* * *
С этим временем просто беда –
вот и август уже в середине,
а казалось – ещё среда,
а тебя уже нет и в помине.
И знакомый едва узнаёт,
когда видит на общем фото
(это если ещё повезёт):
«А вот здесь незнакомый кто-то».
Так бывает. Бывает и так.
А бывает – никак не бывает:
зазубрил себе свой гутен таг,
а никто тебя не вызывает.
Не смотри в запрещённый «брегет»!
Лишь учителю можно знать время:
пролетает оно или нет,
или вдруг замирает на время.
* * *
иванов зовёт иванова:
что-то, брат, на душе хреново,
не отведать ли нам хмельного?
не позвать ли ещё иванова?
иванов утешал иванова:
за тебя я порву любого,
хоть отца, например, родного –
вот моё ивановское слово.
иванов на груди иванова
прослезился: нигде такого,
не найду я такого родного –
ни в Иваново, ни в Иваново.
ну отведали, в общем, хмельного,
ну позвали ещё иванова,
ну прибили отца родного –
всё равно на душе хреново.
Отрывок из
...хорошо, я готов тебе верить на слово,
на полслова поверить готов,
так поверила Катенька Маслова,
а жених-то и был таков.
Воскресение всем обещано,
ну хотя бы – как выходной,
здесь не важно: мужчина ли, женщина,
здесь какой-то критерий иной.
Ест лягуха, как прежде, кузнечика,
заяц с волка три шкуры дерёт,
человечек грызёт человечка
и весёлую песню поёт:
нам ли быть, моя Маша, в печали –
самовар и горяч и пузат,
скоро будет у нас мундиале,
как я рад, как я рад, как я рад…
* * *
Кто-то ходит наверху,
спать не хочет, колобродит,
варит заполночь уху,
или чёрта за нос водит.
То скребётся словно мышь,
то сучит мохнатой лапой,
то заплачет, как малыш,
вспоминая маму с папой.
Это всё фантом, мираж –
не живут над нами люди,
самый верхний наш этаж,
выше только неба студень.
Ничего не говори:
снова – слышишь – ходит, ходит,
повторяет раз-два-три,
в жмурки с чёртом хороводит.