* * *
Все можно проверить по датам —
как время неслось над страной,
как ехали мы в сорок пятом
в Москву из Ташкента домой.
Сначала — полынные степи
и справа за ними Арал,
а дальше — родимые крепи,
которых еще не видал.
Мы жадно в окошко глядели —
под грохот державных колес
сливались в мелькании ели
в прожилках от белых берез.
Мелькали платформы, селенья,
огни, полутемный вокзал…
Все помню восторг, умиленье,
что сам, как и мать ощущал!
Под веянье красного флага
то солнце в окошках, то дождь…
Ни дела врачей, ни Гулага
и Сталин — не изверг, а вождь.
* * *
Береза желтая над крышей,
густая очередь у стен,
и флаг израильский колышет
приватных ветер перемен.
Что ищут там, что здесь теряют?
Порой поймешь не без труда,
но уезжают, уезжают
и уезжают навсегда.
Их не пугают неустройства,
ведь мнятся воля и покой…
А тут, над крышею посольства
береза шелестит листвой.
* * *
Вплывем постепенно в осень —
деревья, люди и собаки,
но без мотора и без весел,
и без острот на полубаке.
И липа — листья наизнанку
от ветра, зябкого до стыни —
рыжеволоса, как гражданка,
что я встречаю в магазине.
А пожелтевшие березы
вдруг вызывают, право слово,
как от военной песни слезы,
(слова товарища Суркова).
Вон клен, Есениным воспетый,
вновь цвета неостывшей меди,
украдкой вспоминает лето,
как тополя, его соседи.
От этой красочной бравады
уже в глазах рябит, ей богу…
Ах, листопады, листопады
Завалят листьями дорогу.
* * *
Блеклые краски и мокрые листья,
дождик бесцветный и темные лужи,
вот уж рябина пунцовые кисти,
словно товар, выставляет наружу.
Дни непогоды, как привкус невзгоды, —
еле заметный нюанс уловите:
поздно хвататься, ах, где мои годы,
яркое лето и солнце в зените?..
Вырвался пар из дверей магазина,
ветер швыряется палой листвою,
осени поздней печальна картина,
но не грустней, чем пред вечной зимою.