• 2023-2(40)

Что о войне…

 

Ярославу Глобину, моему соседу,

композитору и певцу, в первые дни

войны.

 

Что о войне, тебе, потомок,

Чьих барабанных перепонок

Не тронет крик, черкнуть из тьмы?

От пепла в небе звезды меркли,

Но я светилась в этом пекле,

И мы... Любить учились мы.

 

Отчаянной тоской неволясь,

Охрип когда-то звонкий, голос,

Но тем мощней под вой сирен

Молчание мое звенело,

Когда гитару неумело

Держал мальчишка меж колен.

 

Да, можно описать дословно,

Как ненависть пылала злобно,

Как смерть валила наугад,

Но в миг зловещего обстрела

Я в прорву неба не смотрела.

Я заслужила нежный взгляд

 

И не сошла с ума от боли,

пока кровищею до колик

поила месть мою страну!

Спасал нас мед на пальцах липких,

И в утлой лодочке улыбки

Качаясь, мы не шли ко дну.

 

***

 

Дом

 

           Живущим со мной под одной крышей

 

Вот дом стоит. И дому снится сон

О том, как молод город, и влюблен,

И тополь в небе — знаком восклицанья.

Поет простые песни домофон,

И до отказа долгий-долгий сон

набит вполне обычными жильцами:

 

На третьем гибнет мальчик на шприце.

Звенит четвертый, помня о пивце.

С шестого слышен крик: шизофреничка!

На пятом вечно бродят неглиже,

И женщина-трагедия, в душе

Свой дом испепеляя, тушит спичку.

 

Вот песенка простая: "пи-пи-пи",

Как спутник по космической степи

Летит, и упоенный тихим писком,

Ребенок спит под новогодний снег.

Крепчает сон. И старый дом во сне

То всхлипнет, то всплакнет о ком-то близком.

 

Навьюченный долгами, Новый Год

по снегу розоватому идет,

Война идет, не прекращая ранить.

Всех так легко стереть с лица земли!

Но будет сон прозрачно плыть в пыли,

Пока не спит во тьме Консьержка-Память,

 

Пока стоит упрямая звезда

И смотрит в реку желтую с моста.

Пусть кто-то скажет: — Не было в помине,

Как не было пещеры и волхвов!

Но сон плывет, как Весть, поверх голов,

О Рождестве, о Матери, о Сыне.

 

***

 

Шопен

 

Ивану Коропу, русскому композитору и

музыканту, моему другу и коллеге,

в первые дни войны

 

Житейская нахлынет пена,

И я тихонько попрошу:

Мой добрый друг, сыграй Шопена!

Он захлестнет зловещий шум

 

Войны, что над землей маячит.

Пусть нас влекут в нее играть,

Быть может кто-нибудь заплачет

И не захочет убивать,

 

И рассмеется откровенно,

От нотных ягод пьяный вдрызг,

Ловя пощечины Шопена,

Каскады сочных, звонких брызг,

 

Осколки колких, гулких терций!

Признай, ведь это быть могло

Навылет раненое сердце

Или разбитое стекло

 

В прорехе брошенного тела...

Смерть не спасает от обид!

А музыка твоя умело,

Не умерщвляя, исцелит,

 

И рану струнами сшивая,

Душевный вылечит недуг.

Играй, чтоб я, едва живая,

Могла смотреть на пальцы рук…

 

Когда трагедией объяты,

Погибели страшней вдвойне,

Честнее лжи и горькой правды

Шопен, звучащий в Тишине.

 

***

 

Вознесение

 

Синим огнем василек расцветает в ладони.

Шрамом затянут стигмат, где мерещился гвоздь.

Небо распахнуто, как старинной иконе.

Бездна разверста, и мир пропускает насквозь.

 

Боже Всевышний, прости: я тебя задержала,

С просьбами сердцу позволить побиться в груди.

Призванных много в Обитель, да избранных мало,

Тех, с кем в опасное небо с Тобой по пути.

 

Вот и свобода: в ладонях — все стороны света!

Руки — под ветром, а ноги — в холодной росе.

Рядом ромашку терзает лукавое Лето

С веткой березы в растрепанной, русой косе.

 

Мечутся нервно стрижи, раскромсавшие хляби,

В клочья сбивается туч дождевая доха.

Но, сквозь грозу, в шуме ливня, и в перистой ряби,

Снова тебя я молю, не скрывая греха,

 

Ухо Вселенной сжигая в канун Вознесенья:

— Боже, оставь на земле, у простого костра!

— Боже, не трогай влюбленных на скошенном сене,

В небо Твое разрешая орать до утра.

 

***

 

Неоставленная страна

 

Не покидай! Не покидай

Затянутый в беду и смуту,

Тебя ссылающий за край

Земли, твой край, ни на минуту.

 

Не оставляй любимых книг,

Терпи, покуда терпит полка.

В них спит оболганный язык,

Храним от злобных кривотолков.

 

Не оставляй свой город, он -

Свидетель долгого взросленья,

Пусть дом на улице снесен!

Конечно, это — преступленье...

 

Конечно, друг мой, это зло —

Все разрушать, что было свято.

Здесь варварство твое прошло

Шатаясь, так же нагловато,

 

Пятно от смачного плевка,

И юности босые пятки

Терпела впалая щека

Булыжника родной брусчатки,

 

И твой пятиэтажный мат

Тогда звенел в родном парадном.

Пусть выживать в разрухе — ад,

Но будешь совестью оправдан.

 

Держись, не подрубай корней —

Уравновешивают крону.

Чем корешкам в земле больней,

Тем легче вышуметься клену,

 

Тем звонче вызвенится в синь!

Тем гнезда вить просторней птицам.

Не предавай себя. Остынь.

Заставь себя остановиться.

 

К отъезду сумки не готовь.

Пускай их стерпят антресоли...

Что — ненависть твоя? — Любовь,

Сошедшая с ума, от боли.

 

***

 

 

ЖЕМЧУЖНАЯ ТАЙНА

 

                          Одессе, городу детства

 

Мама, мама, какая судьба

Уготована дочери моря?

Для чего ты растишь, голубя

В колыбели, жемчужное горе,

 

Для шкатулки с велюровым дном?

Ты, беззубка моя, королевка,

Ждешь того, кто заявится в дом

ублажать дорогущую девку?!

 

Мама, мама! Когда я умру,

Покидая морскую обитель,

Просверлит мне сквозную дыру

В чревном дне ювелир-избавитель,

 

И, пока люди рвут на куски

Наше мясо, от сочности млея,

В длинной низке трофеев морских

я поблекну на худенькой шее!

 

Может, проще затворницей стать,

одиноко в пучине сверкая,

О печали земной не узнать,

И не знать, что бывает морская?

 

Лучше б свет мой невинный померк

в синей мгле твоего перламутра...

Мне не хочется мама, наверх

выбираться, в жемчужное утро!

 

Мама, мама, как бездна горька!

Разрывает морские оборки

беспристрастная чья-то рука,

раскрошившая хрупкие створки!

 

Избавляя от родственных пут

То, что древняя боль воспитала,

Нас ловцы друг у друга крадут,

Будто женщинам жемчуга мало.

 

***

 

Воспоминание

 

Пока ты говоришь со мной, пока ты

Стремишься быть услышанным из слов,

Я слышу речевые перекаты

За тихим, скромным стрекотом часов.

 

Часы идут, нисколько не стараясь

Понятными тебе и мне прослыть.

И мне тебя почти не слышно, каюсь,

И ты меня не можешь не простить

 

За то, что смыслом фраз пренебрегая,

Я чувствую сквозь путаную ложь,

Как звук, на риф молчанья набегая,

Штурмует борт, и жду, когда уснешь,

 

Устав от слов, затасканных, избитых,

Как путник от изброженных дорог.

Я вслушиваюсь в драгоценный выдох

И радуюсь, как только слышу вдох.

 

Так море спит, вздымая диафрагму,

И лодка, не ушедшая ко дну,

Осилив штормовую передрягу,

Считает днищем каждую волну.

 

***

 

Расставание

 

То в прозрачный рассвет,

То в поблекший земной закат,

То пустой суетой,

То бездонной тоской объяты,

Люди смотрят на небо,

Где перистые облака

Все летят, обнимая дома,

Обминая скаты.

 

Это с виду — легки,

Легкомысленны, будто пух,

Безоглядно-беспечны,

Прозрачны и невесомы, —

Они кажутся раем

Для всех, кто утратил слух,

И кому голоса их нездешние

Незнакомы.

 

Только знают творцы

Вечной музыки и поэм,

Пасмы светлых мелодий

Ловя на ветру суровом,

Как же трудно бывает

В наш мир пробиваться тем,

Кто не взял это бремя —

Во тьме разродиться словом.

 

Как привыкнуть к тому, что

Твое мирозданье — дом?

Постоять над землей

Ненавязчивой, зыбкой тенью,

Прикоснуться к шершавому

Перистым, а потом

Течь слезой по скалистому склону,

Терзать терпенье

 

Одинокой Громадины,

Чьей ледяной души

Не раскрыть никому, даже

Тихим подземным рекам!

Ты, покуда способен,

Твори, говори, дыши,

Благодарный за то,

Что задуман был Человеком.

 

По прожилкам гранитным

Струится прозрачный дождь...

Будет время однажды, мы все

В бессловесность канем,

И, пока не придется стать

Облаком, не поймешь,

Как мучительно больно ему

Расставаться с камнем.

 

***

 

ПРИРОДА ЧУДА

 

28 апреля, 2020 года,

В праздник Радоницы

 

Природа Чуда не ясна.

Но, я читала книгу Веры

и знаю, как чудит весна,

врываясь в городские скверы,

и как влюбляет наугад,

как выгоняет спать на лавке

и просыпаться в звездопад

под ливнем света, в безрукавке.

 

Чем в небо вызвана звезда?

Звенящим словом? Болью ноты?

Посредством рабского труда,

иль долгой умственной работы

с огнивом, кремнем и трутом

в начале жизненного цикла

зажглась — не важно! Чудо в том,

что искорка Любви возникла

 

в том месте, где была зола.

Как долго, холодом томима,

волшебного огня ждала

пустой вселенной Альтамира,

раскрыв свой безъязыкий рот,

беззвездный, черный рот, покуда

не высек свет великий Тот,

и первый Тот, кто верил в чудо...

 

Сомнениям не подвергай,

чтоб Чудо в нас не усомнилось.

Не осуждай. Не упрекай!

Будь просто рад, что совершилось...

Так нечто сталкивает вдруг

двоих на бойком перекрестке,

так нежный ток идет от рук,

так разрывает синий, хлесткий,

 

нездешний свет, прямой, как меч,

в душе рождая строки, ноты...

Он — основание для встреч

великой праздничной Субботы,

когда искрит из-за плеча

священника в Голгофском храме

и разгорается свеча

от веры в собственное пламя.