Да никогда такого не случалось! И случиться не могло! И все-таки произошло? Или ничего не произошло — так и не о чем говорить? Или есть о чем?
Как будто назойливый комариный рой в июльскую ночь (это в декабре-то), вопросики вились в гудящей и звенящей голове Киры Рыжкиной, тридцативосьмилетней замужней матери сына-подростка, высоконаучной заведующей отделом биохимии одноклеточных организмов. Она сидела одна в купе ночного поезда, везшего ее через зимние поля домой с очередного симпозиума, и пыталась выстроить все произошедшее и не произошедшее в одну линию.
Когда это все началось?.. Пожалуй, в прошлом году... И ведь все было чудненько в жизни! На работе наблюдался полный ажур: все довольны и даже счастливы, начиная от шефини и заканчивая лаборантами. Дома тоже имело место сплошное крем-брюле: муж Валентин — крутой университетский математик, а в свободное от работы время — милый близорукий увалень-губошлеп, не сильно пригодный в быту, любящий папочка и заботливый супруг, любитель задрыхнуть на диване перед телевизором, короче говоря, вполне нормальный мужик; четырнадцатилетний длиннорукий сынуля Леша — умница (отличник, гордимся!), хитрюга (мать, следи в оба, не лови ворон!) и немного лентяюга (весь в папочку!). Кира звала своих мужиков Валик и Лежик, поскольку между ними постоянно шла борьба, кто первый шлепнется на диван и будет там роскошно валяться, а кому достанется по остаточному принципу разлапистое и расшмяканное кресло очень пожилого возраста. Из пожилых в доме обитали также свекор Гарий Егорович и свекровь Виола Валерьевна — веселые седые дети, профессора истории на пенсии. Они все еще писали научные статьи, вели долгие и бурные профессиональные телефонные споры с бывшими коллегами, свободно владели французским, английским и итальянским и уже изрядно натаскали любимого внука по всем трем указанным направлениям. Кроме того, Виола (так ее даже Лешка звал) под настроение баловала семейство всякими жульенами-бульонами-крюшонами, наполеонами-безе-эклерами и прочими кулинарными радостями. А уж при любом раскладе сварить огненный борщ, соорудить жаркое или кулебяку — так это тоже было за милую душу! Кира даже шутила: «Как правильно говорить: «свекровь-сокровь» или «свекровище-сокровище»?» Гарий Егорович всегда лез на кухне под руку своей жене, таскал со сковороды кусочки чего-нибудь уже почти готового, но еще без соуса, вылизывал остатки крема из мисочек, за что шутливо бывал бит накрахмаленным полотенечком.
Так вот, среди всей этой семейной разлюли малины Кире в прошлом году стукнуло в голову... Почему — неизвестно... Может, страх перед надвигающимся сорокалетним рубежом, может, какие-то гормональные завихрения... Да какая теперь разница! Короче говоря, она вдруг положила глаз на Леона Краснова, своего бывшего однокашника (на два курса старше), а нынче коллегу по интересам, трудившегося в соседней области при тамошнем университете. Они и прежде встречались на разных научных «сворумах», как именовал подобные мероприятия Гарий Егорович, и просто кивали друг другу как давние соученики. А тут Рыжкина вдруг прозрела: ах, кудрявая темная шевелюра с проседью и такая же борода, поджарая фигура, пружинистая походка хищника в саванне, желто-коричневые глаза под широкими черными бровями — ну, в общем, все ясно! Она как бы просто так, из спортивного интереса, немедленно пустила в ход все свое обаяние: строила глазки, дефилировала и слегка крутила пятой точкой чуть ли не перед носом у объекта, в перерывах между заседаниями прыскалась нежнейшими французскими духами, чтобы ароматное облачко достигло чуткого носа биохимика... Да мало ли что еще есть у женщины в арсенале... Но до жирафа в той самой саванне уже давно дошло бы, что на него ведется охота. А Леон тупо ходил мимо — и ни в одном глазу! Лишь к закрытию конференции он что-то почуял, заподозрил, подобрался и внимательно-вопросительно зыркнул на Киру, но это был день отъезда, и поезд уже ушел, точнее, уже уходил, в буквальном смысле слова!
Два дня назад она снова оказалась на одном симпозиуме с Красновым. Могла туда вполне не ехать — тематика была не совсем родственная. Но — поехала! Преднамеренно и, как ей казалось, очень коварно! Взяла командировку в отделе кадров, упаковала в чемодан все для боевого раскраса и пару облегающих платьев — благо, фигура очень даже позволяла — и ариведерчи, дом родной!
Мероприятие было рассчитано всего на два дня, а доклад Рыжкина делала уже на первом утреннем заседании. Перед выступлением она разглядывала себя во всех расположенных по ходу следования зеркалах и осталась довольна: платье цвета кофейных бобов подчеркивало все, что нужно. Кулон и серьги из камня «тигровый глаз» отлично гармонировали с каштановыми волосами и карими глазами. Кира подумала, что «тигровый глаз» — это как раз у Леона. Хотя тигры вроде в саваннах не водятся... В раздумьях на эту тему она поднялась на трибуну и выплеснула в зал море шарма вперемешку с умными фразами. Краснов сидел в четвертом ряду и пялился на Рыжкину совсем не по-научному. Докладчица скромно опустила глазки, грациозно склонила хорошенькую головку в ответ на умеренные аплодисменты зала, ответила на вопросы и триумфально уселась на свое место в третьем ряду.
После заседания коварная соблазнительница пробиралась к выходу из зала и боковым зрением заметила, что «тигр» вышел на охоту и следует за ней. В вестибюле Леон подошел к однокашнице очень близко и подчеркнуто безразлично сказал: «Привет! Поздравляю с отличным докладом! Ты сейчас обедать или в гостиницу? Я на четвертом этаже поселился, в четыреста двенадцатом номере. А ты?» Кира заметила ему, что всех участников симпозиума поселили на одном и том же этаже. Ее визави радостно воскликнул: «О! Значит, почти соседи! Слушай, у меня есть отличный кофе в номере... И коньячок тоже недурственный... Приходи ко мне в гости вечерком, отметим твой удачный доклад, обсудим наши общие научные интересы! Часиков в семь, хорошо?» Пока Кира открывала рот для ответа, он помахал ей рукой и молниеносно ввинтился в толпу коллег.
Оставалось закрыть рот, взять в гардеробе шубку и выйти на улицу. Щеки горели, внутри все кипело! За кого он ее держит, скажите на милость?! Что за наглец, а?! Надо немного прогуляться, успокоиться, потом вернуться в зал, найти Краснова и высказать ему все, что следует! Неужели этот нахал думает, что Кира вот так прямо и побежит к нему в номер?! И внезапно она себе ответила: да, он думает именно это. А что он должен думать, если ты перед его физиономией задом крутила? Ну, пусть не крутила, пусть просто элегантно ходила свободной походкой от бедра, как настоящая манекенщица на подиуме... Вот теперь и получай! Дура набитая! Ты же себе романтическое свидание вообразила: вечер, фонари сияют, двое идут по тихой улице и любуются искрящимся в лунном свете снегом... И Леон нежно обнимает за плечи, и напоминает, что скоро Новый год, и два города расположены совсем не так далеко друг от друга, и спрашивает, какое шампанское ей больше по вкусу — сухое или полусладкое... И потом осторожно целует ее в губы... А она грустно говорит: «Лео, милый, я замужем... Я должна думать о семье, о сыне...» А он...
Тьфу, идиотка! Вот вечно куда-нибудь влипнешь! Добилась своего, да? Приглашение «в нумера» получила? Довольна? Обожди, а ты уверена, что Краснов тебя с целью, так сказать, сексуальной эксплуатации к себе в комнату позвал? Может, ему просто коньячку не с кем выпить, а ты придумала какую-то ерунду? Может, он и в мыслях не держал тебя клеить? Пригласил коллегу-однокашницу разделить с ним скучный гостиничный вечер — и не более того? Разольет коньяк по стаканам (бокалы вряд ли в стандартных номерах водятся), кофе по чашкам — и пойдет задушевная беседа на тему биохимии пищеварения у амеб... Да так оно скорей всего и есть! Он же не ненормальный — вот так, прямо сходу секс предложить! Ну, пусть не прямо, а так, намеками, — но вот так сразу взять и предложить??? Нет-нет, это было бы совершенно неприлично для интеллигентного человека... Он же не бомж какой-нибудь... Значит — что? Значит, просто обычный дружеский визит одного научного сотрудника к другому. Значит что, идти к семи вечера в номер четыреста двенадцать? А если не идти, то он подумает, что она подумала, что он подумал... Тьфу, Кирка, что ты несешь? Кстати, послеобеденное заседание уже идет. Ну, и пусть идет! Ничего там интересного не предвидится. И вообще, это не ее тематика. Можно погулять, точнее, прогулять. Но холодно, ветер поднялся, прямо насквозь продувает. Надо возвращаться в гостиницу, а то так и простудиться недолго.
Кира вошла к себе в номер и решила принять душ, чтобы согреться. Долго стояла под теплыми струями, ласково отмывала волосы от шампуня. Потом крутилась перед большим зеркалом в ванной, рассматривая себя и так, и этак... Хороша! Очень хороша! Плоский живот, стройные бедра, никакого целлюлита... Все тип-топ... Валентин сразу с ума сходит, когда ее голой видит. Вот... Муж тебя любит... А ты собиралась на романтическое свидание с этим тигриным субъектом! Укротительница хренова! Ладно, брось, какое там свидание? Просто деловой кофе с товарищем по работе. Обсуждение дальнейших научных планов. Так, кажется, Краснов обозначил тему встречи?
Кстати, который час? Ух, ты, уже половина седьмого! Значит, так... Деловая юбка, кашемировый свитерок... Пожалуй, вот эти строгие бусы... Да, и серьги к ним... Макияж совсем неяркий. Так, чтобы он не подумал, что она подумала, что он... Слушай, ты опять нудишь? Ну, все, можно идти. На деловые встречи следует являться без опозданий, это вам не любовное рандеву.
Где этот самый номер? Слушай, подруга, а чего у тебя сердце так колотится? С каких пор ты нервничаешь, отправляясь на скучные научные мероприятия? А вдруг он и правда на секс звал? Может, ну его, этот визит? Может, повернуть обратно? Ой, кажется, я в дверь нечаянно постучала... Автоматически... Все, теперь поздно убегать... А вдруг он подумает, что я подумала, что...
Леон открыл дверь и пропустил Киру в комнату. Он был одет в помятые джинсы и белую футболку, тоже не сильно глаженную. Верхний свет был погашен. Горел только торшер в углу. На столе никаких признаков обещанного дружеского ужина не наблюдалось. Зато кровать была не застелена. Или расстелена. Гостья растеряно взглянула на хозяина номера, потом повертела головой вправо-влево: может, кофе и коньяк стоят где-то на тумбочке? Но там валялись программа телепередач, несколько зубочисток и... И ничего больше. Это что еще за фокусы?! Что он себе вообразил?! Краснов с усмешкой следил за направлением взгляда приглашенной дамы. Потом сказал: «Ты душ ищешь? Тогда тебе сюда...» — и кивнул на дверь, ведущую в ванную.
Кира не шевелилась. Она почему-то перестала чувствовать ноги. Потом попятилась назад на этих самых бесчувственных ногах, ткнулась спиной во входную дверь, наощупь нажала пальцами на ручку и оказалась в коридоре. И вот тут она побежала. Помчалась. Не оглядываясь и не обращая внимание на колотящийся в горле пульс. Дверь в ее номер. Ключ вставить в замок. Все, теперь быстро захлопнуть дверь и повернуть ключ изнутри. Кира куда-то прислонилась, кажется, к шкафу, и стояла так несколько минут, пока, наконец, смогла нормально дышать. Прислушалась. Тихо. Кажется, за ней никто не гнался. Или гнался, а она не слышала? И он сейчас стоит там, за дверью?
Рыжкина быстро зашвырнула свои пожитки в чемодан, надела шубу, влезла в сапоги, повесила через плечо сумочку с документами, взяла в правую руку зонтик с железным острием по центру и решила: если он там, за дверью, надо двинуть его зонтиком по башке и бежать. Или закричать. Так. Левой катим чемодан, в правой держим зонтик. Открываем дверь в коридор. И... И никого тут нету. К лифту. Быстро. Портье. «Извините, я хочу сейчас уехать. Да, номер заранее оплачен. Вот ключ. До свидания».
Ух, повезло! Успела вскочить в автобус до вокзала. А что это за такси следом? Или не следом, а просто так? Свернуло в сторону. А вот еще одно такси. Нет, это тоже свернуло. Вокзал. Кассы. Очередь небольшая. «Будьте добры, один билет на ближайший проходящий поезд, если можно, купейный вагон. Через десять минут отходит с третьей платформы? Давайте. Я успею. Спасибо». Бегом. Вот он, поезд. Пятый вагон. Вот он. Коридор. Глянуть в окно. Столько людей на платформе, не поймешь в темноте, кто там стоит. Скорей в купе. Никого. Пусто. Дверь на защелку. Кажется, поехали... Все, убежала... А, может, никто и не гнался? Кому ты нужна, идиотка? Помнишь старый анекдот про неуловимого ковбоя Джо? «Что, неужели его никто поймать не может?» — «Да нет, просто никто не ловил». Может, никто и не ловил. Все это от волнения и от глупости. Дурочка в стрессе. Вроде, как жаворонок в тесте. Нет, из теста... Никто не ловил...
Стук в дверь?.. Ах, это проводница... «Да-да, пожалуйста, войдите... Вот мой билет. Чаю? Да, очень хочу. И печенья какого-нибудь, если можно... Печенье «Зоологическое»? Да, «Зоологическое» сейчас как раз очень кстати...»
Краснов захлопнул дверь, не закрытую сбежавшей гостьей. Пожал плечами. Зевнул. Почесал пятерней живот. Открыл банку пивка. Щелкнул пультом. Уселся перед телевизором смотреть футбол. Немножко подумал о Кире. Что за чокнутая, а? Ведь еще в прошлом году на конференции круги выписывала, выпендривалась, стройную газель из себя изображала... И сегодня на трибуне прям чистый Голливуд показывала... Звезда науки и мирового кинá! Да кому ты нужна, вобла плоская! Ну, хотела ты — я позвал... Так и радовалась бы! Чего было затевать эту волынку, если ты такая вся из себя честная и неприступная? Ты чего сюда приходила? Кофэ и какаву пить? Еще и по коридору ломанула, как призовая лошадь на ипподроме! Да кто за тобой гнаться собирался?! Сто лет ты мне снилась! На нашей кафедре три молодых лаборанточки-цыпочки обо мне мечтают оптом и в розницу! Персики в соку, не чета тебе! Катись к своему супругу, или кто там у тебя! Идиотка! Антилопа гну!
На этом тема была исчерпана. Леон хлебнул пива и начал вникать в подробности первого тайма, но через некоторое время уже храпел в кресле.
Кира сидела на полке, завернувшись в одеяло, и смотрела в темноту, изредка разбавляемую пунктирами фонарей на полустанках или мелькающими квадратами полуосвещенных окон встречных поездов. Внутри у нее было пусто, как на черном шоссе, бежавшем сейчас параллельно составу. Не получалось себя ни ругать, ни ненавидеть. Пережитый испуг медленно ослабевал, как отходит местный наркоз после визита к стоматологу. Его место постепенно занимала какая-то противная липкая дрянь. Да уж, чуть не влипла... Как муха... Летела на варенье, а оказалось — на густое варево из мухомора. Хорошо, что вовремя ноги унесла.
В сумочке нашлась шоколадка. Горьковато-сладкий вкус во рту почему-то быстро помог, и ощущение клейкой мерзости внутри бесследно исчезло.
Стоп! Надо прекратить себя есть. Ничего не случилось. Ничего не было. Ничего не произошло. Вот так и повторять. Как заклинание. Или свидание в воображении — это все равно свидание? Или чуть было не произошедшая жизненная катастрофа — ведь случилась бы катастрофа, да? — это все равно ужас? Даже если она не произошла?
Еще от шоколадки откусить. Минералкой запить. Нет, все нормально на самом деле. Ну, зашла, ну, поняла, что сейчас будет, ну, убежала... Ничего такого особенного. Или чего?
Четыре часа утра. Поезд в пять утра прибывает. Транспорт в это время еще не ходит. Надо Валентину позвонить. Пусть встретит на машине. Где мобильный? Так. Полностью разрядился. Экранчик темный и пустой. Как окно купе... Как у Киры внутри... Ладно, возьмем такси. А муж пусть спит. А то сейчас весь дом переполошит... Как же, Кирочка возвращается, вот радость-то! Виола на кухню помчится что-нибудь срочно готовить, кормить бедную голодную девочку, ведь на этих симпозиумах всегда кормят отвратительно! А Гарий Егорович все равно в пять утра каждый день подскакивает, делает зарядку, а потом совершает моцион вокруг дома — «для бодрости духа»... Зато Лешка будет дрыхнуть без задних ног... Надо, чтобы сразу десять матерей из командировки вернулись — может, тогда чадо почешется встать... У него сегодня контрольная по математике на первом уроке. Проследить, чтобы не проспал, ни в коем случае...
Уф, лифт в подъезде не работает... Ничего, дотащу я этот дурацкий чемодан... Где мой ключ?.. Ага, вот он... Ох, а почему свет в коридоре горит? И в гостиной тоже. Я же не звонила. Как они догадались, что я сейчас приеду?
Валентин выходит из комнаты... Почему так медленно?.. У него лицо такое, как будто оно из стекла сделано. «Кирочка, а я тебе звонил, звонил... И сообщения отправлял. У тебя телефон отключен был, да? Кирочка, как ты узнала? Кирочка...»
В коридоре появляется Виола. Лицо черное и плоское. Как ночное окно. Беда. Беда.
Валентин стоит и говорит стеклянным голосом непонятную фразу. «Кирочка... Папа умер... Скоропостижно... Вчера, в семь часов вечера...»