочками и на каблучках. Все они завораживают своим неоновым свечением — красным, желтым, зеленым. Красным. Желтым. Зеленым…

Нет, не то опять. Зыбко, иллюзорно…

Но подожди, подожди… Это ведь жизнь.

Что-то должна была понять, что-то изменить… Успею ли? Получится ли? Ну давай, давай, вспоминай… например, людей. Хороших, приятных, счастливых, любимых. Зачем? С ними и так все благополучно. Других, других давай вспоминай — тех, от которых боль и никуда не деться — они всегда внутри нас. Изо дня в день, лоб в лоб, локоть к локтю. Что сейчас? Они по-прежнему в том же статусе, а может, исчезли из жизни, а может, пребывают в вечной роли учителей?

Все!

Подожди, подожди… а дальше?

Дальше — как всегда.

Возвращаются роли, возвращается время — прошлое и даже будущее.

И «Я» уходит со мной за хлебом.

Долго стоит на перекрестке.

Красный. Желтый. Зеленый.

Красный. Желтый. Зеленый.