Жюри назвало имена жителей Торонто — финалистов и победителей литературного конкурса "Иммигрантские истории". Конкурс организован и проведён Торонтским Домом Литературы и Кино совместно с литературно-художественным журналом "Новый свет" при поддержке Программы развития культуры: "Cultural HOT spot" муниципалитета Торонто.
Проза
Александр Козак — победитель
Финалисты:
Владимир Узланер
Нета Боярская
Нелли Воронель
Маргарита Сливняк
Краткость — сестра таланта
Катерина Терещенко — победитель
Финалисты:
Владимир Узланер
Ефим Шейнис
Маргарита Сливняк
Марина Шеркина — Либер
Татьяна Трунёва
Стихи
Нелли Воронель — победитель
Финалисты:
Пётр Пыталев
Генриетта Шендерей
По условиям главного спонсора: Программы развития культуры: "Cultural HOT spot" муниципалитета Торонто, участниками конкурса могли стать только жители Торонто.
Торонтский Дом Литературы и Кино предоставил возможность участия в конкурсе и гостям из других городов и стран, создав дополнительную номинацию "Гости"
Победитель в номинации "Гости" — Ирина Маулер, поэт и писатель из Ришон ле Циона (Израиль)
Нелли Воронель
Черновик
Я — и река, и песок, и следы твои.
Я предрекаю, ни слова не говоря,
гибель звезды, продлевающей путь змеи,
имя цветка, над которым взойдет заря.
Я говорю на твоем языке с тобой,
хочешь записывай, хочешь запоминай.
Слово шлифованный камень, бери любой.
Может, за век наберешь и на свой Синай.
Я поразил тебя и отразил в реке,
там, где родник забывает о тверди дна.
Я не в ответе за то, что в твоей руке.
Правда — твоя, но впоследствии — не одна.
Я отпускаю единственный миг — лови!
Здесь полагается сметь говорить и цвесть.
Я отворил тебя и растворил в любви.
Если не смеешь, ступай и живи как есть.
Знай, донесу Я тебя, как сакральный смысл
только до точки исхода, а дальше — сам.
Я написал тебя, Я же и кровью смыл.
Пробуй читать и не верить своим слезам!
Ты черновик мой, но править тебя не мне.
Устье реки — небесспорный конец строки.
Я допустил тебя, предположил вчерне
и отпустил, как живое перо с руки.
Алекс Козак
Новая сказка о Золушке
(Канадский вариант)
Лена резала салат. Лёня читал объявления.
— Ребёнку нужны сапоги, — сказала Лена. — Детям надо гулять!
Лёня оторвался от огромного словаря, без которого он плохо понимал призывы работодателей и посмотрел в окно.
Снаружи уже второй день шёл снег. На узких перилах балкона непонятно как выросли высокие тонкостенные сугробы, сквозь которые с трудом пробивался тусклый дневной свет.
— По-моему там не погуляешь, — заключил Лёня и снова уткнулся в словарь.
— Сегодня нет! А завтра? — Нож застучал громче и чаще. — Да оторвись же от своих объявлений! Ты завтра убежишь искать работу, а дети сидят взаперти! Посмотри на них! Они уже сходят с ума!
Леня посмотрел на детей. Четырёхлетняя царевна-лягушка играла в куклы; двухлетний принц гонял на пластмассовой машине по паркетному полу.
Если кто и сходит с ума, так это соседи снизу" — подумал Лёня и тут же внизу гневно застучали по трубам отопления.
Следующие 10 мин. ушли на уточнение даты похода в магазин. По всему выходило, что идти надо сегодня и сейчас, но куда, Лёня не знал.
— Зайдёшь к комендантше и узнаешь, где ближайший магазин, — сказала Лена, — только, пожалуйста не трать время на пустые разговоры.
— Не буду, — нахмурился Лёня, вспомнив о последней встрече с комендантшей.
… Лёня и комендантша говорили на разных диалектах английского языка: комендантша пользовалась его португальским вариантом, а Лёня предпочитал украинскую версию.
Оба диалекта мало совпадали и в результате непонимания, комендантша считала Лёню слегка дефективным, а Лёня пытался выказать ей своё презрение, как плебсу, но у него это плохо получалось в силу слабого словарного запаса.
Последняя их встреча лишь укрепила подозрение каждого, что противная сторона принадлежит к роду Homo, но не к виду Sapiens.
Тогда, два дня назад Лёня спустился вниз, чтобы попросить прислать сантехника и комендантша, как ни странно, сразу поняла, что у него на кухне течёт кран.
— Where do you live? — уточнила она. — Six-Ou-Seven?
Лёня, конечно знал на каком этаже он живёт и ответил ясно и понятно:
Что ещё надо? Но комендантша почему-то спросила ещё раз. На что Лёня снова ответил, дивясь её бестолковости.
Неизвестно, чем бы закончилась эта беседа, если б Лена, обеспокоенная пропажей мужа не спустилась вниз и, бросив комендантше: Yes, we live in apartment six-ou-seven, не утащила Лёню домой, по дороге обозвав олтуном.
… На этот раз разговор получился коротким. Лёня понял, что всего в четырёх автобусных остановках от их дома, находится большой торговый центр с воздушным летним названием «Променад». О том, что автобусы из-за метрового слоя снега и 20-ти градусного мороза отменены, комендантша Лёне не сказала. То ли из мести, то ли из любопытства — посмотреть, что будет.
* * *
На улице было холодно. Очень. По дороге, разбрасывая снег шли танки и ехали бронемашины.
Что это означало, Лёня не знал. В Канаду он приехал две недели назад и потратил их на поиски квартиры, покупку необходимой мебели и телевизора. Телевизор, впрочем, стоял не подключенный — все были на рождественских каникулах.
— Хрен его знает, — подумал Лёня, — может у них тут заведено, ездить зимой на танках.
Он добрался до засыпанной снегом остановки и стал ждать автобуса. По улице продолжали двигаться танки. Тяжёлое небо, словно наполненный до краев гигантский пузырь, провисло, готовое сбросить на город не вместившийся в него избыток снега...
Первой сдалась тонкая лыжная шапочка — Лёня перестал чувствовать уши. Затем настал черёд лёгких полуботинок фирмы Цебо — они обледенели, стали хрупкими и могли в любой момент лопнуть от мороза.
Дольше всех продержалось югославское полупальто, купленное в Москве, в магазине Белград лет 15 назад. Пальто было цвета морской волны с изящными погончиками и большими накладными карманами. Лёня в нём походил на элегантного французского киноактёра и сам себе нравился.
Пальто хорошо переносило крымские зимы, а все годы жизни в Израиле пролежало на дне чемодана. Но теперь, под неприветливым канадским небом, оно встало колом и могло рассыпаться на мелкие кусочки так же, как и чехословацкие полуботинки.
Спасла Лёню шедшая из продуктового магазина женщина. Кое-как, жестами она объяснила, что автобуса не будет, и Лёня пошёл пешком, повторяя про себя и стараясь не расплескать английскую фразу, заготовленную для магазина.
До магазина с загадочным названием Sears, Лёня добрался минут через 40. В магазине было тепло и сухо, играла лёгкая музыка и Лёня заплакал. То ли от того, что попал в рай, то ли потекли заиндевевшие ресницы, брови и лыжная шапочка. Отплакавшись и согревшись, Лёня обнаружил, что от счастья забыл заготовленную заранее фразу и следующие минут десять кружил вокруг продавщицы, словно коршун над слишком крупным для него ягнёнком.
И тут ему опять повезло — он увидел немолодую пару, вступившую в разговор с продавщицей.
Лёня не понял о чём они говорили, но уловил интонацию и акцент — словно сквозь сильный аромат заморского гамбургера, пробился родной запах бородинского хлеба.
Пара действительно говорила по-русски и Лёня ухватился за них, как утопающий за соломинку. Домой он шёл уже знакомой дорогой. К этому времени снег прекратился, мороз усилился, а машины, люди и танки исчезли.
Когда он дошёл до дома, то оба — и Лёня, и югославское полупальто стояли колом и были цвета морской волны. Всё о чём мечтал Лёня, так это о горячей ванне, чашке чая с лимоном и мёдом, и о 50 лечебных граммах. О чём мечтало югославское полупальто — так и осталось загадкой.
Возможно, о том, чтобы его положили на дно чемодана и больше никогда не трогали.
Но до ванной дело не дошло, хотя Лёня к ней уже направлялся, потому что Лена решила померить ребёнку сапоги.
Дальнейшее действие происходило, как в сказке Золушка. Только Золушку играл принц и мерил он китайские сапоги. И результат был точно таким же как в сказке — сапоги не налезали. Лена посмотрела на Лёню, Лёня посмотрел на Лену. Кинулись проверять размер — всё правильно, наш размер, но сапоги не налезали!
Сняли сапоги, положили в коробку. Лена посмотрела на Лёню, Лёня посмотрел на коробку. Потом взял коробку, надел югославское полупальто и снова отправился в магазин Sears — менять сапоги.
Когда Лёня вернулся, горячей воды уже не было.
Катерина Терещенко
Первая машина
— Мама, мне очень он нужна, — сказал мне мой четырёхлетний малыш,
остановившись, как вкопанный перед блестящей, покрытой черным лаком
игрушечной машиной, формы летучей мыши вот-вот готовой взлететь.
Услужливый продавец открыл «пуленепробиваемый» шкаф, где хранились
самые дорогие игрушки и нажал на какую-то кнопочку. Машина взревела
звуком мощнейшего двигателя, пронзительным светом загорелись фары и
крыльями поднялись двери, приглашая воображаемого водителя сесть за
руль этого чуда инженерной мысли.
— Она даже может превратиться в мотоцикл, — улыбчивый соблазнитель
нажал на очередную кнопочку.
— О-о-о! — восторженно застонал мой сын.
— Мы не можем, дорогой, — я развела руками, увидев баснословную для
новых иммигрантов цену, — у нас нет денег.
— Попроси у банка!
— Банк не даст, — покачала я головой.
Он плелся домой погруженный в собственные мысли о несправедливости
жизни. Не клянчил, не плакал. Молчал.
— Послушай, — я попыталась прервать тягостное сопение, — давай соберём
деньги и на твой день рождения купим эту машину.
— Это как? — ребёнок явно воспрянул духом.
— Просто не будем покупать всякую ерунду, а монетки, будем складывать в
банку.
— Давай!
Почти год честно засовывали всю не потраченную за день мелочь в прорезь
копилки. Даже друзья и знакомые, заходя к нам в дом, порой опорожняли
свои кошельки, чтобы принять участие в объявленной кампании под
названием «Машина Бэтмана».
В день рождения отправились в банк обменять центы на долларовые
купюры, ибо в магазине такое количество мелочи бы не приняли.
Триумфатором, демонстрирующим миру свою добычу, мой сын ступал
важно и медленно, и монетки в банке весело позвякивали при каждом его
шаге.
— Мы не принимаем разрозненную мелочь, — громом среди ясного неба
прозвучали слова строгого банковского клерка.
— Как это? — ошарашенно спросила я.
— Вам нужно разделить монеты по номинациям и завернуть их в
специальные обёртки.
Я с тоской посмотрела на нашу копилку и поняла, что разделять и
заворачивать нам придётся до ночи.
— Мама, — завопил именинник, — Они не хотят наши деньги! Я их зря собирал
целый год!
— Ты и вправду сам накопил столько денег? — из-за банковской стойки
вышла немолодая женщина с беззастенчивыми детскими веснушками на
носу.
Сын, всхлипывая, кивнул.
Она присела на корточки рядом с ревущим мальчиком, легонько потрепала
золотистые кудряшки его волос и что-то тихонько шепнула ему на ухо.
Малыш снова кивнул и перестал плакать. Она взяла его за руку и жестом
позвала меня в отдельную комнату, где клиенты банка обычно решают свои
финансовые вопросы. По селектору менеджер банка, а это была она,
вызвала трёх фей — сотрудниц банка, которые в мгновение ока завернули
все нашу мелочь в банковские трубочки. “Ребёнок собрал 240 долларов,
чтобы купить себе подарок! — объявила веснушчатая менеджер, когда
процедура была завершена, — А ведь мог потратить на ерунду. Это урок нам
всем, взрослым,” — она вручила сыну хрустящие купюры.
Наиграться Машиной Бэтмана именинник не мог до ночи. “Как хорошо в
Канаде!” — наконец зевнул он, уложив чудо игрушечной техники рядом с
подушкой.
Наутро следующего дня, с машиной в обнимку, едем в садик. В трамвае
только и разговоров о том как обрадуются друзья новой игрушке. Выходим.
— А где машина? — спрашиваю я.
Остолбеневаем оба. Машина уехала на трамвае.
Двумя Ёжиками в тумане бредём по улице.
— Мама, — тихим замороженным голосом говорит мой сын, — Позвони в
полицию.
— Хорошо, — механически отвечаю. Внутренний голос дятлом долбит «Что
делать?»
Приезжаю на работу и первым делом звоню с Бюро находок общественного
транспорта Торонто. Объясняю ситуацию, задним умом понимая, что найти
машину шансы малы. «Куплю другую на кредитку» — принимаю решение, и
вроде бы успокаиваюсь.
В недоумении звонит воспитательница. Ребёнок сидит рядом с телефоном
и ждёт звонка из полиции.
Работать не могу. Представляю себе маленького сгорбленного старичка на
стуле рядом с телефоном.
Спустя полчаса удивлённый секретарь зовёт в офис: «Вам водитель какого-
то трамвая звонит, говорит, что срочно».
— Здравствуйте, — слышу приятный бас в трубке, — Ваш Бэтмобиль у меня.
Заканчиваю смену в полдень на такой-то остановке. Хотите приехать?
— Не успею, — с трудом сдерживаюсь, чтобы не разреветься, — Я на работе, и
от Вас через пол-города!
— Где Вы находитесь?
Называю адрес.
— О! — слышу, как улыбается мой незнакомый собеседник, — Это рядом с
моим домом. Не волнуйтесь. К часу дня привезу Вам Вашу машину.
— Мама, — уткнувшись в мои колени прошептал мой ребенок, когда я
примчалась в садик с драгоценным свёртком в руках,— я знал, что машина
найдётся. Я весь день сидел и верил, — выдохнул он, подняв глаза, полные
счастья и веры в чудеса.
Ирина Маулер
Молодая
Я Нона, мне уже 37 лет, а я до сих пор не замужем. Для себя определилась — если не
рожу до сорока, вообще рожать не буду. Говорят, без детей нельзя, а как мне одной
поднять ребенка? Работаю с утра до вечера — ногти крашу, клиентов хоть отбавляй:
время — деньги. А если работать не буду, кто станет кормить меня с ребенком? Я все
продумала, не уговаривайте меня и не говорите, что одна на старости лет останусь.
Маникюрша я, клиентки с утра до ночи свои истории рассказывают — да после этих
историй вообще задумаешься, стоит ли связываться. Вот вчера одна сидела, плакала:
«Сын, говорит, женщину в дом привел, взрослый уже, сорок лет, а ей и того больше — под пятьдесят, платье коротюсенькое, коленки свои пожухлые прикрыла бы, ресницы наклеенные, длиннющие, хоть пол ими мети — а туда же, в девочку невинную играет, глазки влюбленные сыну моему строит, оглаживает его без остановки, а как только он на работу — сама сериалы целый день смотрит, не утруждается, мне всю работу по дому оставляет. Он за дверь, и она за дверь, только к холодильнику и шастает.
Ленивая, недобрая, сына против меня настраивает. Так он уже и дом продавать хочет,
который мы с мужем всю жизнь выплачивали, а муж умер, так по закону теперь
половина дома сыну принадлежит. Пока этой не было— жили мы с ним мирно, а вот
теперь продавать требует. А я не хочу — с чем останусь на старости лет? Где только
совета не просила, у каких гадалок ни была, каких заклинаний ни наводила — все одно: или продаем дом, или из комнаты своей не выходи — мешаешь нам, говорит».
Может время сейчас такое, не знаю, знаю только, что и я свою мать не очень баловала.
Болела она, рак у нее нашли, а у меня вроде любовь в это время случилась, или не
любовь, может, а так, необходимость, что ли. Хотела я ее в дом престарелых сдать, к
жениху в Америку уехать. Но я все по порядку расскажу. Как приехали мы в Израиль,
мне 17 было, значит сразу после школы — в армию забрали. А там влюбилась я в
офицера. Ничего, что старше меня на двадцать лет — красивый, накачанный, ему тогда сорок было, самый расцвет для мужика, а мне только двадцать исполнилось — ну, дура дурой. Он мне про любовь, про то, что с женой разведется — у него тогда уже четверо детей было, а я верила, свиданий ждала, дождалась — из армии вышла беременная.
Как просил, умолял подождать, как разъяснял, что рано еще — не сейчас. Я
послушалась, аборт сделала. А как хвалил меня, что ничего у него не прошу: «Не то что другие русские проститутки, денег хотят, ты у меня хорошая девочка, честная, любовь ни с чем другим не путаешь». Так я и осталась ни с чем: все мои подруги — кто по заграницам поездил, кто на своих крутых авто разъезжает, кто в подаренной квартирке живет, горя не знает. А я вот до сих пор, а уж прошло 17 лет, все его развода ждала, да надоело, послала его на днях.
Нет, вы не думайте, что никого у мня больше за 17 лет не было. Были, но немного —
всего двое. Один еще со школы за мной бегал — сосед мой, ровесник. В кино
приглашал, под дверью ждал. Так достал, что я его в Америку на работу отправила, ну, типа, поезжай, устройся, а как подготовишь все, я к тебе и приеду. А сама радовалась — смогу теперь без помех с моим «женатиком» по гостиницам почасовым ездить, никто спрашивать не будет где да что: любовь, ничего с собой поделать не могла. А Габи, так его зовут, в Америке устроился, звал меня, звал, а потом звонить перестал, на мои звонки не отвечал, я и заволновалась. Смотрю, десять лет просвистело, а все как было, без изменений, один не разводится, другой исчез. Стала я его в сети искать, нашла быстро, как-то он не очень и конспирировался, да не одного — обрученного уже. Ну и написала ему: «Что же ты, такой в меня влюбленный, слова не сказал, что женишься, я, может быть, планы на тебя строю зря». А он, представьте, ответил, что информация устарела, расстался он со своей невестой, неверна ему оказалась. И опять звонить начал. Мне бы тогда определиться, замуж за него выйти, а я все со своим любовничком расстаться не могу, да и продолжал он мне обещать, что вот-вот разведется. А мне и трын-трава, с подружками смеемся: как я ловко с двумя
управляюсь. Так семь лет и прошло, не заметно как-то. Еще один у меня за это время
был, случайный, таксист — игроманом оказался…
Вот мне и 37, не замужем, бездетная. А детей как-то и не хочется, ну куда мне одной,
тут бы концы с концами свести. Сняла на днях квартиру — половину моей зарплаты
стоит, да еще без платежей обязательных за коммуналку, думаю все вместе три
четверти зарплаты съест. Зачем такую дорогую? А не могу я в старье жить — эта
новенькая, только построили, подрядчик сдает. Почему не знакомлюсь, мужа себе не
ищу? Да кого найти можно в этом возрасте? Все хорошее разобрано давно. Претензии
«любовничку» я недавно озвучила: и по поводу лет, потраченных зря, и по поводу
надежд, им развеянных, и по поводу любви, поруганной им походя. Знаете, что он мне
ответил? Правильно, сказал, что он, может, и развелся бы, но веду я себя так, что и
желания у него уже нет быть со мной, слишком я требовательна стала, слишком
придирчива. Да и сама я быть с ним уже не хочу — зачем он мне, старик, 57 лет. Я-то
еще молодая, а ему что осталось, кроме старости... Да, недавно мужичок заходил,
глазки мне строил, в ночной клуб звал — нет, не хочется мне с ним идти. Правда, кровь в жилах горит — может, и пойду, молодость-то один раз в жизни бывает…