• 2024-2(44)

***

Не морщите расстроенные лица.

Настанет удивительный момент,

Когда последним перейдет границу

Оставшийся в живых иноагент.

Отечеству помашет дорогому

И в западную бездну упадет,

И все тогда, конечно, по-другому

В отечестве измученном пойдет.

Когда исчезнет пятая колонна,

В ручьях заплещет чистая вода,

И каждый продуктовые талоны

Получит без особого труда.

С рассветом солнце выползет на небо,

С утра трава покроется росой,

А в магазинах будет столько хлеба,

Что он заменит масло с колбасой.

Когда последний враг русскоязычный

Покинет достославные края,

Тогда бардак закончится частичный,

Тогда забреют всех от А до Я.

А кто устанет воспевать столицу

И восхвалять родную сторону —

Пожалуйста — поедет за границу

Довскапывать чужую целину.

Добиться бы такого контингента,

Чтобы совсем-совсем ни одного

В России не иметь иноагента,

А собственных агентов — большинство!

Настанет день, и Родина фасадом

Блеснет в рядах огней и площадей

Без тех, кто вечно путается рядом,

Без этих, кто мешает, - без людей.

 

 

***

Откуда мы? А мы из ниоткуда.

Мы из несуществующей страны.

Название? Пусть будет Рутлантида.

Она без флага, гимна и герба.

А где она? Лежит на дне болота.

А что там было? То же, что у всех:

Семья, учеба, первые любови,

Пломбир, а за 15 — крем-брюле.

И мы приходим иногда на берег

И долго вглубь бессмысленно глядим.

Там что-то вдруг сверкнет, а мы гадаем:

Не то разбитый водочный стакан,

Не то осколок дула автомата.

Увидим — и бежим скорее прочь,

Пока в болото нас не засосало.

О, слышите, там ваш играют гимн.

Красивый гимн у вашего народа.

А мы пойдем, не будем вам мешать.

Живем без гимна. Мы из ниоткуда

У вас проездом в больше никогда.

 

 

***

Пока освобождают города

От улиц, от домов и горожан,

По площади кремлевской, как всегда,

Поедет ископаемая ржа.

 

— О чем сегодня радостно поем?

За что в советский праздник водку пьют?

— О том, что убивали и убьем.

За то, что нас растопчут и убьют.

 

Гордись, сынок, фашистскою страной,

Допей до дна за родину, до дна.

Она славна безумною войной.

Войной и смертью, но зато славна!

 

Где мы прошли — руины и тела,

Где жили мы — развалины и грязь.

Но впереди великие дела:

Стрелять, бомбить и сдохнуть, помолясь.

 

Смотри, как наша армия лиха,

Как бодростью накачан старый вождь…

 

С трибун на площадь сыплется труха.

Труху смывает безразличный дождь.

 

 

Дом на Днепре

Жизнь твоя повисла на волоске,

Из укрытий — ванная, две стены.

Дома на Днепре строили на песке.

Как говорится, не было бы войны.

 

Помните, братья, нашу борьбу за мир?

Каждый народ каждым другим любим.

А какой был общий белый вкусный пломбир!

Мир да пломбир советский. Вот за них и бомбим.

 

Дом на песке на берегу Днепра,

Здесь вот отцы… мы же отцов сыны!

Рядом вместо дома уже дыра.

Что ж тут поделать, не было бы войны!

 

Нет, мы, конечно, нет говорим войне.

Что ж ты не готов за мир умереть?

Только бы не, только бы не бы не…

Только бы зажмуриться, не смотреть…

 

 

***

Здравствуй, русский фашист,

Как у тебя дела?

Какая мать, скажи, тебя родила?

Не та ли, что со мной сидела за партой одной

И насквозь пропиталась гордостью да войной?

Нет, она восставала против своей среды,

Но страна ж воевала, воевали ж деды!

Врали ей, больше врали, собственно говоря,

Но деды ж умирали! Значит, врали не зря.

Уши заткнуть пыталась, только не удалось:

Все равно пропиталась, пропиталась насквозь.

С криком «фашист разгромлен» да под победный свист

Был ты зачат и вскормлен, новый русский фашист.

 

Здравствуй, фашист, с фашизмом бьешься за мир?

Ведь деды ж вое.. ВОВ…СВО…вали трали-вали и др. и пр.

 

 

***

За что идет война? Ну как, за этих…

За тех, кого бомбили восемь лет.

Решили всех их разбомбить быстрее,

Чтоб восемь лет не мучились еще.

 

Да хрен бы с ними. Мы воюем против

Трансформеров. Чтоб не было бы их.

Чтоб если кто в трансформеры подался,

Чтобы его бомбили, а не нас.

 

Да не, вы все напутали, коллега.

Война у нас идет за русский борщ.

Священный русский борщ русскоязычный.

Вот за него мы все и разбомбим.

 

Да не, вы че, ведь мы воюем с НАТО.

Они напали у себя на нас.

Причем они напали вероломно:

То есть напали б, если бы мы не.

 

Да не, война за эту… за свободу.

Даешь свободу как в КНДР!

Ведь если б мы сейчас не воевали,

То Африка б в Америке была.

 

Ой, нет, война идет за наши недра

И ценности, их нонче дефицит.

Бывало, ценность в недрах откопаешь,

А тут уже трансгендеры с борщом.

 

За это вот, за этот вот за самый,

За то вот это надо воевать.

За Родину, за Сталина, за Шойгу,

За недра, мать твою и абырвалг!

 

 

***

На свете есть один сморчок,

Сидьмя сидит в столице.

Плешивый, рыхлый старичок,

Но все еще бодрится.

 

Он ест на завтрак малышей,

Причмокивая смачно,

И ботокс лезет из ушей

На пиджачок невзрачный.

 

Вот мать ребеночка несет,

Торопится бабенка:

Пускай он крови пососет

У моего ребенка.

 

Покушай дитятку мою,

Вождям полезны дети.

Да слопай всю мою семью,

Румяный благодетель.

 

А мы останемся горды,

Что довелось родиться

Молекулой твоей еды

И ботокса частицей.

 

 

***

Татьяна, русская душою,

Сама не зная почему,

Вооружась метлой большою,

Топила русскую Муму.

 

«Прощай, свободная стихия, —

Собака бедная поет, —

И вы, мундиры голубые...»

Но то потонет, то всплывет.

 

Плывет направо — песнь заводит,

Налево — сказку говорит.

А Шерлок Холмс бессонно ходит

За миссис Хадсон с Бейкер стрит.

 

И мыслит: «Через все препоны,

Хотя другому отдана,

Муму к туманам Альбиона

Всплывет Атлантики со дна».

 

Плыви, Муму, считая мили,

Глагол модальный изучи

И там собаки Баскервилей

Поддельный паспорт получи.

 

Разведай нам о той Европе:

Как проживает англосакс

И почему собак не топит

И как он в холидэй релакс,

 

И почему он власть меняет,

Пока у нас всегда одна,

Когда — спроси — пусть он узнает,

Россия вспрянет ото сна.

 

Плыви, Муму, плыви на запах

Свободы, вытянись в прыжке.

А здесь не мешкай, здесь не запад, —

Метлой получишь по башке.

 

 

***

В отчизне или на чужбине

Евреи прячутся в турбине.

В автомобиле — в генераторе,

Стартере и аккумуляторе.

В крупнейшей электронной штуке,

В мельчайшем чипе в ноутбуке.

Погаснет лампа в сорок ватт —

Так это Мойша виноват:

Там было мощности в обрез,

И он в турбину перелез.

Я после дружеской попойки

Сама сижу в посудомойке.

Я не механик — врать не буду.

Сижу и мою там посуду.

Мы моем, сушим, движем, греем,

Как это свойственно евреям.

 

 

***

Меня любили дюжины мужчин,

Кудрявых, лысых, тоненьких и толстых,

Высокого и маленького роста,

В румянце щек и в сеточке морщин.

 

Веселых, грустных, бодрых и унылых,

Владельцев дряблых и упругих тел,

И тех, кто был практически не в силах,

И тех, кто в силах был, но не хотел.

 

Я помню всех: рабочих и поэтов,

Кто кончил вуз, а кто не начинал,

И тех, кто ничего не знал про это,

И тех, кто, сука, слишком много знал.

 

О, сколько их мой список накопил…

Один, поверьте, даже был непьющий.

И вот вопрос, о, Боже всемогущий:

Как может быть, чтоб человек не пил?

 

 

***

Когда мне был двадцать один,

Мужчина падал не один

К моим ботинкам головой.

Не каждый уходил живой.

 

Все фотографии тех лет

Скрываю, будто партбилет.

На упаковке этих фот

Ярлык: «Не подходи, убьет!»