• 2021-2 (32)

В этом году в Российском издательстве «Феникс» у постоянного автора и художника нашего журнала Ульяны Колесовой вышли две книги — одна для детей «Восемь ворот», а другая для взрослых «Суп из крыла ангела». Редакция журнала «Новый свет» сердечно поздравляет Ульяну и предлагает читателю материал о ней и ее книгах.

Ульяна родилась в Казахстане, а с 1978 по 1998 годы жила в Москве и работала арт директором журнала ТВ-ПАРК. Как живописец, участвовала во многих выставках. В 1996 в Москве прошла первая персональная выставка живописи. С 1998 Ульяна живет в Торонто. Она вольнонаемный художник-иллюстратор, работающий с издательствами США, Канады, Англии, России, в числе которых Random House, Penguin, Bloomsbury, Harper Collins, Oxford Press, American Girl, ЭКСМО,

РИПОЛ и другие. Ульяна автор более 900-ста книжных и журнальных обложек и иллюстраций. Лауреат многочисленных международных премий в областях: иллюстрация, фотография, дизайн.

В 2020 году в Торонто с успехом прошли две персональные выставки живописи и фотографии. Прозу и стихи Ульяна начала писать в 2008 году и сразу завоевала успех на этом поприще. Она вошла в Лонг-лист премии им. Исаака Бабеля в 2018году, стала лауреатом премии журнала «Этажи» за 2017-й год в номинации «Лучшее прозаическое произведение года» («Анаис или черные игры с белыми духами»). Ульяна финалист международного литературного конкурса короткой прозы «Без границ», 2017 г. И финалист конкурса «Новая детская книга» в номинации «Новая детская иллюстрация», 2016 г. В 2015 году наш журнал назвал ее лауреатом литературной премии им. Э. Хемингуэя за сборник рассказов «Сезон чудес, сезон несоответствий».

Мы желаем Ульяне дальнейших успехов!

 

 

Интервью: «Не торопитесь взрослеть! Не переставайте фантазировать!»

 

Сказочное путешествие или приключенческое фэнтези? Называйте как хотите, но новинка — книга «Восемь ворот» — отправляет читателя «туда, куда не купишь билета, куда добраться можно только мысленно». Еще больше интересного о путешествиях в семь разноцветных миров расскажет автор Ульяна Колесова.

Мы поговорили с Ульяной и узнали много интересного об авторе и ее творческом процессе.

 

Лабиринт: Ульяна, вышла в свет ваша новая книга — «Восемь ворот». Это фэнтези. Почему выбор пал на этот жанр? Каким вы видите читателя книги?

 

Ульяна Колесова: Слово «фэнтези» вошло в русский язык не так давно. Мне по-прежнему нравится определение «волшебная сказка». Почему этот жанр? Книга задумывалась, когда моя дочь начала взрослеть и терять веру в Деда Мороза и прочие чудеса. Хотелось продлить для нее прекрасное ощущение детства. Кто читатели? Наверное, самые обычные дети, которым нравится фантазировать, отправляться в путешествие туда, куда не купишь билета, куда можно добраться только мысленно.

 

Л: Этот жанр ценители любят прежде всего тогда, когда автор создает собственную вселенную. В книге «Восемь ворот» Вы придумали миры Семицветья. Расскажите поподробнее о них и процессе их создания.

 

УК: Все дети любят радугу! Честно сказать, у меня до сих захватывает дух от этого зрелища! Самую яркую радугу я когда-то увидела на Ниагарском водопаде. Одним концом она буквально опускалась в реку. Казалось, что можно доплыть до нее и потрогать руками. Разве это не волшебство? Кроме того, придумывать разноцветные миры — это как рисовать акварельными красками. Мне как художнику интересно было представлять каждый из семи цветовых миров. Помните очки, которые делали город изумрудным? Можно сказать, я по очереди примеряла семь разноцветных очков!

 

Л: Главная героиня Лиза — кто эта девушка и как трансформируется ее личность в ходе сказочного путешествия?

 

УК: Лиза — самая обычная девочка, и детство у нее самое обычное, без трудностей и испытаний. Попав в сложные обстоятельства, она вынуждена принимать серьезные решения и задумываться о таких вещах, которые раньше ей даже не приходили в голову. Думаю, пройдя через семь миров, она становится храбрее и мудрее, учится сострадать, быть благодарной, различать добро и зло, правду и ложь, по-настоящему важные вещи и пустяки.

 

Л: Особенность книги еще и в том, что вы сами создали иллюстрации к ней. Расскажите об этом направлении работы над фэнтези-романом.

 

УК: Процесс выдумывания истории — не важно, в каком жанре — у меня всегда сопровождается визуализацией. Когда пишу, я мысленно будто просматриваю фильм по собственному сценарию. Думаю, это свойственно всем пишущим художникам. Поэтому иллюстрировать свои истории для меня — дело вполне естественное. С самого начала картинки существуют в воображении, остается их только перенести на бумагу, холст или экран компьютера.

 

Л: Если говорить обо всех ваших творческих ипостасях, то вы не только писатель и иллюстратор, но еще поэт и фотограф. Как вы встали на этот творческий путь? С какими сложностями столкнулись?

 

УК: Не думаю, что на творческий путь осознанно встают. Скорее, на него непонятно как попадают еще в детстве и потом не могут с него сойти всю оставшуюся жизнь. Все творческие люди пробуют себя в разных направлениях, это обычное дело. Так жить интереснее. А сложности… Ну, на любом пути есть сложности, но, когда занимаешься любимым делом, о них не думаешь, просто решаешь проблемы по мере сил и забываешь о них. С самой большой сложностью пришлось столкнуться после переезда. Нужно было вписываться в новую языковую и культурную среду. Когда я начала работать в канадском издательстве, мне не хватало знаний, которые мы обычно впитываем с детства. Я не понимала местных шуток или, скажем, расхожих фраз из фильмов, потому что никогда этих фильмов не видела. Когда шло обсуждение обложки, говорили о том, что нужно отразить на ней дух какого-нибудь американского штата, и никто не объяснял, в чем, собственно, заключается этот дух. Всем, кроме меня, это и так было ясно. Приходилось срочно углубляться в тему. Но ведь это не только преодоление трудностей, но и прекрасный способ получения знаний!

 

Л: В качестве вольнонаемного иллюстратора вы работали с издательствами США, Канады, Англии, России: Random House/Penguin, Bloomsbury, HarperCollins, Oxford Press, American Girl, Second Story Press... а как началось ваше сотрудничество с издательством «Феникс»?

 

УК: Да, как иллюстратор я в основном работаю на североамериканском книжном рынке. Но, хотя я и не живу в России, пишу все же на русском языке, и мне всегда хотелось работать и с российскими издательствами! Я очень благодарна писателю и литагенту Ирине Горюновой за знакомство с «Фениксом», а творческой команде издательства — прекрасным людям и настоящим профессионалам — за то, что поверили в мою книжку и превратили фантазию в реальность! У меня остались самые приятные впечатления от совместной работы, очень надеюсь, что наше сотрудничество продолжится!

 

Л: Вы лауреат многих премий. Насколько они важны для вас, как для творческого человека?

 

УК: Участие в конкурсах помогает объективно оценить свои способности, сориентироваться на рынке, выбрать правильное направление. Это очень важно для творческого роста. Поражение заставляет работать над собой, победа — стимулирует, дает веру в себя и просто поднимает настроение!

 

Л: Ульяна, что бы вы хотели пожелать читателям книги «Восемь ворот»?

 

УК: Не торопитесь взрослеть! Не переставайте фантазировать!

 

 

 

Отзыв о книге «Суп из крыла ангела». Притчи о любви

 

Лакомство ангелов

Кровосмешение прозы, живописи и кулинарии

 

 

Ульяна Колесова написала вкусную книгу. Книгу притч, которую хочется не просто читать, но и пробовать на вкус: «Грех прелюбодеяния был сладким, с привкусом корицы, Грех Безделья был и вовсе безвкусным, Вкус Гордыни, напротив, оказался сложным и притягательным: солоноватым, с кислинкой и горечью, как арабский кофе...»

 

Наверное, так готовить может только женщина. Мужская стряпня стереотипна. Либо назидательна, либо чересчур умозрительна. А здесь чувственность растворена в слове без остатка.

Я бы даже сравнил притчи Колесовой… со сказками Платонова. Почему? Потому что природа притчи и сказки одинакова. Она абсурдна: это то, чего не бывает, но оно есть!

Еще Бахтин в своей знаменитой книге «Творчество Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса» писал: «...подлинный праздник времени, праздник становления, смен и обновлений. Он был враждебен всякому увековечению, завершению и концу».

Природа притчи глубоко архаична. Но в то же самое время весьма поэтична: «Ей понравились мысли художника, они напоминали высокие деревья, отражавшиеся в сине-зеленом глубоком омуте. Агате тоже захотелось отразиться в этой темной бездонной воде».

По сути, автор нас возвращает к праязыку, к магическим книгам и символам, к синкретизму, когда слово еще не выделилось в самостоятельный жанр. Когда оно было частью ритуала.

Красочные полотна Колесовой, которыми иллюстрирована книга, — не менее значимая часть этого явления, этой прозы, которая похожа на шаманское камлание. Иллюстрации сродни наивному искусству, которое берет в оборот серьезное: к примеру, картины Кранаха, карнавализация образа очень похожи на доисторическое, докомпьютерное мышление человека, который не хочет возвращаться в настоящее, а растворяется в прошлом. Иллюстрации Колесовой — это музей ненужных этой грубой, очумелой во всех смыслах цивилизации вещей, символов, смыслов. Этакий маленький райский Эрмитаж или Лувр.

А первая новелла — «Стрела с синим опереньем» — вообще таит в себе культурный код прозрения. Я живо вспомнил фильм Луиса Бунюэля «Андалузский пес», знаменитый эпизод с разрезанием бритвой глаза, или строки стихотворения Пушкина «Пророк»:

 

Отверзлись вещие зеницы,

Как у испуганной орлицы...

Мне кажется, здесь зашифрован символ писательства вообще. Все, что очевидно, невероятно. А все, что не очевидно, то наиболее истинно и вероятно.

Мне, грешному, и самому в бытность свою племянник игрушечной пулькой чуть было не выбил глаз. Кажется, с тех самых пор я стал лучше видеть и понимать людей. Полуслепой Елизар — художник, чье воображение преображает действительность, предметы, людей, делает их прекрасными: «Ничего прекраснее этих пропорций, линий шеи и плеч, наклона изящной головы он не видел никогда. Уличный свет со стороны открытой двери не достигал женщины, и силуэт ее был нечетким: его густо-синий цвет растворялся в молочно-золотом мареве, но это только усиливало волшебство».

Волшебство зрительного ряда, яркий образ смешивается со словом, с обонянием. И новелла «Суп из крыла ангела» выступает апофеозом этого кровосмешения прозы, живописи и кулинарии. Повар Антоний берется изготовить экзотическое блюдо: суп из крыла ангела. Но как это возможно? «Никакого кипячения! Бесплотное крылышко слишком мягко, перышки слишком деликатны, источают едва уловимый аромат покоя, безмятежности. Потеряешь его, блюдо будет безнадежно испорчено! С чем сочетать этот запах, что во сто крат нежнее шафрана?»

Антоний во сне получает от своей умершей жены Приски в награду за это блюдо — яблоко. Такой вот библейский мотив о грехопадении, но как бы в обратную сторону. Мы должны вернуться к первоосновам, к тому, с чего начали. В этом начало и смысл? Каждый читатель должен сам найти свой ответ.

Притчи или блюда Ульяны Колесовой ароматно приправлены травами. Довольно обширный список трав, которые встречаются в книге, приведены в конце травника. Автор называет эту главу так: «Ботанический сад. Справочник растений, собранных в книге». Каждой травке, цветку посвящена миниатюра. Вот, к примеру: «Черимойя (лат. Annona cherimola) — Райское блаженство, лакомство ангелов, юность...»

Такой, наверное, и должна быть проза. Она, как говорил Бердяев о Розанове, должна доставлять чувственное удовольствие. А больше проза ничего и никому не должна.

 

Игорь Михайлов

 

 

Рассказы

 

Сказ о желтой крылатой волчице

 

 

Дорога, по которой ты идешь к идеалу, всегда имеет форму ленты Мебиуса.

 

 

— Мать твоя родила тебя под осиной, отсюда все беды, — отец Якова повторял это всякий раз, когда что-то не ладилось у Якова. Мать умерла, когда ему было четыре года, он и запомнить-то ее как следует не успел, с тех пор жили они вдвоем с отцом. Отцовская мудрость должна быть разбавлена материнской, иначе душа ребенка становится подобна медали, у которой лишь одна сторона.

Войдя в тот возраст, когда парни начинают охоту на девок, Яков понял, что совсем не знает, с какого боку подойти к этому вопросу. Его представления о женщинах были туманны и сводились к двум отцовским премудростям, которые Яков с детства знал наизусть. Первая гласила: «Женщина любит ушами. Вот по ушам-то можно легко распознать любую бабу. Слишком вислая мочка — признак скупого сердца, если же мочки вовсе нет, беги от такой, пока она не сожгла тебя дотла своей страстью. Мясистые уши говорят о преданности, прозрачные — о ветрености. Круглые уши — у обманщиц, продолговатые — у дурех». Вторая сводила на нет полезность первой: «Как ни присматривай себе бабу, по ушам ли, по ягодицам, все без толку! Та, что предназначена тебе в жены, сама тебя выберет». Обычно вслед за этими словами начинался один и тот же рассказ: «Вот, к примеру, твоя мать...»

Время шло, а Якова никто не выбирал, женщины лишь шептались да хихикали за его спиной. Вскоре ровесниц всех разобрали, а юные девицы уже смотрели на Якова как на старика, хотя он едва вступил в четвертый десяток. Отец к тому времени помер, оставив Якова в полном одиночестве. Так бы, наверное, и прожил он свой век бобылем, если бы не случай. Шла как-то по их улице бабка, в общем-то не такая уж и старая бабка, известная как гадалка и в сердечных делах помощница. Шла-шла, да споткнулась прямо у дома Якова и ногу вывихнула. Отвел ее Яков в дом, ногу перевязал, бабку молоком напоил, а заодно и пожаловался на судьбу. Ни имени бабкиного, ни где она жила Яков не знал, но ее саму встречал и раньше; носила она живого зайца на голове вместо шапки и цветастую широкую юбку, из карманов которой всегда торчали сухие листья и белые цветы дурман-травы, помогающей в гадании.

— Ты, видать, из тех, кто вечно вязаной шапкой воду черпает, — бабка сочувственно вздохнула. — Тогда вот что. Возьми силки, замок с ключом, платье женское, запасись хлебом и водой и ступай строго на север, пока не упрешься в синие горы. У подножья увидишь деревню с белыми крышами. У первого встречного мужчины спроси про монастырский сад. С женщинами в разговор не вступай, они в тех краях все как одна ведьмы, такую тропу укажут, что будешь по ней ходить кругами до конца своих дней. Сам монастырь уже с полвека заброшен, а сад сохранился, хотя, говорят, зарос так, что сквозь него с трудом продерешься. В саду живность всякая водится. В глубине сада увидишь грот, а в нем должна быть клетка железная. В этой клетке любой зверь или птица женского рода за ночь в девку превращается. Но, прежде чем силки расставлять, подумай как следует, что тебе в женщине важнее всего. Если нужна жена послушная и домовитая, лови утку, если ищешь в женщине ум и смекалку, постарайся подманить лисицу, а если страсть любовная для тебя желаннее прочего, тогда лучше всего подойдет краснозадая обезьяна.

— А если и первое, и второе, и третье одинаково важны?

— Ишь ты. Тогда ищи крылатую желтую волчицу, но помни, что жадный каждую съеденную миску счастья запивает двумя кувшинами несчастья. Кого поймал, сажай в клетку и запирай на замок. Наутро найдешь в клетке свою жену. Надень на нее платье и веди домой.

Обрадовался Яков, поблагодарил гадалку и спросил, как звать ее, чтобы хоть свечку в церкви за ее здравие поставить.

— Имя мое тебе ни к чему, я и сама без него обхожусь. Чем чаще его произносят, тем скорее оно изнашивается, а вместе с ним изнашивается и сам человек. Поэтому те, чье имя у всех на устах, быстро стареют.

— Сколько ж тебе лет?

— Года мои не считаны, но я еще прадеду твоему, помнится, судьбу предсказывала.

«Врет, небось», — подумал Яков, но от дальнейших расспросов воздержался. Чем дольше он смотрел на бабку, тем чуднее она ему казалась. Он мог поклясться, что за время беседы ее близко посаженные перламутровые глаза несколько раз поменялись местами.

В историю про клетку Яков, однако, поверил и, собрав все необходимое, отправился в путь. Шёл он восемь дней и девять ночей с трехчасовыми перерывами на сон и наконец оказался у подножья синих гор. Чуть справа виднелось поселение с крышами, будто покрытыми снегом, туда Яков и направился. На краю деревни повстречал старика с завязанной узлом бородой и пустым мешком за плечами, и тот рассказал, как добраться до монастырского сада.

Тропинки сада хотя и просматривались, но так заросли, что пробираться по ним было непросто, бабка правду сказала. Еще и по сторонам нужно было глядеть, зверье высматривая. Лисиц было пока не видать, хотя попадались их следы на заболоченных местах, ближе к небольшому пруду встретились и утки, а обезьян и вовсе было вдоволь — маленькие, серебристые и юркие, они прыгали с ветки на ветку прямо над головой Якова, сверкая яркими задами. Однако сколько ни кружил Яков по саду, крылатой желтой волчицы так и не повстречал. Решил он тогда сперва найти грот и проверить, на месте ли клетка, передохнуть там немного и затем продолжить поиски.

Клетка была на месте, хотя и проржавела совсем. Отдохнув и закусив, Яков еще раз прочесал весь сад, который оказался не таким уж большим, даже в заброшенный ветхий монастырь заглянул, но никаких волчиц — ни желтых, ни даже самых обычных — так и не увидел.

Надоело Якову бродить туда-сюда, да и солнце начало приближаться к горизонту, и решил он выбрать из того, что под рукой. К вечеру, как обычно, стало особенно тоскливо и так жгуче захотелось женской ласки, которой за тридцать лет жизни ему так и не посчастливилось испытать, что Яков решил поймать обезьяну и посмотреть, что из этого выйдет. Ее и искать не надо, вон их сколько расселось вокруг. Особо трудиться не пришлось, Яков лишь поцокал языком, поманил хлебной корочкой, и тут же одна из них прыгнула к нему на плечо. Накинув на нее сеть, он убедился, что обезьянка женского роду, и потащил ее к клетке. Заперев зверька, Яков расстелил старое одеяло, что принес с собой, и устроился на ночлег.

Разбуженный первыми косыми лучами солнца, он вскочил и, взглянув на клетку, застыл в изумлении. Одно дело — верить в волшебство, другое — убедиться в нем воочию. Молодая женщина со спутанными, темными, как обезьянья шерсть, волосами сидела в клетке и дрожала, не то от холода, не то от страха. Яков поспешил освободить пленницу, надел на нее шерстяное платье, обвязал вокруг талии веревкой, чтобы не удрала, другой конец намотал себе на руку. Кто ее знает, хоть и выглядит, как баба, но все ж вчерашняя обезьянка. Но женщина и не думала убегать, напротив, посмотрев на Якова ласковым взглядом, она прильнула к нему, затем сбросила с него рубаху, приспустила штаны и принялась по-звериному вылизывать его, начав с лица и опускаясь все ниже, пока не завладела его мгновенно затвердевшим отростком. Из того, что было дальше, Яков запомнил лишь хоровод искрящихся звезд вокруг утреннего солнца.

Новая жена, которую Яков назвал Зарой, пришлась ему по душе; веселая, щедрая на ласки, она не выпускала Якова из кровати ни днем, ни ночью, придумывая все новые любовные проказы. Молодой муж гордился женой, к ней, пригожей лицом и гладкой телом, так и липли мужские взгляды, особенно, когда при ходьбе подпрыгивали по очереди ее беспокойные ягодицы. Одно его слегка удручало: жена была так увлечена плотскими забавами, что времени на ведение хозяйства у нее не оставалось, готовила она наспех, то переварив, то пересолив, а об уборке не вспоминала неделями. Когда первые любовные восторги Якова улеглись, начал он было понукать жену, но Зара оказалась строптивой и обидчивой, чуть что, хлопала дверью и убегала из дома на весь день. Правда, к вечеру возвращалась и снова ластилась как ни в чем не бывало.

Через год Яков начал уставать от бесконечных любовных игр, ласки Зары для него будто вылиняли, как белье от частой стирки, и больше не вызывали той бурной ответной страсти, как в первые месяцы. Все меньше он ценил ее неуемный пыл, и все больше обращал внимание на горы немытой посуды и паутину, которая порой так разрасталась, что цеплялась за язык. Недовольство женой поднималось, как тесто, и потихоньку Яковом овладевала идея отвести нерадивую в монастырский сад и обратить обратно в обезьянку.

Как-то осенью, когда работы по хозяйству особенно много, терпение Якова лопнуло и, связав руки жены, он повел ее в сторону синих гор. На закате, заперев Зару в клетке, Яков покинул грот, чтобы не слышать криков и проклятий несчастной. Не желая зря терять времени, расставил силки у пруда, где водились утки, и там же неподалеку уснул. В силки попались два селезня и одна серая уточка. Селезней Яков отпустил, а утку понес к гроту, где с удивлением обнаружил, что клетка по-прежнему заперта, но ни женщины, ни обезьяны в ней нет! Яков не стал долго ломать голову над этой загадкой: на нет, как говорится, и суда нет.

Поместив утку в клетку, мужчина отправился бродить по саду, ведь если сидишь на месте, время тоже усаживается рядом. «Отчего же монахи покинули это место? — размышлял по дороге Яков. —Уж не колдовской ли грот тому причиной?»

На заре вместо утки в клетке сидела светлоглазая красавица с волосами цвета сена и доброй застенчивой улыбкой. Так у Якова появилась новая жена, названная им Эвелиной. Придя в дом, она тут же принялась за уборку и не остановилась, пока дом не засиял идеальной чистотой. Затем приготовила обед, да такой вкусный, какого Яков отродясь не пробовал. Эвелина была тихой и послушной, мужу не перечила и все успевала: и приготовить, и постирать, и мужа приласкать. Страсти любовной в Эвелине было, что жемчуга в коровьей лепешке, но от супружеских обязанностей она никогда не отказывалась из желания во всем угождать мужу. Одним словом, повезло Якову на этот раз.

Все было хорошо в жене, если не считать того, что была она вроде мыши — не то, чтобы вовсе глупа, но глуповата. Возьмется Яков ей рассказать смешную историю, а Эвелина не смеется, только головой кивает да глазами хлопает. Поначалу Якова это не беспокоило, жена сноровиста и трудолюбива, а побеседовать и с соседями можно. Но через три года жизни с Эвелиной он смертельно заскучал. Что же это за жена такая, с которой ни серьезно поговорить, ни посмеяться вместе! С такой жить все равно что с куклой соломенной!

С возрастом Якова все больше тянуло на рассуждения о вечности да о смысле бытия. Пришло ему на ум, что негоже человеку лишь о хлебе насущном радеть, надо и о материях высоких подумать. Стали Якова одолевать вопросы: что есть душа человеческая и что было вначале, курица или яйцо... Снилось ему, что ведет он умные, содержательные беседы то с двенадцатью апостолами, то с тремя великими пророками, но о чем именно, утром вспомнить не удавалось. А то вдруг виделся он сам себе мудрым Зевсом или многоликим Протеем с раздвоенным драконьим хвостом. Однажды даже приснилось Якову, что он — та самая гигантская черепаха, которой давным-давно Господь доверил держать Землю, еще плоскую в те времена. Вот бы растолковать эти сны, но с Эвелиной об этом беседовать — что овес в море сеять. Зимними вечерами Яков чувствовал себя особенно одиноким и непонятым и как-то раз, в один из таких вечеров, когда слова его впустую сгорали в камине, не давая ни света, ни тепла, решил он избавиться от Эвелины и снова попытать счастья в монастырском саду.

Как и в прошлый раз, все прошло без заминки, Эвелину и связывать не пришлось, она покорно пошла за мужем и без слов позволила запереть себя в клетке. На восходе солнца клетка снова оказалась пустой, несмотря на нетронутый замок, но это Якова не обеспокоило, а через день у него уже была новая жена, бывшая лисица. Высоколобая, белолицая, с острым носом и мудрыми внимательными глазами.

До чего же умна была Ида, и слушать умела, и рассказывать так, что заслушаешься! И потекли их ежевечерние беседы, одна увлекательней другой, скучать Якову больше не приходилось. Ида была полна сюрпризов, иногда вдруг такое поведает, что волосы дыбом встают. Оказалось, на свете столько чудес и загадок, о которых Яков и не слышал никогда. На любой вопрос у жены был ответ, для любой сложной ситуации заготовлен мудрый совет. А уж в толковании снов равных ей не было, да и быть не могло! Золото, а не жена! Вот если бы еще пироги печь умела, как Эвелина, и в любви была бы поотзывчивее да позатейливее, Якову больше и желать было бы нечего.

Прошло еще несколько лет, и Яков вступил в тот возраст, о котором говорят «седина — в виски, черт — в портки». Стал он заглядываться на молодых дев и вспоминать горячие деньки с Зарой. Захотелось ему снова любовного озорства, да так, что зубы порой скрежетали. Нынче он бы с радостью поменял сотню умных бесед с Идой на одну шальную ночь с молоденькой дурехой, которая орала бы под ним, как мартовская кошка.

Чем дальше, тем больше утомляли его разговоры с женой, они утратили свою былую глубину и значимость, да и что толку в пустопорожнем умствовании: сколько ни взбивай песок, в масло он не превратится! Теперь рассказы Иды все чаще звучали для него как шорох сметаемой сухой листвы, под который Яков неизменно начинал клевать носом. А в снах он жадно тискал чьи-то юные груди, раздвигал упругие ягодицы, потом просыпался от сильнейшего возбуждения и, видя перед собой сухие лопатки жены, выступающие сквозь мятую ситцевую сорочку, тихонько скрипел зубами и плакал.

Отчего же он был так нетерпелив когда-то! Надо было не торопиться, а поискать все же крылатую желтую волчицу!

Мысли об упущенном счастье не давали покоя, и в один из пасмурных октябрьских дней Яков решил, что пока не состарился, пока теплится еще огонь в чреслах, нужно в последний раз отправиться в волшебный сад и уж без волчицы не возвращаться! Вот только как поступить с Идой? Решил Яков, что позовет жену с собой, а там уж как получится.

Чем дальше шли, тем молчаливее становилась жена, а ближе к синим горам и вовсе будто язык проглотила, видать, раскусила мужнины намерения. «Ну что ж, эдак еще проще, и объяснять ничего не придется», — подумал Яков. Там, где дорога раздваивалась — одна часть вела к деревне, а другая к саду поворачивала — остановился он, разломил оставшийся хлеб на две части, протянул одну Иде и сказал:

— Дальше нам не по пути, ты ищи свое счастье, а я за своим пойду.

Ничего не ответила Ида, только плюнула Якову под ноги и пошла в сторону белых крыш.

Сад еще больше зарос, хорошо, что запасся Яков топором, пришлось прорубать себе дорогу. В этот раз он твердо решил не упускать своего счастья и заглядывал под каждое деревце или корягу, высматривая волчьи следы, которые привели бы его к логову чудо-зверя. Весь сад обошел вдоль и поперек, натер мозоли, срубая ветви и колючий чертополох, но никаких следов так и не увидел. Может, не там он ищет, думал Яков, что, если есть в саду заповедное, скрытое от человеческих глаз место, куда просто так не попадешь? «Надо бы вернуться да спросить, может, встретится добрый человек, кто знает особый секрет или покажет другую, обходную, дорогу?»

Вышел Яков из сада и направился обратно к деревне. У самых ворот повстречался ему паренек лет семнадцати, одетый в широкие штаны и войлочную шляпу. К нему Яков и обратился.

— Как же, есть другая дорога! Ведет она в ту часть сада, о которой мало кто знает. Зачарованное это место, скрытое от людей, растут там неземной красоты цветы и водятся невиданные звери. Иди вон по той тропинке, что в зарослях дурман-травы прячется, она тебя и приведет, куда нужно.

Поблагодарил Яков паренька и пошел в указанном направлении. Ступив на тропинку, почуял он густой запах дурмана, а затем услышал вдалеке тихий смех. Оглянулся и увидал, как снял паренек шляпу, а из-под нее упала на плечи копна русых волос. «Ох, да ведь это и не парень вовсе, а девка!» — успел подумать Яков перед тем, как исчезли из виду и девка, и деревня. Со всех сторон его теперь окружал темный лес, весь снизу заросший остролистной травой с белыми пахучими цветами. Поглядев еще раз по сторонам, Яков отправился в глубь леса, за которым, видимо, и прятался зачарованный сад. Шел он долго, а лес все не редел, но делать-то больше было нечего, приходилось пробираться дальше. По крайней мере, Яков был уверен, что не заблудится, ведь никаких других дорог или развилок в лесу не было, только одна-единственная узкая тропинка, по которой он и брел.

Казалось ему, что идет он уже несколько дней, но в злополучном лесу день не сменялся ночью, тут всегда царил неясный полумрак. Вдруг Яков обратил внимание на причудливую корягу, похожую на вздыбленного жеребца, которая показалась ему знакомой, мимо нее он уже, кажется, проходил. Когда Яков встретил корягу в третий раз, его наконец-то осенило, что ходит он по кругу и если не сойдет с тропы, то не выбраться ему из этого леса никогда. Попытался он свернуть куда-нибудь, но лес в стороне от тропинки оказался непроходимым, будто стена, даже топор не помог.

Ни голод, ни жажда Якова не мучали, но от запаха дурмана кружилась голова, и порой не понимал несчастный, то ли он идет по лесу, то ли лес вокруг него движется, как гигантское колесо. Иногда садился Яков на мох, приваливался к дереву, чтобы вздремнуть немного и передохнуть, но сон к нему не шел, несмотря на усталость. Приходилось подниматься и идти дальше. Лишь однажды удалось ему провалиться не то в сон, не то в иную явь, когда совсем стерлись подошвы башмаков, закровоточили пятки и обессиленный Яков упал в траву. Пригрезилась ему безымянная бабка с зайцем на голове и в цветастой юбке, карманы которой были набиты такими же белыми цветами дурмана, что росли вокруг. Пригляделся к ней Яков и увидел, что и не бабка она вовсе, а баба в самом соку, помоложе самого Якова. Щеки алые, перламутровые глаза посверкивают точь-в-точь как серьги в ее круглых ушах.

— Отчего ж ты, любезный, все мимо ходишь, а в гости не заглядываешь? — спросила гадалка и так тепло на него посмотрела, будто были они с Яковом не случайными знакомцами, а закадычными друзьями.

— Как же тебя найти, коли не сказала ты, где живешь!

— Да тут и живу, неподалеку, в деревне с белыми крышами! Ее еще называют «Обителью брошенных жен и мужей», неужто не слыхал? Ну, мужчин там раз-два и обчелся, а вот женщин… Женушки твои все до одной там, где ж им еще быть! Да только вряд ли захотят они тебя видеть. Видишь ли, брошенные жены, в отличие от вашего брата, почти не способного к колдовству, непременно ведьмами становятся, а ведьме с таким простаком, как ты, и помолчать-то не о чем, не то, что говорить.

— Ты мне лучше скажи, как отсюда выбраться. Замучился я совсем. И еще скажи, где же те самые желтые крылатые волчицы водятся?

Захохотала баба так, что гигантские груди ее чуть из платья не повыпрыгивали.

— Желтые волчицы? Да еще и крылатые? Ну, развеселил ты меня! Тут я тебе не помощница, сколько живу, а тварей таких не видывала!

— Да как же это... — возразил было Яков, но возражать было уже некому, исчезла безымянная бабка, будто и не было ее вовсе.

Очнулся он и увидал, что пока спал, покрылся слоем пыли в палец толщиной. Кое-как отряхнул Яков пыль, смазал пятки сосновой смолой, привязал к ногам куски коры, чтобы не так больно было ступать, да и побрел дальше.

Так и ходит он, несчастный, нарезает круги и потихоньку вникает в суть бесконечности.

 

 

 

Отрывок из повести «Восемь ворот»

 

«Спокойно, — сказала себе Лиза. — Нужно взять себя в руки и немного подумать». Тут она вспомнила про свиток, который по-прежнему сжимала в руке. Страж сказал, что этот предмет чем-то может ей помочь. Лиза развязала серебристые тесемки и развернула свиток. На плотном упругом шелке витиеватыми буквами было написано:

 

 

За первыми воротами не доверяй тем, кто отмечен Знаком Времени.

В Оранжевом мире постарайся не разбежаться в разные стороны.

За Жёлтыми воротами не верь своим глазам.

В стране зеленого света не соглашайся быть счастливой.

За Голубыми воротами не разбуди того, кому снишься.

В Синем мире взвешивай каждый шаг.

За седьмыми воротами сделай правильный выбор.

У Белых ворот отвечай стихами.

 

— Ну, и что это за абракадабра? — возмутилась Лиза.

«Лучше бы дали карту местности или путеводитель какой-нибудь. И спросить-то не у кого», — уныло подумала она.

— Эй! Есть тут кто-нибудь? — крикнула девочка. Черепахи, испугавшись, кинулись прочь.

— Зачем кричать? Разве ты не знаешь, что иногда достаточно просто подумать о чем-то, и оно уже тут как тут? — раздался совсем рядом тихий голос. Лиза повернулась и увидела низенького толстого человека с добродушным лицом. Одет он был нарядно: в длинную рубаху, расшитую блестящими бусинами, и широкие штаны. На ногах человека плотно сидели начищенные до блеска сапожки, а на голове красовался бронзового цвета обруч, переливающийся кристаллами разной величины. Короткие подвижные пальцы толстяка украшали причудливые перстни, а левое запястье — огненного цвета татуировка в виде восьмёрки. Кроме одежды и слегка выпученных темно-вишневых глаз, в нем, пожалуй, не было ничего необычного.

— Ты у нас впервые? — спросил человечек, улыбаясь. — Хотя, первый раз, как правило, бывает и последним!

Он весело расхохотался собственной шутке.

— Здравствуйте, меня зовут Лиза, а вас?

— А меня — Ризелла. Очень приятно! — человечек слегка поклонился. Ты случайно не имеешь какого-либо отношения к маленькому мальчику, которого я встретил тут недавно? Вы с ним очень похожи, чрезвычайно редкий цвет глаз, — толстяк пристально посмотрел на Лизу.

— Ах, ну конечно же! Как же вы меня обрадовали! Это мой брат. Значит, он здесь? С ним ничего не случилось?

— Успокойся, думаю, с ним все в порядке! Да и что может случиться здесь, в стране рубинового света? Это, пожалуй, самый безопасный из семи миров. Вот за другие шесть я не могу поручиться.

— Скажите, пожалуйста, э… Ризело…

— Ризелла. Ри-зел-ла!

— Да, конечно, извините, пожалуйста. Прошу вас, дорогой Ризелла, скажите мне, где Антошка, и как отсюда выбраться.

— Выбраться? Это зависит от того, куда ты хочешь выбраться, уважаемая Лиза.

— Как куда? Домой! На Землю, в деревню, на бабушкину ферму!

— Не понимаю, о чем ты… Вероятно, так называется место, где ты живешь. Хм… Это, к сожалению, не так просто, как хотелось бы. Но я постараюсь помочь. Твой братец все равно убежал, но у меня есть для тебя кое-что, что поможет его догнать и благополучно вернуться вам обоим домой. Пойдем. По дороге я расскажу о здешних мирах все, что знаю.

— Огромное спасибо! Как хорошо, что я вас встретила!

— Для меня это также большая честь, — Ризелла снова поклонился. — Итак, как ты уже, вероятно, догадалась, семь разноцветных миров — это то, что вы там, на вашей «бабушкиной ферме» называете «преломлением солнечного света в каплях дождя», — Ризелла захихикал. — Как же, как же, наслышан. Весьма антинаучное и абсолютно неверное представление!

Лиза хотела было возразить, но передумала. После всего увиденного, она уже ни в чем не была уверена. К тому же, сейчас для нее было важно другое: не разминуться с Антоном.

— Есть ли здесь еще какие-нибудь ворота, кроме тех, через которые я попала сюда?

— Не перебивай! — строго сказал Ризелла. — Ворота, конечн­­о, есть, но ведут они не туда, куда тебе, возможно, хотелось бы! Слушай внимательно! В каждом из семи миров есть только один вход и только один выход. Каждый из выходов служит одновременно входом в следующий мир. В обратную сторону ворота, увы, не открываются! Другими словами, попасть домой ты сможешь, только пройдя через все семь миров и открыв самые последние, восьмые ворота! Если, конечно, у тебя получится.

— А что… может не получиться? Что же тогда? — Лиза со страхом посмотрела на своего спутника.

— Хе-хе…еще как может, тогда останешься здесь навсегда, что, кстати, совсем не так плохо. Ты не первая и, конечно, не последняя из тех, кто попал сюда, пытаясь догнать эту вашу, как ее… радугу!

— Нет-нет, я не хочу оставаться здесь! Я обязательно найду Антона, и мы вернемся домой!

— Ну, что же, я не исключаю подобного исхода событий. Больше того, как уже сказал, помогу, чем смогу. Как это ни странно, семь наших миров существуют очень и очень обособленно друг от друга! В каждом — свои странности и свои правила. Впрочем, у вас, наверное, то же самое, не так ли? Хе-хе. Тут у нас никто толком не знает, что творится у соседей. Тебе, вероятно, интересно, почему? Да просто боятся покинуть свой привычный мирок, не зная, что их ждет в другом. Вдруг не понравится, а вернуться назад уже нельзя!

— Вы что же, и в гости друг к другу не ходите?

— Хм… Не уверен, что хозяева были бы рады таким гостям… Да и кто они, эти хозяева? Большой вопрос!

— Сплошные загадки… Ну а какая-нибудь электронная связь у вас имеется? Телефон, интернет?

— Э-э-э… Не знаю, что это, но этого «чего-то» у нас точно нет… Вообще-то, для некоторых жителей Верховного, то есть Фиолетового, мира, возможен путь в обратную сторону, но исключительно по строгому приказу Правителя. Если, к примеру, тебя сошлют куда-нибудь! Скажем, сюда, в Красный мир. Тогда, уж поверь, ворота для тебя откроются в обратную сторону, но и закроются за тобой навсегда! — Ризелла хлопнул в ладоши прямо перед Лизиным носом.

— Не пугайся. Это касается только нас, местных. Вам, пришельцам, это не грозит, — добавил толстяк.

— Не грозит что?

— Что-что, ссылка! Видишь ли, мир красного света — это что-то вроде тюрьмы. Сюда ссылают особо опасных преступников, — Ризелла сделал страшное лицо.

— Ой, вы, что же...

— Ну вот еще! Как ты могла такое подумать? Разве я похож на преступника? — Ризелла расхохотался. — Кроме ссыльных, в Красный мир посылают ученых-исследователей. Здесь очень много полезных ископаемых, ну и вообще, есть чем заняться такому пытливому человеку, как я.

— А-а-а, так вы — ученый! — с облегчением воскликнула Лиза. — Вот почему вы так много знаете, не только про ваши миры, но и про нас.

— Ну конечно! Я — человек очень любознательный, кроме того, у меня есть один секрет: мои преданные и смышленые филогримы.

— Кто-кто?

— Фи-ло-гри-мы. Это маленькие бесцветные сущности, которые могут свободно перелетать из мира в мир и возвращаться обратно, оставаясь невидимыми. Они-то и помогают мне узнавать все, что я хочу. Между прочим, я сам их вывел. Методом научной селекции! — с заметной гордостью произнес Ризелла. — Скоро ты их увидишь, мы почти пришли.

— Как же я их увижу, если они невидимые? И какая тут может быть селекция? Кроме черепах и тли я тут никого не вижу.

— Не умничай! Мир красного света не такой пустынный, как тебе кажется. Взгляни внимательнее на эти скалы, — Ризелла указал рукой на ближайший каменный конус, — видишь расселины? В них обитают сотни различных видов маленьких существ! Внутри скал, в пещерах, прячется более крупная живность. Давай подойдем поближе, только тихо! У них очень чуткий слух и они не любят, когда их беспокоят.

Стараясь не шуметь, Лиза и Ризелла приблизились к скале. Девочку поразила необычная поверхность скалы, как будто сделанная из рубиновой крошки. Самые мелкие кристаллики чуть заметно мерцали, камешки покрупнее искрили, как бенгальские огни, а самые крупные разбрасывали длинные рассеянные лучи.

— Да ведь это драгоценные камни! У вас все скалы из этого? — воскликнула Лиза, забыв о предупреждении Ризеллы. Она протянула руку, чтобы потрогать рубиновую россыпь.

— Тсс! — зашипел на нее Ризелла, но было уже поздно.

Скала вдруг зашевелилась! То, что Лиза приняла за рубины, оказалось светящимися насекомыми! Круглые, с гранеными спинками, жуки выпустили лапки и с сухим шорохом беспокойно забегали по поверхности скалы, толкая друг друга и противно стрекоча. Лиза в ужасе отпрянула от скалы! В следующее мгновение, вероятно потревоженные рубиновыми жуками, из трещин в скале полезли отвратительные черно-красные слизняки, похожие на блестящие кровавые сгустки. Некоторые с хлюпаньем падали и медленно ползли обратно. Внутри скалы тоже проснулась неведомая жизнь! Лиза услышала нарастающий зловещий гул, смесь шипения, бульканья и жужжания, и почувствовала вибрацию почвы под ногами. Она бросилась было бежать, но Ризелла крепко схватил ее за руку.

— Стой! Если хочешь жить, замри! — успел шепнуть Ризелла.

В следующий момент из расселин вылетели сотни крылатых стрекозообразных насекомых c переливчатыми жесткими крыльями. Лиза в ужасе зажмурилась. Огромные, как воробьи, стрекозы облепили Лизино лицо, плечи и руки, их шершавые лапки противно щекотали глаза и нос. Лиза содрогнулась от отвращения! Ей захотелось немедленно стряхнуть с себя ужасную шуршащую массу, но Ризелла сдавил ее ладонь, напоминая, что двигаться нельзя. Лиза что было сил стиснула зубы и постаралась взять себя в руки. «Спокойно, представь, что это птички, милые, забавные воробышки», — мысленно убеждала она сама себя. Исследовав пришельцев, «воробышки» успокоились и, шелестя, словно сухие листья, улетели обратно.

Только спустя несколько секунд Ризелла отпустил Лизину руку.

— Фух… Так можно получить инфаркт! — он в изнеможении опустился на камень.

— Что это было? — зашептала Лиза, вытирая лицо и шею. Ей никак не удавалось отделаться от неприятных ощущений.

— Вурдоглоги. Единственные опасные существа в Красном мире. Хорошо, что они не агрессивны и жалят, только если объект движется. Но укус даже одного из них смертелен! Жало вурдоглога содержит достаточное количество яда, чтобы за одно мгновение полностью парализовать нервную систему! Так что, своим криком ты чуть не убила нас обоих!

— Но ведь вы говорили, что Красный мир — безопасный!

— Нет, я лишь сказал, что он самый безопасный по сравнению с другими. Если вести себя неразумно, даже в собственном доме можно нарваться на неприятности!

— Простите, Ризелла! Впредь я буду осторожной, обещаю! — Лиза чуть не расплакалась. В этот момент она наконец-то осознала, что вокруг неЕ — чужой, незнакомый и не всегда дружелюбный мир, и что ей, вероятно, предстоит пройти через множество трудных и опасных препятствий, прежде чем она сможет отыскать Антона и вернуться с ним домой.