Бабочка-Книга
Словно первая бабочка мая,
принесенная к людям в жилье,
на ладони твоей оживая,
встрепенется вдруг сердце мое.
И, еще не поняв что такое,
пробуждаясь от смертного сна,
я увижу лицо молодое,
я почувствую: в мире весна!
Не навеки душа, а на время
покидает земные края,
чтобы в пору эпох обновленья
возвратиться на круги своя.
Эту жизнь до последнего мига,
эту повесть любви и скорбей
знак бессмертия, бабочка-книга,
распахнет на ладони твоей.
2003
Aliens
Вслушиваюсь в шум дождя,
в страстный шепот, в смутный шелест...
Кто же в этом мире я?
Может быть, и впрямь – пришелец?
Чую страх средь бела дня,
и висок от мысли ноет:
вдруг под кожей у меня
затаился гуманоид?
Он слетел сюда со звезд,
крепко стукнулся о паперть,
потерял зеленый хвост,
заодно отшибло память.
Не утрачена вполне
лишь способность к мимикрии -
то, что ценится вдвойне
в постсоветской пост-России.
Но бесхвостым как ходить?
Помню, плакал я ночами.
Равновесие хранить
Будда мне помог вначале.
Кое-как доковылять
до работы мог я вскоре,
институтская же б…ь
мне успела преподать
все, чему не учат в школе.
С непривычки-то, как бык,
так на телок и бросался.
Постепенно пообвык,
присмирел, пообтесался.
Накупил себе кассет,
пил и не однажды вдунул.
В общем, сделался как все, –
так, по крайней мере, думал.
В никуда ушли года.
Стерлись явные приметы,
что нагрянул я сюда
прямиком с другой планеты.
Выражением лица
не похож на инородца,
но вписаться до конца
ни фига не удается.
Заглянул на днях в бутик -
моего фасона нету;
и зарплата пахнет нефтью.
(Знаю, реет над страной
не чекист и не предатель,
а сверкающий стальной
жуткой челюстью вставной -
марсианский птеродактиль.)
В лошадином табуне
трудно быть единорогом.
Я живу в чужой стране,
окружен чужим народом.
И страдаю я сам-друг,
хоть порою вижу ясно:
много нас таких вокруг,
гуманоидов несчастных.
Нам по тридцать-сорок лет.
Где здоровье? Где фортуна?
У меня есть друг Олег,
он сбежал сюда с Арктура.
На Арсении вина –
с Лирой он порвал все узы.
Сашу верная жена
ждет в созвездии Медузы.
Жизнь по кайфу тут была -
водка с пивом и потеха.
А теперь пошли дела,
засосала ипотека.
Кто-то стал уж лысоват,
полюбил Россию нежно.
Не пойдет голосовать,
но сочувствует, конечно.
Кто в секс-шопе на углу
рекламирует новинки,
кто халву и пахлаву
предлагает всем на рынке.
Я по городу брожу,
на Полярную гляжу,
а со мной гуляет дама
с Эпсилона Эридана.
7 ноября 2011
Видения Земли
Решили с другом съездить в Подмосковье -
пособирать осенние опята,
полесу побродить дажизнь обкашлять.
Среди недели (я тогда работал
редактором журнала "Литучеба"
и потому был нищенски свободен,
а Саша - вольный человек посути)
в полупустую сели электричку
и скоро с Белорусского вокзала
в Звенигород отправились.
Когда-то
меня туда возили в детский лагерь
подряд четыре лета. Помнюясно
аллеи, корпуса, бассейн, теплицы,
поляну с деревом посередине,
с которого приятель мой сорвался
и ободрал себе бока о ветви.
За вычетом линеек пионерских,
полуденного сна и столованья,
играли целый день мы - в прятки, в салки.
Пинали мяч. Для более серьезных
работали кружки по интересам,
где вышивали, прыгали на матах;
кто в шашки, в шахматы соревновался,
кто мастерил модели самолетов
и запускал их в небо. Как-то даже
построили вигвам - и вот индейцы
в нем поселились: воины ходили,
забор перелезая, на охоту,
а скво для них готовили похлебку
из щавеля. Нас повязали гринго
и под конвоем повели все племя
за изгородь - была в лесной низине
березовая роща. Эту рощу
я вспоминаю часто. Чудо-роща!
там папоротник рос и мох стелился
вокруг берез, что широко стояли,
принарядившись, будто в праздник... Позже
вид места изменился в одночасье -
придя сюда из лагеря, внезапно
мы только пни да щепки увидали.
Мне почему-то сделалось так стыдно,
как если б налысо меня обрили.
А вскоре из березок настругали
богатырей нам, дедов бородатых, -
на капище похож стал детский лагерь.
Имелся там еще и настоящий
языческий курган.
Через пятнадцать,
а то и больше, лет я специально
из Жаворонков на велосипеде
туда приехал; разыскал наш лагерь;
спустился вниз, где вместо прежней рощи
лужайка до сих пор существовала.
Зашел на территорию, конечно,
добившись разрешенья у охраны.
Сентябрь настал уже, и дети в город
вернулись. Как лунатик, одиноко
бродил я по аллеям. Показалось
мне все каким-то маленьким, и даже
курган (я на него присел) как будто
стал ниже.
Ну да бог с ним! Я отвлекся.
(Считайте, что за это время с Сашей
добрались мы без всяких приключений
до нашей цели - смешанного леса
в окрестностях, теперь и вам знакомых).
Лес был пронизан светом. Голубое
в него заглядывало небо. Только
грибов не видно что-то под опавшей
листвой - сезон окончен, вероятно.
И вот когда, порыскав по опушке
ближайшей, горе-грибники задались
в уме вопросом, часом не пора ли
привал устроить (в рюкзачке у Саши,
бывалого походника, с собою
чай в термосе, орехи, сухофрукты), -
вдруг, словно кто-то угадал их мысли,
открылся вид - совсем такой как надо:
пологий берег озерца лесного
или речушки. Радостно глядели
мы оба на него. Ах, мать честная!
Какая ж красота в природе русской!..
Однако
вместо того, чтоб к берегу тотчас же
спуститься, мы еще раз попытались
искать грибы. Решили, что вернемся
сюда или в другом каком-то месте
на ту речушку выйдем непременно.
Награда за упрямство - две-три старых
червивых сыроежки, да масленок
попался подозрительного цвета.
Но главное - мы скоро заблудились,
свернули вправо - выбрались на свалку.
левее рыпнулись - там чьи-то дачи.
А между тем испортилась погода,
накрапывать стал дождь, потом сильнее
полил - так, будто кто-то рассердился
и нас прогнать желал отсюда. Все же
мы, наконец, огромный крюк проделав,
нашли то место... Жалкое болото,
засыпанное мусором, стоячей
водой своей напомнило о смерти.
С отчаянья мы здесь перекусили.
Ни говорить, ни думать не хотелось.
Уставшие, промокшие изрядно,
Пошли на станцию.
14-15 мая 2012