* * *
снесли завод, осталась проходная
и, точно мизансценою захваченный актер,
вперед и взад, на левую хромая,
снует меж турникетами горячечный вахтер:
«что делается?.. труд из обезьяны
разумных человеков по преданью сотворил!
отсекши непотребные изъяны,
одел, обул, оклад, разряд и в штат определил.
возьмем меня хотя бы вместе с Петькой,
который, гад, на смену не пришел позавчера...
неуж обратно австралопитеком
судьба нам потихоньку обращаться начинать?
звереть-хиреть и без нужды минувшей
несения ответственного вахты трудовой
ворон считать и колотить баклуши —
дубину в руки, в рот банан, цирюльника долой?
товарищи любезные, верните
заводы, бл#дь, рабочим, а рабочих на станки!
повязаны мы с ними тонкой нитью:
умом и телом брат наш сиротеет от тоски!..»
* * *
по улице льва толстого
ходить разрешили снова,
но с улицы льва толстого
смести не успели стекла.
под шагом дрожат осколки
слезами живых. а скольких
еще похоронят? дайте
припомнить систему данте:
круги, поясá и грешник
получит свое, но где же
воздашь тем, кто бьет ракетой
озябший садок ранетов,
кто мрака бросает сети
туда, где не ждали смерти?
с ногой маршируя в ногу,
рука нажимает кнопку.
бунтующий мускул дрогнет?
на оспенно бледной роже
«так точно» — немой писк моды,
чем радостнее, тем строже.
похоже, что кровь и кости
земля до поры выносит,
и голос однажды спросит:
«ты кто, дарвинист, агностик?..»
дерут оправданья глотку,
но стикс опрокинет лодку,
и в мутных зловонных водах,
ко дну, испуская воздух,
пойдут в камуфляжных тряпках
обглоданные культяпки.
* * *
предо мною стеклянный экран,
набираю с трудом очки
(на экране идет игра,
из которой я вышел почти).
из последних ньютоновских сил
маски белые с игроков
я срывал, как незрелый кизил,
обнаруживая врагов.
но враги оказались хитрей
и не стали роптать под нос:
дружелюбно звенела их трель
гульденгрошами о поднос.
тяжелела, болела рука
с каждым талером на весах,
и не смели меня ругать
ни скупой сюзерен, ни вассал…
оттопырен нагрудный карман,
камень прямо с души на дно:
куда парус, туда и корма,
игр много, житье одно.
* * *
бабьего лета девичьи проводы,
коровий бок облепили оводы.
улыбаясь за так, без повода,
ты антоновкой краденной впроголодь
угощаешь и дразнишься: «кислое?..»
кто-то лезет на яблоню с мыслями,
лишь бы дачники рядом не рыскали
и целует звенящие брызгами
конопатые щеки. «подол готовь!..»
а когда вечерами недолгими
кроме нас никого больше дома нет,
окрыленные книжной истомою
мы летим из мансарды в столовую,
где столы ежевично-сливовые,
где на яблоках воздух настоянный
загадает кустарной свободою
стряпать чудо простое с тобою нам.
* * *
полуразваленный сарай
упоен травами ночными —
здесь лен изнежился полынью
и мнится раем пастораль:
наедине поет скворец,
тоскуя нотой о скворчихе.
крещендо лютневое тихо
летит ему наперерез.
чужого времени мотив
слезой кроит неровный лоскут
и растворяет отголоски
на дне соленой немоты.
* * *
поиграй со мною в прятки.
наступая мне на пятки,
ухитрись меня найти —
счет начни числом «один».
я в подвале спрячусь, точно
от лопаты в рыхлой почве
корнеплоды и ботва —
счет продолжи цифрой «два».
или выйду из-за шторы
сам. не знаю, может, чтобы
вдруг назло тебе не дать
и до тройки сосчитать?
задохнулся нафталином
в сундуке под пелериной —
ты бежишь с нашатырем,
позабыв о четырех.
не в твоем сдаваться стиле,
но успело опостылеть
мне на пятки наступать —
счет окончен цифрой «пять».
ТРИПТИХ ВЫХОДНОГО ДНЯ
I.
какая разница где быть и с кем
здесь или там
загнув страницу в молитвеннике
падать летать
в полусне и вздрагивать а где я
там или здесь
чтоб волнорезом среди одеял
на белизне
простыни с санаторной печатью
забыться
или трахнуться в муках зачатья
о быльце
II.
день начинается худо моя
штормовая
радиоточка молчит как змея
почивает
ее шнур с раздвоенным языком
я по плинтусу крадусь босиком
и сам вставляю пальцы в розетку
слышу храните картошку в сетке
деньги в банке корабли в бутылке
не выдерживают ни затылки
ни самые крепкие в мире лбы
был бы вольтметр я измерил бы
напряжение по ту сторону
III.
остывал вчерашний бефстроганов
пока эфир оставался включен
ты прилетела ко мне на лифте
давно уж могла бы своим ключом
открывать но
тычешь прицельнее Ли Ван Клифа
в дверной звонок
не заперто хоть и не открыто
гостю сомненье врагу интерес
быт по мотивам Рене Магритта
вместо алебарды наперевес
натюрморт окуляра с цепочкой
если моя отвалится почка
ты все равно принесешь боржоми
самой страшной болячке ужо мы
а молитву читать не пристало
лучше плюхнуться в койку устало
и зализывать друг другу раны
завтра опять на поденку рано.