• 2017-2 (16)

Cruisers (Rudyard Kipling) РЕДЬЯРД КИПЛИНГ

 

As our mother the Frigate, bepainted and fine,

Made play for her bully the Ship of the Line;

So we, her bold daughters by iron and fire,

Accost and decoy to our masters' desire.

 

Now, pray you, consider what toils we endure,

Night-walking wet sea-lanes, a guard and a lure;

Since half of our trade is that same pretty sort

As mettlesome wenches do practise in port.

 

For this is our office to spy and make room,

As hiding yet guiding the foe to their doom;

Surrounding, confounding, we bait and betray

And tempt them to battle the seas' width away.

 

The potbellied merchant foreboding no wrong

With headlight and sidelight he lieth along,

Till, lightless and lightfoot and lurking, leap we

To force him discover his business by sea.

 

And when we have wakened the lust of a foe,

To draw him by flight toward our bullies we go,

Till, 'ware of strange smoke stealing nearer, he flies

Ere our bullies close in for to make him good prize.

 

So, when we have spied on the path of their host,

One flieth to carry that word to the coast;

And, lest by false doublings they turn and go free,

One lieth behind them to follow and see.

 

Anon we return, being gathered again,

Across the sad valleys all drabbled with rain

Across the grey ridges all crisped and curled

To join the long dance round the curve of the world.

 

The bitter salt spindrift, the sun-glare likewise,

The moon-track a-tremble, bewilders our eyes,

Where, linking and lifting, our sisters we hail

'Twixt wrench of cross-surges or plunge of head-gale.

 

As maidens awaiting the bride to come forth

Make play with light jestings and wit of no worth,

So, widdershins circling the bride-bed of death,

Each fleereth her neighbour and signeth and saith: –

 

"What see ye? Their signals, or levin afar?

"What hear ye? God's thunder, or guns of our war?

"What mark ye? Their smoke, or the cloud-rack outblown?

"What chase ye? Their lights, or the Daystar low down?"

 

So, times past all number deceived by false shows,

Deceiving we cumber the road of our foes,

For this is our virtue: to track and betray;

Preparing great battles a sea's width away.

 

Now peace is at end and our peoples take heart,

For the laws are clean gone that restrained our art;

Up and down the near headlands and against the far wind

We are loosed (O be swift!) to the work of our kind!

 

Покрашен, надраен задира-фрегат,

Огни как на рейсовом судне горят,

А мы — бесшабашные дети при нем,

Приманки, ловушки с броней и огнем.

 

Суровое дело он нам поручил:

Соблазн и охрану в промокшей ночи.

А часть нашей службы похожа на ту,

Что девки-оторвы справляют в порту.

 

Вот это работа, что нам дорога:

На смерть из засады направить врага,

Манить, предавать, окружить, удивить,

Обманом противника в драку втравить.

 

Пузатый купец беззаботность хранит,

Беспечно горят бортовые огни,

Пока без огней из неслышимой тьмы

В прыжке за добычей не вылетим мы.

 

И похоть врага распалив поскорей,

Выводим его под огонь батарей.

И нашим судам показавши корму,

На базу приходится шлепать ему.

 

А чтоб не сбежала добыча из лап,

Один из нас мчит с донесением в штаб,

Другой же пасет этот лакомый кус,

Чтоб враг не сменил неожиданно курс.

 

Потом мы, собравшись, уходим опять

Сквозь дождь, полосующий водную гладь,

Сквозь ветер, срывающий пену с волны,

Танцуют суда вдоль земной кривизны.

 

Мы солью покрыты, от солнца черны,

Чарует глаза отраженье луны.

А флаги сигналов, встречая рассвет,

Нам с братьев-судов посылают привет.

 

Как гости на свадьбе сдвигаются в круг

И выход невесты волнует подруг,

Так мы возле смерти ведем хоровод

И каждый вопросы другим задает:

 

Что видишь? Сигналы вдали иль гроза?

Что слышишь? Гром божий иль пушечный залп?

По курсу туман или вражьи дымы?

Звезду иль прожектор преследуем мы?

 

Спектакль плутовской продолжает идти,

Мы ставим ловушки на вражьем пути.

И тот, кто искусней в обмане и лжи,

В сраженьях на море останется жив.

 

Мир кончился, пробил для мужества час

И рамки законов исчезли для нас.

Откинув швартовы и скорость набрав,

Спеши: мы свободны для наших забав!

 

 

РОБЕРТ ФРОСТ

NEVER AGAIN WOULD BIRDS’ SONG BE THE SAME

 

He would declare and could himself believe
That the birds there in all the garden round
From having heard the daylong voice of Eve
Had added to their own an oversound,

Her tone of meaning but without the words.
Admittedly an eloquence so soft
Could only have had an influence on birds
When call or laughter carried it aloft.

Be that as may be, she was in their song.
Moreover her voice upon their voices crossed
Had now persisted in the woods so long
That probably it never would be lost.

Never again would birds' song be the same.
And to do that to birds was why she came.

 

 

И ПЕСНИ ПТИЦ ПО-НОВОМУ ЗВУЧАТ

 

Он говорил и верил в это сам,

Что стаи птиц на яблоневых кронах,

Услышав песню Евы, в голоса

Вплетали ноты новых обертонов.

 

Она вела мелодию без слов

И нежный голос поднимался ввысь,

Туда где птиц по воздуху несло,

Тех, что от шума с веток сорвались.

 

Слились с земли и неба голоса

В единый удивительный напев

И эти звуки наполняли сад,

Казалось, затихать не захотев.

 

И песни птиц по-новому звучат

С тех пор, как Ева приходила в сад.

 

FIRE AND ICE

 

Some say the world will end in fire,
Some say in ice.
From what I've tasted of desire
I hold with those who favor fire.
But if it had to perish twice,
I think I know enough of hate
To say that for destruction ice
Is also great
And would suffice.

 

ОГОНЬ И ЛЕД

 

Погибнет мир, сгорев в огне,

Иль вмерзнув в лед?

Огонь желаний ближе мне

И я на этой стороне.

Но если снова речь пойдет

О гибели, то для меня

Холодной ненависти лед

Взамен огня

Вполне сойдет.

 GHOST HOUSE

 

I dwell in a lonely house I know
That vanished many a summer ago,
And left no trace but the cellar walls,
And a cellar in which the daylight falls,
And the purple-stemmed wild raspberries grow.

 

O’er ruined fences the grape-vines shield
The woods come back to the mowing field;
The orchard tree has grown one copse
Of new wood and old where the woodpecker chops;
The footpath down to the well is healed.

 

I dwell with a strangely aching heart
In that vanished abode there far apart
On that disused and forgotten road
That has no dust-bath now for the toad.
Night comes; the black bats tumble and dart;

 

The whippoorwill is coming to shout
And hush and cluck and flutter about:
I hear him begin far enough away
Full many a time to say his say
Before he arrives to say it out.

 

It is under the small, dim, summer star.
I know not who these mute folk are
Who share the unlit place with me–
Those stones out under the low-limbed tree
Doubtless bear names that the mosses mar.

 

They are tireless folk, but slow and sad,
Though two, close-keeping, are lass and lad,–
With none among them that ever sings,
And yet, in view of how many things,
As sweet companions as might be had.

 

 

ДОМ-ПРИЗРАК

 

Живу я в доме, которого нет,

Который исчез уже много лет,

А сохранился только подвал,

Где свет просочившийся придавал

Стеблям малины пурпурный цвет.

 

На дряхлый забор виноград залез,

На бывший покос наступает лес,

У старых яблонь, где дятлов стук,

Новых побегов стебли растут,

А путь к колодцу в траве исчез.

 

Смотрю со странной болью в душе

Как рухнули стены, фундамент замшел.

Над колеями, что в мир вели,

Где жабы когда-то купались в пыли,

Ночами стрелы летучих мышей.

 

Издалека козодой запел,

Замолк и ближе перелетел,

И приближаясь, будет опять

Песню нехитрую повторять,

Пока не выскажет все что хотел.

 

На летнем небе — звезд хоровод.

Соседи мои — молчаливый народ.

Листва над плитами зелена,

Мох мешает читать имена,

Но кто их по имени назовет?

 

Они работали без выходных.

Вот девушка с парнем — муж иль жених?

Без песен, в труде текли их года...

Я думаю, может живи я тогда,

Я был бы хорошим соседом для них.

 

 

 MY NOVEMBER GUEST

 

My Sorrow, when she's here with me,

Thinks these dark days of autumn rain

Are beautiful as days can be;

She loves the bare, the withered tree;

She walked the sodden pasture lane.

 

Her pleasure will not let me stay.

She talks and I am fain to list:

She's glad the birds are gone away,

She's glad her simple worsted gray

Is silver now with clinging mist.

 

The desolate, deserted trees,

The faded earth, the heavy sky,

The beauties she so truly sees,

She thinks I have no eye for these,

And vexes me for reason why.

 

Not yesterday I learned to know

The love of bare November days

Before the coming of the snow,

But it were vain to tell her so,

And they are better for her praise.

 

 

HОЯБРЬСКАЯ ГОСТЬЯ

 

Моя печаль, когда ты здесь,

То для тебя и в мрак, и в дождь

Дни ноября полны чудес,

Ты любишь тихий, голый лес,

По выцветшим лугам бредешь.

 

Ты изменила мой досуг,

Я слушаю твои слова.

Ты рада бегству птиц на юг

И серебром сверкнувшей вдруг

Росе на ткани рукава,

 

И обнаженному кусту,

И тучам над обрезом крыш,

И уцелевшему листу...

Ты любишь эту красоту

И слепотой меня коришь.

 

Но я и сам влюбиться рад

В простую ясность ноября,

В грядущий первый снегопад,

И быть с твоей душою в лад,

Тебе о том не говоря.