Когда бы знали чернокнижники,

что звезд летучих в мире нет

(они лишь бедные булыжники, куски распавшихся планет),

 

и знай алхимики прохладные,

что ртуть — зеркальна и быстра — сестра не золоту,

а кадмию и цинку тусклому сестра —

 

безликая, но многоокая, —

фонарь качнулся и погас.

Неправда, что печаль высокая облагораживает нас,

 

обидно, что в могиле взорванной

один среди родных равнин лежит и раб необразованный,

и просвещенный гражданин, —

 

Дух, царствуя, о том ни слова не

скажет, отдавая в рост

свой свет. И ночь исполосована

следами падающих звезд.

 

 

* * *

Бетонная строгая школа —

гори, пионерский, гори.

Текстильный фасад радиолы,

дрожащие лампы внутри —

какою бедняцкою силой

сиял этот дивный пролог,

как все это ласки просило —

Гайдар, Евтушенко и Блок!

 

А все-таки выцвело, кануло

в анналы, почудившись мне

слезою точильщика пьяного,

геранью в подвальном окне.

Горбатое время не лечится

припарками, разве что лед

ушедшему в землю отечеству

 на лоб воспаленный кладет.

 

Послать бы политику к черту.

Асфальт, словно небо, свинцов.

На Сколковском кладбище мертвые

хоронят своих мертвецов,

но где-то не нашего хочут,

там сало рыдает в борще,

хрипит обезглавленный кочет,

поносят вождя и вообще —

 

зажрались. Паси, царедворец

лукавый, мой бедный народ,

покуда гневливая Мориц

веревку и мыло поет.

 

 

* * *

Смотри, арахна, хитрая ткачиха,

октябрь уж наступил, в лесах светло,

и осень индевеющая тихо

целует землю в желтое чело,

и шепчет мне, что смертный жребий мелок,

пора смиряться, щастья нет нигде,

а время — бег вчерашних водомерок

по неподатливой воде.

 

Я строил мир по плотницкой науке,

соединяя дерево и кость.

Вчера, вчера! Как много в этом звуке

для сердца уязвленного слилось.

Мы встретимся, но хорошо узнать бы

друг друга, скрипнуть петелькой дверной —

был май, справлявший лягушачьи свадьбы

в излучине речной,

 

нет, не в лекалах, друг, и не в рейсшинах

блуждает дух, к причастию готов,

а в земноводных песнях, меж кувшинок —

глухих русалочьих цветов.

И даже если рад бы по-другому

(товар лицом, соль, музыка, Господь) —

кому-то жизнь хомут, кому-то — омут,

кому — отрезанный ломоть.

 

 

* * *

усвой эту правду кривую

сквозь бережный сон или стон

порою господь существует

но чаще отсутствует он

 

пусть с готских и галльских позиций

священник поет полковой

осанну когда разразится

последний решительный бой

 

пусть жертвенных агнцев взрезают

на той и другой стороне

предвечный должно быть не знает

что нету его на войне

 

добыча рабы драгметаллы

воспрянь же возрадуйся друг

и мочится воин усталый

на холмик отрубленных рук

 

и пишет приятелям в блоге

что нет никого в небесах

лишь звезды фальшивые боги

как сахар в песочных часах

Поделиться

© Copyright 2024, Litsvet Inc.  |  Журнал "Новый Свет".  |  litsvetcanada@gmail.com