ПЬЕСА
1. СОЛОМОН – 72
2. ТОНЯ – 27
3. АРНО – 45 – ПОРТНОЙ
4. ЕГО ЖЕНА ЗАРА – 45 - РЕВНУЕТ
5. СЫН ГЕНРИХ – 22
6. СТЕПА – 25
7. КЛАРА – 50 – ВДОВА.
ПЕРВЫЙ АКТ.
1961 ГОД. ВЕСНА.
На сцене очень старый Дом на краю пустыря. Дом двухэтажный. Две двери и два окна на первом этаже, два окна на втором этаже. Над одной из дверей линялая вывеска «АРНО ШЬЕТ ВСЕ!». На второй этаж ведет узкая лестница с обломанными перилами. Во дворе дома облупившаяся железная телефонная будка, старенькая машина «Москвич», и гипсовая статуя Пионера-физкультурника. На простертых вперед руках пионера развешано белье.
НОЧЬ. ТЕМНО.
В тускло освещенной телефонной будке стоит пожилой мужчина, Соломон.
СОЛОМОН ( в телефонную трубку) Сынок, не спишь?! Час бился с этим чертовым автоматом, пока до тебя дозвонился. Да, я нормально… Что мне сделается… Как ты? Волнуешься? Нет, меня не проведешь, я слышу, ты очень волнуешься. Все будет хорошо, Даня, верь мне, все будет отлично. Я буду молиться. А вот очень скоро узнаем, есть Он или нет… Веришь ты, не веришь, а помолиться не мешает… Очень люблю тебя… Але?! Даня!
Соломон вешает трубку, в ярости пинает ногой автомат и уходит в дом.
Из распахнутого окна на втором этаже слышны два голоса, женский и мужской.
КЛАРА ( голос) Тебе было хорошо?
СТЕПА ( голос) Да, очень… Я пойду?
КЛАРА (голос) Еще останься.
СТЕПА ( голос) Твой муж услышит…
КЛАРА ( голос) Зажги лампу, хочу тебя видеть…
Загорается тусклый свет.
СТЕПА. ( голос) Тебе его не жалко совсем?
КЛАРА (голос) Я сошла с ума от тебя… Еле дотягиваю до вечера, когда ты опять меня прижмешь к себе… вот так… Почему ты дрожишь?
СТЕПА ( голос) Боюсь, он застанет нас… Он так дышит тяжело. Думаешь, он поправится?
КЛАРА (голос) Нет… Он уже на первом этаже…
Слышатся тяжелые шаги по лестнице.
СТЕПА. (голос) Он идет сюда!
КЛАРА ( голос) Тебе кажется… Обними меня еще… сильнее, крепче…
Мужская тень возникла на втором этаже.
ГОЛОС МУЖА. Клара, ты опять зря расходуешь электричество… А!!! Клара ты с кем?! Как ты можешь, Клара?!!
Раздается звук падающего тела.
ДВОР. УТРО.
Двор залит солнцем. Со второго этажа слышны нервные голоса. « Не пройдет!», «Поднимем левый край и боком вперед…», «Говорю, не пролезет!»
Во двор на велосипеде въехала Тоня, молодая женщина. К багажнику ее велосипеда был прикручен погребальный венок. Тоня прислонила велосипед к телефонной будке, сняла с багажника венок и поставила его у стены дома.
Со второго этажа сбежал черноволосый паренек Генрих, взял с окна первого этажа банку с водой и стал жадно пить. Напившись, побеждал к Тоне, попробовал обнять ее. Тоня оттолкнула его.
ТОНЯ. В доме горе, а ты лезешь целоваться.
Генрих огорченно подошел к распахнутому окну, в котором стоял старый радиоприемник и принялся копаться в нем паяльником.
ТОНЯ. Покойника уже понесли на кладбище?
ГЕНРИХ. Пока нет. Гроб застрял. Я маму этого гроба…ненавижу! Лестница узкая. Не пройдет ни за что.
ТОНЯ. Дому больше ста лет. Других как-то хоронили?
ГЕНРИХ. На втором этаже никогда не умирали.
ТОНЯ. Не может быть.
ГЕНРИХ. В этом доме каждый доходяга, знал, что гроб по лестнице не проходит и перед смертью сам спускался на первый этаж.
ТОНЯ. Почему же муж Клары не спустился?
ГЕНРИХ. Он спустился. А потом поднялся, чтобы погасить свет и помер.
ТОНЯ. Как это все печально…
ГЕНРИХ. Когда такой жадный человек умирает в 89 лет, это не печально. Печально, что не внизу. Я вообще тебе не нравлюсь?
Тоня покачала головой, потом зашла в телефонную будку, попробовала набрать номер, постояла с трубкой. Вышла.
ТОНЯ. Глухо.
ГЕНРИХ. Давно не работает. Только Соломон как-то умудряется совать проволоку, нажимать три шестерки, потом хреначит ногой по аппарату и иногда у него получается дозвониться в Москву сыну своему.
ТОНЯ. Может, я попробую? Хочу с родителями поговорить. Где эта проволока?
ГЕНРИХ. Даже не мучайся. Говорю, мы все пробовали, только у Соломона получается.
В это время со второго этажа спустились Клара и Степа. Клара вдова усопшего, она не первой свежести, но максимально ухожена и нарядна. Степа молодой красавчик.
КЛАРА. Тоня? Вы вернулись? Купили венок?
ТОНЯ. Купила.
КЛАРА. Благодарю вас. Генрих? Ты дефективный?!
ГЕНРИХ. Клара Петровна, я кавказский мужчина и меня оскорблять нельзя.
КЛАРА. Зачем ты сколотил гроб на втором этаже? Зачем?!
СТЕПА. Генрих хотел тебе сюрприз сделать.
ГЕНРИХ. Я думал, вы проснетесь утром, а ваш покойный муж уже в готовом гробу красуется. Забыл про лестницу. Я маму этой лестницы… ненавижу!
СТЕПА. Сейчас дядя Арно гроб разберет, мы здесь снова сколотим. До вечера успеем похоронить.
ТОНЯ. Примите мои соболезнования, Клара Петровна. Я, к сожалению, не успела хорошо узнать вашего мужа, но мне искренне жаль.
Степа встал в театральную позу и, вытаращив глаза начал произносить монолог.
СТЕПА. « Бедный Йорик! – Я знал его, Горацио. Это был человек бесконечного остроумия, неистощимый на выдумки. Он тысячу раз таскал меня на спине. А теперь это само отвращение и тошнотой подступает к горлу...»
Удивительно, но Степа был явно очень талантлив. Клара расцеловала Степу и потащила его в дом. Степа беспомощно оглядывался на Генриха, тот пожал плечами, мол, ничем не могу помочь.
ТОНЯ ( Генриху) Что он тут наговорил?
ГЕНРИХ. Готовится ехать поступать на артиста. Его Клара не отпускает.
ТОНЯ. Она ему родственница?
ГЕНРИХ. Она ему никто, а он ей последняя любовь.
ТОНЯ. Шутишь?
ГЕНРИХ. Не шучу. В твоей комнате не слышно?
ТОНЯ. Чего, не слышно?
ГЕНРИХ. Как Клара кричит ему – « Вонзи, вонзи в меня свой бронзовый ангел!»
ТОНЯ. Ее муж был при смерти… Нехорошо.
Из дома выскочил Степа, немного взъерошенный. За ним огорченная Клара.
СТЕПА ( тихо) Клара, не сейчас… Тонечка, разве вы не узнали Шекспира?
ГЕНРИХ. Не узнала. Они давно не виделись.
ТОНЯ. Прости, Степа, я человек не гуманитарный…
ГЕНРИХ. Тоня серьезная девушка, инженер, ей по барабану твои «бедные Юрики»! Клара Петровна, вы все еще в халате?
КЛАРА. Ты прав, дуралей, надо переодеться.
Клара пошла в дом.
ГЕНРИХ. Слышали? «Дефективный, дуралей». Ноль уважения. Мне скоро двадцать два стукнет, а обращаются, как с сопляком. К Степке с уважением, а со мной, как со школяром. Степан, скажи, с женщиной надо обязательно спать, чтобы она тебя за человека считала?
СТЕПА. Генрих, мужчина не имеет права так говорить. Верно, Тоня?
ТОНЯ. Верно. От возраста мало что зависит. Один в пятнадцать уже мужчина, другой в пятьдесят пацан. А некоторые из подросткового пубертата, сразу переходят в старческий маразм. Мужчина должен чаще молчать.
ГЕНРИХ. Молчать? Видел я одного такого молчаливого. Приехал из Еревана троюродный дядя. Спортивный, седой, красавец. Сидел за столом, кушал «долма» и ни слова, молчал, как рыба об лед! Я на него смотрел, думал, вот это настоящий мужик, настоящий армянин! А потом он поднялся с рюмкой и говорит- «Хочу выпить за нашего дорогого, обожаемого Иосифа Сталина!»
Степа и Тоня засмеялись.
ГЕНРИХ. Если человек молчит, долго не поймешь, что он мудак…
ТОНЯ. Женщины и без слов чувствуют кто пустое место, а за кем можно на край света…
СТЕПА. Тоня, за Генрихом можно на край света. Он очень добрый и веселый.
ТОНЯ. С добрым далеко не дойдешь.
ГЕНРИХ. Зато идти будешь весело.
ТОНЯ. Надо иметь стержень.
ГЕНРИХ. Откуда берут этот стержень? Я маму этого стержня… ненавижу!
Во двор вошел Соломон, бодрый, элегантный старик. Он держал в руках докторский чемоданчик.
ГЕНРИХ. Дядя Соломон, кто родился?
СОЛОМОН. Девочка. Здоровая девочка. Роды не тяжелые, могли меня и не вызывать.
ТОНЯ. Далеко вам теперь до больницы. Упрямитесь, а давно могли бы жить в новом городе, рядом с больницей.
СОЛОМОН. Мне не в тягость ходить отсюда… Не вижу гроба. Вы же не могли похоронить без меня?
СТЕПА. Потрава вышла. Генрих гроб наверху сколотил и он по лестнице не проходит. Арно теперь гроб разбирает.
СОЛОМОН. Пойду, помогу ему. ( Генриху) Сколько раз тебя учил, перед тем, как что-то делать, немного подумай.
Соломон начал тяжело подниматься по лестнице наверх.
ТОНЯ. Что же сын ему машину не подарит? Сам процветает в Москве, а старик пешком на вызовы топает.
ГЕНРИХ. Даник большими делами ворочает, дядя Соломон его отвлекать не хочет. Врет сыну, что я его вожу. А моя проклятая машина не заводится никак… Я маму этой машины… ненавижу!
Генриха сверху позвали и он убежал.
ТОНЯ. Сын Соломона тоже врач?
СТЕПА. Тоже? Ты что в Москве не слышала, какой он гений?
ТОНЯ. Не слышала. Москва не ваша дыра, там миллионы врачей.
СТЕПА. Ты красивая очень.
ТОНЯ. Спасибо.
СТЕПА. Генрих мне признался, что любит тебя.
ТОНЯ. Знаю. Он уже всем об этом сказал. Трепло.
СТЕПА. Отвечаешь взаимностью?
ТОНЯ. Нет. Я год назад развелась и меня от мужчин пока тошнит.
СТЕПА. Муж тебя бил?
ТОНЯ. Попробовал бы он меня ударить.
СТЕПА. Тогда почему разошлась?
ТОНЯ. Примитивно мыслишь, по твоему разводятся только, когда дерутся?
СТЕПА. Я вырос в детском доме, семейных драм не знаю.
ТОНЯ. Родители на войне погибли? Или сидели?
СТЕПА. Тоже мыслишь примитивно. Есть тысяча причин остаться сиротой.
ТОНЯ. Например?
СТЕПА. Например, генерал зажимает в углу свою домработницу, она беременеет, потом генеральша выгоняет ее с животом на улицу. Домработница родила меня и удрала из больницы. Тебе интересно?
ТОНЯ. Еще бы!
СТЕПА. Ну, меня в детский дом. Перед войной генеральша меня нашла, конфет принесла, ревела, сказала, что генерала убили, а детей у нее своих нет…Хотела меня усыновить.
ТОНЯ. И что?
СТЕПА. Не успела. Война началась, наш детский дом эвакуировали сюда…
ТОНЯ. Генеральскую кровь в себе ощущаешь?
СТЕПА. Нет. Во сне «Огонь!» не кричу… Правда, об этом лучше у Клары спросить.
ТОНЯ. Пора тебе выбираться из-под Клары и бежать в Москву.
СТЕПА. Знаю.
ТОНЯ. Хочешь быть актером, надо ехать в большой город, например, в Москву. А ты торчишь здесь, спишь со старой теткой. Бред.
СТЕПА. Знаю.
ТОНЯ. И что же не бежишь?
СТЕПА. Пока не могу… Клара без меня пропадет.
ТОНЯ. Такая штучка не пропадет. Прикормит другого молодца. Зачем тебе эта бабушка советского оргазма?
СТЕПА. У тебя родители есть?
ТОНЯ. Есть.
СТЕПА. Бывший муж был?
ТОНЯ. Был. К чему ты это?
СТЕПА. И Генрих тебя любит до полусмерти.
ТОНЯ. Ну и что? Не понимаю.
СТЕПА. Меня в этом мире любит только Клара…
ТОНЯ. Главное любить самому…
СТЕПА. Брось ты! Спросила бы любого в нашем Детском доме, важно самому любить или, найти хоть кого-то, кому ты нужен… Хоть одного, кто поможет не пропасть к чертовой матери.
ТОНЯ. Говорят, у тебя талант. Ты свой талант с детства ощущал?
СТЕПА. В детстве я ощущал, что жрать хочу.
ТОНЯ. Не похоже, что настолько примитивен… Ты же много читал.
СТЕПА. В библиотеке сильнее топили. Детский дом был в Норильске.
ТОНЯ. Степа?
СТЕПА. Да?
ТОНЯ. Ты мне все соврал? Про генерала, генеральшу?
СТЕПА. Соврал.
ТОНЯ. Зачем?
СТЕПА. Обидно стало. Ты ведь сразу угадала. Мать при бомбежке погибла, отца расстреляли…
Со второго этажа старик Соломон и Арно вынесли доски от гроба и принялись их сколачивать. Степа начал им помогать. Генрих стал копаться в старом радиоприемнике. Из двери первого этажа вышла жена Арно, Зара. Она с необычайной нежностью промокнула платком лоб мужа и поцеловала его в этот лоб. Из дома вышла Клара, в черном платье. Арно придирчиво оглядел платье Клары.
АРНО. Пройма не тянет?
КЛАРА. Не тянет. Спасибо Арно, ты сшил за два дня чудное платье.
ЗАРА. Не дай Бог никому шить платье по такому поводу.
ТОНЯ. Все говорят, что вы уникальный портной, Арно?
АРНО. Когда наш город был городом, ко мне стояли в очередь месяцами. Я умею исправлять то, что напортачила природа. Безнадежные дурнушки в моих платьях сразу находили женихов!
ТОНЯ. Мечтаю о платье в цветочек, с рукавами «фонариком» и внизу пышно. Сошьете? Подправите природу?
АРНО. Тоня, вы лучшее, что смогла сделать природа…
Зара со страхом перехватила восторженный взгляд мужа на Тоню.
ЗАРА. Мы сошьем. Купите ткань и сошьем.
КЛАРА. Тоня, вы к нам надолго?
ТОНЯ. Надолго.
ЗАРА. Будете работать на новом стекольном заводе?
ТОНЯ. Я буду строить этот завод.
СТЕПА. Пять лет в институте мордовалась.
КЛАРА. Степа, не отвлекайся. Арно, гроб не маловат получается?
АРНО. Не мал. У твоего мужа 56 размер. Я ему столько лет шил, знаю.
КЛАРА. Дай Бог нам всем дожить до 89ти лет…
ТОНЯ. Клара Петровна, у вас нет детей?
КЛАРА. Нет. Мы поженились, когда мужу было 64 года. Если бы он не умер, мы в июле отмечали бы «серебряную свадьбу»…
ЗАРА. Все двадцать пять лет ты ему изменяла.
КЛАРА. Не все… Когда он сидел в лагере, я хранила ему верность.
ЗАРА. Так горевала?
КЛАРА. Во-первых, горевала. Во-вторых, мужчины боялись связываться с женой врага народа. В-третьих, я была ужасно одета.
ЗАРА. Зато потом муж одевал тебя, как куклу. Тоня, он был директором единственного в нашем городе комиссионного магазина.
СОЛОМОН. Теперь нет того магазина, умер его директор, да и города больше нет.
ТОНЯ. Сколько раз вам говорить, город просто перенесен в другое место.
СОЛОМОН. Город невозможно перенести, Тоня. Город можно либо построить, либо разрушить. Город не порядок улиц и домов, город, это хранилище душ всех когда-то обитавших в нем…
АРНО. Соломон, не отвлекайтесь, я могу ударить вам молотком по пальцам…
ТОНЯ. Все переехали в новые дома с удобствами . У них в ванной рядом унитаз и кран с водой. И все рады.
АРНО. Они рады, и мы рады, что они рады. Они счастливы, что переехали, мы счастливы, что продолжаем жить в своем доме.
ТОНЯ. Никуда вы не денетесь, и ваш дом снесут.
ГЕНРИХ. Можно лежать в ванной, курить, пепел в унитаз стряхивать и воду из крана пить?
ТОНЯ. Можно. А вы в туалет в очередь. И, чтобы помыться полдня воду из колонки таскаете.
КЛАРА. Вы, Тоня, не таскаете ничего. Вам воду для ванной носят Генрих и Арно.
ЗАРА. Мой муж носит ей воду из жалости. Несчастная, одинокая женщина.
ГЕНРИХ. Что ты говоришь?! Кто несчастная? Тоня красавица, москвичка, инженер!
ЗАРА. Да хоть генеральный секретарь коммунистической партии! Мужа нет. Детей нет. Жилплощади нет! Я ночью рыдаю, вай, так Тоню жалею.
ГЕНРИХ. Ты ночью рыдаешь, потому папа с тобой не лежит, а ходит под дверью Тони, и следит, чтобы я к ней не зашел. Я маму его папирос… ненавижу!
ЗАРА ( Тоне) Но вы не огорчайтесь, милая, одна моя знакомая в Ереване вышла замуж в 72 года и так удачно, вай, как удачно! Муж носил ее на руках, на подносе приносил еду в постель, стирал ее вещи, целовал ее ногу…
СТЕПА. Говорят «он целовал ей ноги!»
ЗАРА. Я знаю, что говорю. Он целовал ей одну ногу. Другая была парализована, моя знакомая перенесла инсульт и у нее шевелилась всего одна нога.
АРНО. Зара! Хватит с меня твоих историй. Так давно уехали из Еревана, а ты все вспоминаешь какие-то мутные подробности.
ЗАРА. Вспоминаю… Как не помнить? Там осталась вся мои родня… Многих уже тоже нет в живых. Вай, столько потерь. Моя лучшая подруга Джульетта год назад умерла. И твой друг Паша пропал в лагере….
АРНО. Пропал, еще не умер.
ЗАРА. Говорят бумаги пришли, что он погиб.
АРНО. Бумага не человек! Могилы нет? Значит жив! До сих пор возвращаются, больные, но живые… Муж Клары тоже не сразу вернулся.
КЛАРА. Не сразу. Я хлопотала два года. Мне Арно пошил элегантный костюм, я в этом костюме по начальству пошла, где надо улыбнулась, с кем надо прилегла и выцарапала мужа на свободу.
АРНО ( Заре) Видишь? Повезло человеку, и он пережил лагерь.
ГЕНРИХ. Молодцы! Нашли, кому позавидовать! Человеку гроб сколачивают, а они «повезло»!
Вдруг радиоприемник, в котором копался Генрих, заработал.
ГОЛОС ЛЕВИТАНА. "12 апреля 1961 года в Советском Союзе выведен на орбиту вокруг Земли первый в мире космический корабль-спутник "Восток" с человеком на борту. Пилотом- космонавтом космического корабля- спутника "Восток" является гражданин Союза Советских Социалистических Республик летчик майор ГАГАРИН Юрий Алексеевич"…
Все замерли от удивления.
АРНО. Что, вдруг?
СТЕПА. Не вдруг! Люди веками рвались в космос! Наш, советский парень в космосе, а вы, дядя, Арно «вдруг»?!
АРНО. Почему, вдруг этот поломанный ящик заработал?
ЗАРА. Потому что у твоего сына, золотые руки.
АРНО. Пора ему этими руками из золота деньги в семью приносить.
КЛАРА. Мой покойный муж часть денег от меня утаивал. Оказывается, прятал в поломанный приемник.
ГЕНРИХ. Это я деньги нашел. И отдал вдове.
АРНО. Ну и дурак.
ТОНЯ. Радуйтесь, что вырастили честного парня. Повезет его жене.
ЗАРА. Надеюсь, этой везучей женой, будете не вы. Нам в семье не нужна разведенка. Не обижайтесь.
ГЕНРИХ. Мама! Это не твое дело!
СОЛОМОН. Замолчите! Человек сейчас летает возле Бога, а вы ахинею несете!
КЛАРА. Вы, Соломон, думаете, что Бог все-таки есть?
СОЛОМОН. Клара, из всех нас точно это знает теперь только ваш муж.
СТЕПА. И Юрка Гагарин!
Все затихли.
СОЛОМОН. Теперь могу вам сообщить… В этой потрясающей победе разума есть заслуга и моего сына… Вот так, мои друзья.
АРНО. Данька?! Он и на космос работать пробился?!
ГЕНРИХ. Так и знал! Я знал, что Даня к нам не приезжает из-за строгой секретности. Дядя Соломон, он вам говорил?
СОЛОМОН. Конечно, не говорил. Не имел права говорить. Мой сын хранил эту тайну даже от родного отца. Я сам догадался.
Арно с досадой дает Генриху подзатыльник.
АРНО. У других дети куда шагнули, а ты чем занят?! Одну машину год починить не можешь.
СОЛОМОН. Гроб готов. Несите покойного.
ЗАРА. ( Неожиданно запричитала) На кого он нас покинул… зачем ушел так ран? Он навек ушел Туда, нас на время оставил Здесь!
ДВОР. НОЧЬ.
Во двор вышел Соломон, зашел в слабо освещенную телефонную будку. Кусок проволоки он просунул в прорезь для монет, дернул шнур трубки, набрал цифры и сильно стукнул ногой по автомату. Гудка не было. Соломон тихо выругался и проделал все сначала. Раздался гудок! Соломон торопливо набрал номер.
СОЛОМОН. Але! Даня?! Родной мой, говорю быстро, этот автомат говно полное! Ну, что?! Победа!! Первого человека запустили! Что, сынок, видел Юра Бога? Не видел… Надо еще раз слетать, приглядеться! Плохо очень слышно! Как он сказал? «Поехали»? Кому он так сказал? Смешно… Ты делал эму энцефалограмму? Невероятно… И пульс был в норме? Он молодец, ты молодец, все молодцы! Поздравляю тебя, любимый мой, горжусь! Але?! Черт! Але?!
Соломон вышел из будки и от радости прошелся по двору в лихом «фрейлаксе».
СОЛОМОН. « В семь сорок, он приедет
В семь сорок он приедет!
Поехали!!!»
ПРОШЛА НЕДЕЛЯ.
ВЕЧЕР. ДВОР.
Во дворе темно. Горит лишь тусклая лампочка в телефонной будке и еще освещено одно из окон первого этажа. Под машиной возится Генрих, светя себе карманным фонариком. Зара подметает двор, но все ее внимание приковано к окну Соломона, она пытается услышать, что там, за окном происходит. И мы заглянем в окно Соломона.
ВЕЧЕР. КОМНАТА СОЛОМОНА.
За столом сидят Соломон и Тоня. Пьют чай. Тоня рассматривает старые фотографии мальчика-подростка.
СОЛОМОН. Даня всегда нас с женой поражал своими способностями. В три года, он забирался на шкаф…
ТОНЯ. На этот?
СОЛОМОН. Именно, на этот. Согласись, шкаф довольно высокий для трехлетнего малыша. Так вот, он стоял на шкафу, жена ставила внизу его горшок, и он писал в него!
ТОНЯ. И попадал?
СОЛОМОН. Попадал! Ни капли мимо! Тебе, правда, интересно?
ТОНЯ. Да, очень! Мне все про вашего Даню интересно… Как подумаю, что ему пришлось вынести… И вам тоже.
ВЕЧЕР. ДВОР.
Из дома выходит Клара в шелковом халате с «бигудями» на голове. Ее тоже манит окно Соломона. Она подходит к Заре.
КЛАРА. Она еще там?
ЗАРА. Там…
КЛАРА. Я не Дева Мария. Имела старого мужа, имею молодого любовника. Но эта москвичка совсем обнаглела. Соломон старше ее на 45 лет!
ЗАРА. Думаешь, старик еще может что- то?
КЛАРА. Не была бы такой верной женой, не задавала бы диких вопросов.
ЗАРА. Почему мой вопрос дикий?
КЛАРА. Изменяла бы мужу, как все нормальные жены, знала бы, что есть не банальные способы…
ЗАРА. Чего я не знаю, Клара? Скажи, джана!
Клара что-то зашептала Заре в ухо. От услышанного, Зара замерла в ужасе.
ЗАРА. Ты сама когда-нибудь так делала?
КЛАРА. О Боже! Отсталая армянская дура…
Зара с опаской смотрит в сторону окна Соломона.
ЗАРА. Они сейчас ТАК делают?
ВЕЧЕР. КОМНАТА СОЛОМОНА.
ТОНЯ. Потом оказалось, что ему от меня нужна была только московская прописка.
СОЛОМОН. Он сам тебе сказал об этом?
ТОНЯ. ( качает головой) Я случайно нашла письмо. Он писал другу в Челябинск, что ему повезло найти дуру, которая его прописала…
СОЛОМОН. Как ты поступила?
ТОНЯ. Тут же развелась, выбила путевку сюда, на стройку. Пусть подвиться моей квартирой, Москвой и засунет Царь Колокол себе в задницу… Извините… Ваш Даня смог бы так обойтись с девушкой?
СОЛОМОН. Никогда! Он до сих пор не женится, потому что боится не дать полного счастья своей женщине, пока слишком увлечен работой.… Хотя я давно мечтаю о внуках…
ТОНЯ. А я перед отъездом сделала аборт… Не хотела ребенка от мерзавца. У меня больше не будет детей?
СОЛОМОН. Надо проверить тебя. Я покажу тебя знакомому гинекологу, она сейчас тоже на пенсии, но отменный специалист.
ТОНЯ. Вам приходится делать аборты?
СОЛОМОН. После войны ни разу не соглашался на это. Не могу своими руками лишать шанса жить, после того, как столько людей были убиты…
ВЕЧЕР. ДВОР.
ГЕНРИХ. Зачем глупости говорить? Зачем? Я маму ваших бабских сплетен… ненавижу! Тоня просто дружит с дедом.
КЛАРА. О! Крупнейший знаток женщин. Сначала хоть разок переспи с кем-то…
ЗАРА. Клара, не развращай моего мальчика.
КЛАРА. А кто тут, кроме меня, научит твоего сына жизни?
ЗАРА. У тебя есть, кого учить. Моего сына не трогай.
ГЕНРИХ. Мама, у меня есть рот, я сам могу ответить Кларе.
КЛАРА. Смотри, Тоня не постеснялась завести шашни с Соломоном? Почему? Девушка хочет приобрести опыт. Женщину можно покорить тремя вещами - юмором, деньгами и опытом. А уж, если богатый мужик умеет шутить и у него есть опыт… все, баба пропала.
ГЕНРИХ. Степка шутить не умеет, денег у него ноль, и с опытом, думаю, слабовато. А вы, Клара Петровна, вцепились в него мертво.
КЛАРА. Это совершенно другой случай. Степу я люблю.
ГЕНРИХ. Когда любишь, опыта не надо?
ЗАРА. Генрих, не слушай ее! Чини машину.
Зара подходит совсем близко к окну Соломона, прислушивается.
ЗАРА. Одна наша соседка в Ереване завела роман с пожилым человеком. И что вышло? Он получил инфаркт, когда он, прости господи, лежал на ней… Вай, какой был позор на весь город! Повезло, что я, еще девочка, услышала, как он хрипит, и вызвала «неотложку».
ГЕНРИХ. Ты уже тогда подслушивала? Отойди от окна!
КЛАРА. Генрих, ты зря таскаешься за Тоней. Она выбрала мудрость.
ЗАРА. Мой Генрих тоже не идиот.
Из дома вышел Арно и вынес на вешалке яркое платье. Повесил вешалку на шею Пионера.
КЛАРА. Ого! Сам Тоньку наряжаешь и сам потом от нее своего сына отгоняешь.
АРНО. Поганый язык у тебя, Клара. Зара, пойди, погрей мне немного «долма».
ЗАРА. Иду, джана моя, скоро будешь кушать «долма»…
Зара ушла в дом.
АРНО. ( Кларе) Слушай, финтифлюшка! Соломон столько пережил! Его Даня из ямы с расстрелянными евреями выбрался, мертвую мать пять километров тащил! Старик жену потерял, еле сына нашел! Такой добрый человек, такой врач!… А ты гадости про него говоришь.
ГЕНРИХ. Тоня с Соломоном бе-се-ду-ют! Папа, она не верит, что женщине есть о чем поговорить с мужчиной.
КЛАРА. Женщина и мужчина разговаривают, когда раздеваются, и потом, когда одеваются. Все!
АРНО. Муж и жена тоже не разговаривают?
КЛАРА. Конечно. Какие там, к черту, беседы. Только команды - «принеси», «унеси», «погрей мне «долма!»…
Во двор вошел Степа, явно очень расстроенный. Кивнул всем, сел на крыльцо и закрыл лицо руками.
КЛАРА. Степа, что случилось? Ты забыл текст роли?
СТЕПА. Не забыл. Некому было этот текст произносить. Пришли двое зрителей. Спектакль отменили.
КЛАРА. В старом городе этот театр любили, ходили в него…
АРНО. Теперь все мокнут в своих ваннах! Гадят в отдельные туалеты и им плевать на культуру.
Клара помогала Степе сложить высохшие рубашки, она с жалостью и любовью смотрела на него, обиженного мальчика.
КЛАРА. Ты так радовался, когда я тебя устроила в этот театр. Не грусти. Я поеду в областную филармонию, разнесу их к едреней фене, и ты будешь ездить от них с программой стихов.
ГЕНРИХ. Клара Петровна, дайте лучше ему денег поехать в Москву.
КЛАРА. Молчи. Тебя никто не спрашивает.
Генрих вылез из-под машины, вытер руки ветошью.
ГЕНРИХ. А вы меня спросите. Спросите « Генрих, у тебя не болит сердце за своего друга?»
СТЕПА. Генрих, не надо.
ГЕНРИХ. Надо. Спросите меня - «Скажи Генрих, зачем мне нужен этот Степка, у которого и без меня жизнь хреновая? Не поискать ли мне любовника в своем поколении?»
КЛАРА. Заткнись! Арно! Он у вас совсем распустился.
АРНО. Сын в какой-то степени прав…
Генрих падает на колени перед Кларой.
ГЕНРИХ. Клара Петровна, вы же добрая, умная женщина! Пожалуйста, отпустите Степку на волю!
Степа с надеждой смотрел на Клару. Клара растерянно молчала.
ГЕНРИХ. Клара Петровна, ему хватило горя и без вашей запоздалой любви…
КЛАРА. Арно! Скажи ему, чтобы замолчал.
АРНО. Генрих! Хватит.
В это время со второго этажа спустилась Тоня и улыбнувшись всем, зашла в свою комнату.
Генрих торжествующе посмотрел на Клару.
ГЕНРИХ. Поняли?! Они разговаривали! Мудрому Соломону есть о чем поговорить с такой умной девушкой! И пусть отсохнет ваш грязный язык!
Генрих отчаянно махнул рукой и убежал в дом.
НОЧЬ. КОМНАТА ТОНЯ.
Тоня и Генрих сидели обнявшись.
ТОНЯ. Не смей придавать этому значения.
ГЕНРИХ. Не смею.
ТОНЯ. Я просто тебя пожалела. Теперь ты мужчина.
ГЕНРИХ. Мужчина.
ТОНЯ. Вот и ищи себе девушку. Я на твоей свадьбе буду кричать «Горько!»
ГЕНРИХ. Не будешь. Невесты «Горько!» не кричат.
ТОНЯ. Ты не понял, что я тебе сказала? Забудь все, что было сейчас.
ГЕНРИХ. Никогда не забуду. Мы вместе не забудем. Ты, как честная женщина теперь обязана выйти за меня замуж.
ТОНЯ. Не дури. Ничего я никому не обязана. Иди, спать.
Тоня вытолкнула Генриха из своей комнаты во двор.
ДВОР. НОЧЬ.
Счастливый Генрих пробежался по двору, поцеловал подол нового платья Тони, которое висело на башке Пионера, и угодил в руки Арно.
АРНО. Я тебя когда-нибудь бил?
ГЕНРИХ. Не бил.
АРНО. Сейчас буду бить!
ГЕНРИХ. Бей! Убей! Все равно она моя теперь!
Арно сильно ударил сына, Генрих отлетел на землю. Арно схватился за голову, бросился поднимать Генриха.
АРНО. Что я делаю… Зачем… С ума двинулся, старый идиот!
ГЕНРИХ. Почему, мне нельзя Тоню любить? Почему?!
АРНО. Ты женишься на нашей, армянской девушке. Как твой прадед, как твоя дед, как я!
ГЕНРИХ. Мудро. Мудро увезти меня из Армении, чтобы я женился на армянке. Где я тут возьму армянскую девушку?!
АРНО. Ищи и найдешь.
ГЕНРИХ. Зачем ты увез маму из Еревана? Почему не живу на своей родной земле? Я армянин?
АРНО. Конечно, ты армянин…
ГЕНРИХ. Я ни черта не армянин. Языка не знаю, родственников не знаю... Какой я армянин? Только этот громадный нос и то, что мне нравятся блондинки.
АРНО. Армянин имеет право увлекаться блондинками, а жениться обязан на армянке. Чтобы рожать новых армян. Вспомни, сколько нашей крови пролилось… Кто пополнит наш маленький народ, если армянские парни все начнут спать с блондинками?
Арно вошел в дом.
Генрих бросился на землю, повернулся на спину и стал смотреть в ночное небо и заснул.
ДВОР. РАННЕЕ УТРО.
Двор был пуст. Из дома вышел Арно. Тщательно оглядел двор и, убедившись, что никого нет, зашел в телефонную будку. Кусок проволоки он просунул в прорезь для монет, дернул шнур трубки, набрал цифры и сильно стукнул ногой по автомату. Телефон глухо молчал. Арно длинно выругался на армянском и проделал все сначала. Телефон молчал. Арно вышел из будки, вернулся в дом, и стало слышно, как застрекотала швейная машинка.
Потом из дома вышла Зара, держа в руках одеяло. Она разложила одеяло на земле и начала бить по нему палкой.
ЗАРА. После зимы надо шерсть в одеяле распушить… Мои мама и бабушка всегда так делали… У нас в Армении девушки из хороших семей сами мужей не выбирали. Я была как раз из хорошей семьи… черт бы ее драл… Когда я кончила школу, к нам в дом стали водить женихов. Приходили, молча ели наше варенье и еще сахар в чай клали. Ночью родители обсуждали, кто подходит, а кого больше не звать и варенья не тратить. Привели моего Арно, он со своей теткой пришел. Он пил чай, жрал кизиловое варенье и потел. Вай, как он потел! Клянусь мамой, никогда не видела, чтобы пот со лба прямо в чай капал. Меня начало тошнить, еле до уборной добежала. Моя бабушка ко мне в уборную зашла, спрашивает – « Этот тебе понравился?» Я кричу – «Нет! Меня рвет от него!» А бабушка сказала – «Раз рвет, значит, он тебе небезразличен. Я с твоим дедом 50 лет прожила и меня от него не тошнит, не поносит, никакой реакции, кроме шести детей.» И меня выдали за Арно. Он у меня первый, я у него первая… Месяц не могли разобраться, что делать в постели. Спасибо, мой папа, светлая голова, нарисовал Арно схему со стрелками, куда, как… Получилось. Генрих родился, мальчик мой, счастье мое ненаглядное, жизнь моя. Летом у нас «серебренная свадьба». 25 лет живем. Любит муж меня? Поверите, ни разу не спросила. Зачем человека в неловкое положение ставить… Скажет, что нет, и как дальше будет жить неприятно…
Из дома вышла Тоня в новом, сшитом Арно платье.
ТОНЯ ( кричит) Прошу всех жильцов дома собраться во дворе! Тетя Зара, уносите ваше одеяло. Сейчас будет общее собрание.
Тоня включила радиоприемник, стоящий на подоконнике, на полную громкость. Зазвучала бравурная песня из кинофильма «Человек - амфибия».
РАДИО – «Нам бы, нам бы, нам бы
Всем на дно!
Нам бы, нам бы, нам бы
Пить вино!
Там, под океаном, трезвый или пьяный,
Не видно все равно!»
Первым во двор выбежал Степа и завелся в азартном танце под эту лихую песню. Он отлично двигался, был очень пластичен и полон темперамента. Клара, прислонившись к двери, с нежностью смотрела на него.
Из дома вышли Зара, в переднике, мрачный Арно и Соломон. Вышел Генрих, попытался поцеловать Тоню, но она строго оттолкнула его.
ТОНЯ. Степа, угомонись и сядь. Проводим экстренное собрание жильцов.
СТЕПА. Я не жилец, я могу уйти?
ТОНЯ. Сиди.
СТЕПА. Но я в этом доме не прописан.
ГЕНРИХ. Он прописан в постели Клары Петровны.
ЗАРА. Генрих! Не груби, пожилым людям.
КЛАРА. За одну минуту меня здесь обозвали меня шлюхой и старухой. Спасибо, соседи дорогие!
СОЛОМОН. Тонечка, о чем ты хотела поговорить с нами?
ТОНЯ. Ситуация напряженная, товарищи. Давно прошли сроки, в которые надо было освободить этот дом.
АРНО. Чего уж деликатничать «освободить», прямо говори «Очистить!».
ТОНЯ. Я сказала «освободить». Дом мешает началу строительства комбината. У вас давно на руках ордера на квартиры в новой части города.
КЛАРА. Видела я эти квартиры! Покойный муж рассказывал мне о тюремных камерах, так эти квартиры еще меньше! Здесь у меня две комнаты, а ордер у меня на одну.
ТОНЯ. Но ведь вы одна, Клара Петровна.
КЛАРА. Попрекаешь меня тем, что я вдова? Ты тоже одна.
ТОНЯ. Так я не претендую на квартиру.
СОЛОМОН. Кстати, Тонечка, а руководство стройки даст тебе жилье?
Генрих и Арно напряженно посмотрели на Тоню.
ТОНЯ. Мне тоже дадут комнату в новом городе. Когда я, наконец, разберусь с вами! Руководство шлет мне телеграммы, я отвечаю, что переселение идет успешно, а никто из вас еще не запаковал ни одного чемодана! Вы же знаете, переехать придется, зачем тянуть? Только не начинайте опять про родные стены, углы, про то, про сё!
СОЛОМОН. Девочка, но, например, для меня это «то и сё» очень дорого.
ТОНЯ. А для страны очень дорого нарушать план строительства! И потом, никто из вас в этом доме не родился. Хватит мне морочить голову про детские воспоминания!
СОЛОМОН. Она права… Мы все не целую жизнь провели здесь… А кажется, что целую. Наваждение.
КЛАРА. Мне тоже кажется, что я бегала по этому двору в детстве. Мои ноги помнят ощущение этой травы…
ГЕНРИХ. Клара Петровна, ваше детство прошло в Ледниковый период и ваши ноги должны помнить холод льда…
СТЕПА. Давно по шее не получал?
КЛАРА. Не могу больше! Я соглашусь на конуру в новом городе! Я перееду, чтобы не слышать постоянного хамства этого наглеца.
ЗАРА. Клара, джан, но у нас ордера на квартиры рядом…
КЛАРА. Тогда я просто зарежу его.
ЗАРА. Роди своего сына и режь.
АРНО. Женщины, хватит.
ТОНЯ. Вы сводите меня с ума. Я требую назвать число вашего переезда в новый город.
Повисла тягостная пауза.
ГЕНРИХ. А как дядя Соломон будет своему Дане звонить? В новом городе нам не скоро поставят телефоны, а по этому автомату он хоть иногда дозванивается. Я маму этого автомата… ненавижу!
ТОНЯ. Короче! Если будете продолжать тянуть, дом начнут рушить вместе с вами. Я больше не могу находить причины для отсрочки.
Тоня взяла свой портфель, села на велосипед и уехала.
ГЕНРИХ. Папа, а в новом городе у тебя опять появятся заказчики, и ты снова будешь много шить, много зарабатывать.
АРНО. Ты и сейчас не голодаешь, бездельник. Похоже, дальше тянуть бессмысленно, надо собираться.
Все молча закивали и поднялись.
ГЕНРИХ. Еще одна небольшая информация. Я женюсь!
Все, потрясенные, посмотрели на Генриха.
ЗАРА. На ком? На ком ты женишься, оболтус?
ГЕНРИХ. На Тоне.
ЗАРА. На русской разведенке?! Чтобы я ослепла!
АРНО. Не начинай, Зара… Никогда Тоня не согласится выйти за него.
ГЕНРИХ. Милый у меня папаша. Не хочет счастья сыну.
КЛАРА. Генрих, тебе эта девушка не по зубам.
ГЕНРИХ. А я ее не кушать собираюсь. Я собираюсь прожить с ней всю жизнь и «состариться на одной подушке».
ЗАРА. Вначале, заработай на эту одну подушку!
СТЕПА. Генрих, ты мой друг, но она тебя не любит…
ГЕНРИХ. Полюбит. Землю есть буду, ноги ей целовать буду, молиться на нее буду…
ЗАРА. Еще в Ереване, моя школьная подруга вышла замуж без любви, родила троих детей, а потом отравила нелюбимого мужа протухшим «сациви»…
АРНО. Зара! Сейчас не время твоих диких историй.
КЛАРА. Зара, а для тебя лучше, чтобы Генрих женился на Тоне. Тогда твой муж угомониться, перестанет за ним следить и, наконец, обратит внимание на тебя. А то на тебя смотреть невозможно. Нет более жалкого зрелища, чем нелюбимая жена.
АРНО. Клара Петровна, занимайтесь своей жизнью…
СОЛОМОН. Дорогой Генрих, мне жаль тебя огорчать, но Тоня влюблена в другого мужчину.
АРНО. В кого?! Кто он?
Соломон собрал свой докторский чемоданчик и направился со двора.
ГЕНРИХ. Дядя Соломон! Ну-ка скажите, кого любит моя невеста?
СОЛОМОН. Меня ждут в родильном доме, ночью принесли записку, я должен принять двойню.
ГЕНРИХ. Эти двое сидели в животе девять месяцев, посидят лишних пять минут! Немедленно скажите!
СОЛОМОН. Хорошо, скажу… Прости, Генрих… Тоня влюблена в моего Даню. Сегодня утром она призналась мне в этом. И должен заметить, что лучшей жены для своего сына, я не хочу.
Соломон ушел, оставив всех в полной растерянности.
ГЕНРИХ. Я маму этого Дани….ненавижу!
АРНО. Замолчи, дурак. Мать Дани расстреляли в гетто. Сам Даня чудом выбрался из того ада… Пусть он будет счастлив.
Никто не осмелился возразить.
ДВОР. НОЧЬ.
Соломон в телефонной будке. Он проделал свои дикие манипуляции, и у него получилось с первого раза.
СОЛОМОН. Даник?! Это я, папа. Не разбудил? Да нет, все у меня хорошо. Но у меня новость, которую я спешу сообщить. Даник, родной мой, я нашел тебе невесту! Нет, умоляю тебя, не смейся! Все очень серьезно. Ее зовут Тоня, она невероятно красивая, умница и такая же, как ты одинокая… Ты же знаешь, как я переживаю, что ты там совсем один… И она любит тебя! Представь себе, девушки иногда влюбляются в мечту. Я ей так много рассказывал о тебе, что она вдруг поняла – ты предназначил ей судьбой. Ты не веришь в судьбу? Что? Да я образованный человек и при этом верю в судьбу! Придется поверить и тебе! Она родит нам детей, способных, как ты, и хорошеньких, как она… Але?! Черт, как скверно слышно! Даня! Ты согласен? Боже мой, ты впервые со мной не споришь. Ты тоже устал быть один?! Даник?! Але?!
Связь прервалась. Соломон, очень счастливый, вышла из автомата, и заметил Тоню, которая, замерев, слушала этот разговор. Соломон обнял ее.
СОЛОМОН. Он тоже рад…
ТОНЯ. Но, если я ему не понравлюсь?
СОЛОМОН. Этого не может быть… Такой ангел, как ты определенно понравишься ему. Какая ночь? Какая счастливая ночь!
ТОНЯ. Думаете, ему будет хорошо со мной?
СОЛОМОН. Девочка, это будет зависеть от вас обоих. Вы не должны говорить друг другу бессмысленные слова о любви! Идиотская привычка болтать о чувствах, чувства безмолвны. Вы должны каждую минуту что-то делать друг для друга! Вот ключ к счастью! Что-то делать! Многие хвалятся – мы прожили вместе двадцать лет, тридцать пять, пятьдесят! Какая, к чертовой матери, разница, как долго вы третесь задами друг о друга. А сколько раз вы были счастливы за эти пятьдесят лет?! Три раза? Два? Ни разу?!
ТОНЯ. Вы часто были счастливы с мамой Даника?
СОЛОМОН. Каждую минуту. Тонечка! Когда она засыпала в моих руках, я молился, чтобы Бог мне послал бессонную ночь, и я бы смог не пропустить миг ее пробуждения. Я сам принимал у нее роды и, когда вытащил на свет сына, она заплакала… Она сказала – ну вот, ты меня разлюбишь теперь, ты видел меня такой безобразной, орущей, в крови… Женщины ничего не понимают в мужской любви! Никогда я не хотел ее больше, чем в тот миг... Не прощу себе, что отпустил их тогда, весной сорок первого на отдых в Киев… Как подло устроен мир, человеку дан мощных мозг, ему доступен Космос, дно океана, но мы не можем заглядывать в будущее…
ТОНЯ. Даник не сказал, когда приедет?
Соломон улыбнулся, мол, скоро, очень скоро и пошел в дом.
ТОНЯ. Теперь не смогу заснуть…
Тоня услышала шаги на лестнице и спряталась в телефонной будке.
Из дома вышли Клара и Степа. В руках Степы был чемодан.
КЛАРА. В Москве будешь мне звонить из Центрального телеграфа. Как только кончатся деньги, сразу звони и я сразу сделаю почтовый перевод. Поступишь, тебя поселят в общежитии…
СТЕПА. А, если меня не примут?
КЛАРА. Твой талант не заметят только идиоты, или сумасшедшие. А у таких и учиться нечего. Не поступишь в одно училище, беги в другое, в третье!
Степа обнял Клару и замер у нее на плече. Клара с раздражением оттолкнула его.
КЛАРА. Иди! Беги! И не смей возвращаться, если я буду кричать! Уезжай! Ты, щенок, не понимаешь, как мне трудно расцепить руки и отпустить тебя… Все! Пошел!
Степа быстро уходит со двора. Клара, зажав рот руками, беззвучно кричит, катаясь по земле. Тоня вышла из телефонной будки, подошла к Кларе.
ТОНЯ. Я бы так не смогла.
Клара подняла голову, встала, отряхнула платье. Молча подошла к дому, вытащила из-под лестницы бутылку водки и отпила из горлышка довольно много.
ТОНЯ. Правда, я никого так сильно не любила… Но, если я понравлюсь Дане и нам будет хорошо вместе… я никогда его не отпущу… Не смогу отпустить.
Клара рассмеялась.
КЛАРА. Господи, какая же ты дура! Она хочет Даника?! Она думает, он появится и обомлеет от нее! Брось это дело и обрати внимание на реального Генриха.
ТОНЯ. Вы правы, не факт, что я понравлюсь Дане… Но Соломон рассказал ему обо мне, и он захотел со мной познакомиться. Мечтать то я могу, о счастье? Мечтать можно?
КЛАРА. Можно. Мечтай. Боже мой, какая уникальная дура!
ТОНЯ. Вам не везет в жизни, вот вы беситесь!
КЛАРА. Зато тебе сказочно повезло, дурында? Ничего путного не жди… Не моя вина, что в этом долбанной стране никто, ни черта не счастлив!
Клара с бутылкой в руках, покачиваясь, пошла вверх по лестнице.
ТОНЯ. Теперь надо привыкать к зависти… Если у нас с Даней все сложится, тетки вокруг будут подыхать от зависти. А как у нас с ним сложится? Вот он войдет во двор… Нет, его привезет черная машина, он же ценный для страны кадр, его берегут. Он выйдет из машины и ему будет неловко от того, что он так шикарно подъехал… Часа два он будет говорить с отцом, они же так давно не виделись, по телефону все не то… Я в это время успею завить волосы, подкраситься… нет, не надо краситься, пусть увидит меня настоящую. Подглажу платье в горошек, Арно уже почти закончил его. Даня спустится во двор и увидит меня. Мы посмотрим друг на друга и я сразу пойму Да или Нет. Про Нет и мечтать нечего, поговорим о погоде и все. Но, если Да? Тогда я сразу скажу ему – Ты точно такой, каким я тебя представляла. Он оценит мою откровенность и… что? Обнимет меня? Да, обнимет. Не забыть помазать за ушами «Красной Москвой». Я скажу – Даня, я все знаю о тебе, знаю, как тебе было чутко очнуться в той проклятой яме, увидеть маму, залитую кровью и других, тоже мертвых … Он закроет мне рот ладонью, скажет – Молчи. Я хочу освободить тебя от этих кошмарных воспоминаний. Они только мои. Ты не будешь видеть моих снов о прошлом… Прошлое прошло, а для нас есть только будущее. Что дальше? Утром додумаю, как будет дальше…
Тоня убежала к себе.
Из дома выбежал Генрих, за ним гнался разъяренный Арно. В руках Генриха было разорванное новое платье Тони.
АРНО. Ты сдурел?! Я двое суток головы не поднимал! Зачем ты это сделал?!
ГЕНРИХ. А зачем ты ей шьешь? Чтобы она была еще красивее? Чтобы я окончательно сошел с ума от любви к ней?!
Арно замахнулся на сына, но тот ловко увернулся.
АРНО. Пожалел я отправить тебя в ремесленное училище! А надо было! Распустился совсем, негодяй.
Арно отобрал у сына испорченное платье, оглядел его, покачал головой, мол, не исправить.
АРНО. Девочка так хотела именно такое, в горошек… Я душу в это платье вложил.
ГЕНРИХ. Почему ты никогда не сшил ни одного путного платья маме? Посмотри, в каком уродстве она ходит. За всю жизнь я ни разу не слышал, что ты маме сказал одно, хоть одно ласковое слово! За что ты так ненавидишь ее? Смотри, заболеет мама от тоски, я тебя зарежу или задушу.
АРНО. Ты меня лучше забодай. Скоро приедет Даня, и Тоня тебе такие рога на твоей башке устроит… Никогда она не будет твоей, так что больше не дури и платья не кромсай.
ГЕНРИХ. А, если я ее люблю?
АРНО. Пустые слова болтаешь. Ты не знаешь, что такое любовь.
ГЕНРИХ. Ты знаешь?
АРНО. Я знаю…
ГЕНРИХ. Любил? Интересно знать, кого?
АРНО. Твою маму.
ГЕНРИХ.( хохочет) Когда?! Когда ты ее любил?!
АРНО. С десяти лет… Каждый день в их двор пробирались со своим другом Пашей и на нее смотрели, любовались.
ГЕНРИХ. Не придумывай. Мама рассказывала, что вас сосватали. Она тебя и не знала.
АРНО. Она не знала… А я знал… Я свою тетю уговорил со мной пойти и познакомиться. Увидел ее за столом и у меня кровь в голову ударила… пот потек по лицу… Если бы ее родители мне отказали, я бы поехал к родне в Гарни и бросился с обрыва… Я там место нашел в горах, где в живых не было шанса остаться. Вот так я ее любил.
Генрих изумленно смотрел на отца.
ГЕНРИХ. Меньше всего ты похож на любящего мужа… Если так ее любишь, зачем из Еревана увез? Она каждый день тоскует!
АРНО. Знаю…
ГЕНРИХ. Тогда зачем увез?
АРНО. Я … не мог дальше там жить…
Генрих пристально смотрит в глаза отца.
ГЕНРИХ. Ты в Ереване сделал что-то, сбежал оттуда и теперь боишься вернуться. Да?
Арно молчал.
ГЕНРИХ. Скажи, что ты натворил?! Что ты натворил?!
АРНО. Натворил… сынок… За три года до войны, я работал в ателье. Кроить еще не доверяли, швы обтачивал, гладил… нитки с пола подметал. Зара дома тебя кормит грудью, надо было хоть что-то зарабатывать. Друг мой Пашка лучше меня продвигался, он у большого начальника водителем был. Начальник весь день в кабинете, а Пашка на машине мою Зару на базар, тебя а поликлинику…
ГЕНРИХ. Ревновал?
АРНО. Это ты ревнуешь от дурости… Я не ревновал, я погибал от мысли, что потеряю ее, и ты Пашку отцом называть станешь. Сейчас вспоминаю, дышать трудно… Годы были подлые… От человека избавится было легко…
Генрих вскрикнул, закрыл уши руками.
ГЕНРИХ. Нет! Не говори!
АРНО. Я написал…
ГЕНРИХ. Нет!
Генрих бросился на отца, повалил его на землю, закрыл ему рот ладонью.
ГЕНРИХ. Молчи! Не хочу слышать, что я сын стукача!
АРНО. Я всю войну прошел… Ни одного ранения… Меня прокляли везеньем.
ГЕНРИХ. Этот Паша погиб?
АРНО. Нет! Нет!!!
ГЕНРИХ. Не кричи, разбудишь всех… Ты попросил у него прощения?
АРНО. Я хотел… Я через справочную телефон узнал.. Но я не могу дозвониться из этого автомата… Не верь мне. Я плохо старался. Я должен был сдохнуть в этом автомате, но дозвониться.
Генрих взял отца за руку и силой втащил в автомат.
Генрих нашел кусок проволоки, просунул в прорезь для монет, дернул шнур трубки.
ГЕНРИХ. Диктуй номер!
АРНО. Не надо, Генрих!
ГЕНРИХ. Диктуй!
Арно отнял у сына трубку, вытолкал его из будки и начал набирать номер.
АРНО. Нет гудка…
Генрих еще раз с силой треснул ногой по телефону.
АРНО. Есть!
ГЕНРИХ. Набирай еще раз!
Арно набрал цифры и замер с трубкой в руках.
АРНО. Але?! ( на армянском) Павлик?! Это ты?! У тебя голос не изменился, я сразу тебя узнал… Очень хорошо живем! Скоро в новую квартиру переезжаем… Зара здорова, Генрих уже совсем жених, у него уникальные руки… Ты плачешь? Паша, джан, мне нет прощения… Что? Слышно плохо! Ты меня простил… Я правильно услышал?…
Арно выронил трубку из рук и медленно осел в будке. Генрих выволок отца из будки, сбегал за водой и облил его лицо. Арно открыл глаза, улыбнулся.
АРНО. Простил он меня… Сказал времена были такие…
ГЕНРИХ. Я маму Сталина… ненавижу!
АРНО. Теперь мы может вернуться в Армению!
ГЕНРИХ. Мы вернемся!?
АРНО. Мы вернемся! Мы с вокзала поедем к Паше, поживем у него неделю-другую… Потом придумаем что-то с жильем. Я буду шить! Ко мне опять выстроиться очередь из армянских женщин! Кто их украсит, если не Арно! Кто пошьет им платья и скроет их огромные задницы, их толстые животы! Мы найдем тебе невесту!
ГЕНРИХ. Я смогу забыть Тоню?
АРНО. Вай! Когда ты поймешь, что такое армянская женщина, ты забудешь всех блондинок мира!
ГЕНРИХ. Но я не женюсь на девушке с огромной жопой и с пузом!
АРНО. Армянские девушки хороши, как лани… Живот и попа у нее появятся, когда она родит тебе сына, а тогда она навсегда станет для тебя самой прекрасной, самой единственной!
Генрих вскакивает в машину и пробует ее завести. Машина заводится!
АРНО. Завелась! Чтобы я лопнул, завелась!
ГЕНРИХ. Перевезем вещи в новую квартиру и вперед, в Ереван!
АРНО. Давай, балбес, начинай учить родной язык!
Арно запел мелодичную армянскую песню и Генрих, повторяя за отцом, старательно подпевал незнакомые ему слова…
От рева машины проснулись в доме и выглянули из окон.
КЛАРА. Что здесь происходит?
СОЛОМОН. Война?!
ГЕНРИХ. Я завел эту рухлядь! Пакуйте вещи! Переезжаем в Новый город, в Новую жизнь!!!
ДВОР. ДЕНЬ.
Во дворе стоит машина Генриха, в ней напиханы тюки, картины, чемоданы, швейная машинка.
Зара пакует последние вещи, Тоня помогает ей. Зара выглядит очень счастливой.
ЗАРА. Мой Арно сказал, что мы въедем в новую квартиру, все устроим, а сами поедем в Ереван! Ты, девочка, можешь жить в нашей квартире, сколько хочешь.
ТОНЯ. Спасибо вам большое.
ЗАРА. Арно нашел в Ереване нашего старого друга. Он, бедный, столько вытерпел, сидел, скитался, а теперь у него все наладилось. Он нас ждет! Тихо-тихо тебе признаюсь, этот Паша был в меня чуть влюблен… Удивляешься? У меня же не всегда была такая ужасная фигура, у меня такая же тонкая талия, как у тебя.
Из дома выходит Клара, у нее в руках большая фотография Степы. Зара и Тоня насмешливо переглядываются. Клара замечает эту иронию, но не обижается.
КЛАРА. Посмейтесь, курицы… Одна счастливая жена, другая почти невеста, а насмехаетесь над бедной, одинокой вдовой.
ЗАРА. Мужа покойного портрет на новую квартиру не повезешь?
КЛАРА. Нет, не возьму.
ЗАРА. Некрасиво. Все еще живешь на его деньги, а память не хранишь.
КЛАРА. Не храню. А ты, Зара, цветешь? Слышала, как сегодня ночью вы с Арно безумствовали. «Ах, ох, ух!» Поздравляю.
ЗАРА. Бесстыдница… Разве о таком говорят вслух?
Клара подошла к машине, пристроила портрет Степы, оглядела весь багаж.
КЛАРА. Сколь уже возим барахло, а оно все не кончается… Еще дня три возить… Значит, еще чуть поживем в нашем доме.
ТОНЯ. Клара Петровна, а Степа пишет вам? Как он в Москве?
Клара ничего не ответила и ушла в дом.
ЗАРА. Не пишет… Закрутила Степу столица. Ничего. Клара в Новом городе найдет себе мужчину, она умеет. Арно ей крепдешиновый костюм шьет, найдет мужчину. Пойду, сложу крупы, специи…
Зара, очень радостная, скрылась в доме.
Тоня вытащила из своего портфеля рулон бумаги. Развернула и, встав на табуретку, принялась прикреплять его над входом в дом. На бумаге была крупная надпись – «ДАНИК! МЫ ТЕПЕРЬ ПО АДРЕСУ «НОВЫЙ ГОРОД, УЛИЦА ЛЕНИНА 8.»
Из дома вышла Клара, неся стопку книг, положила книги в машину, потом заметила плакат, прочла его и рассмеялась.
КЛАРА. Нет, я не могу! Бред!
Клара, смеясь, снова ушла в дом. Тоня взглянула на плакат, пожала плечами, не понимая смеха Клары.
Во двор вошел Соломон со своим докторским баулом. Он устало присел на скамейке. Тоня заботливо принесла ему кружку воды, Соломон жадно выпил воду.
ТОНЯ. Скоро будете жить рядом с больницей. Не придется так далеко ходить. С одной стороны будет легче, с другой вас будут тягать и днем и ночью.
СОЛОМОН. Не страшно. Ужас меня охватит, когда никто уже не позовет, когда перестану быть полезным.
ТОНЯ. К тому времени мы с Даней наделаем вам внуков.
Соломон счастливо улыбнулся. Увидел плакат и неожиданно загрустил, Тоня заметила это.
ТОНЯ. Я подумала, вдруг Даня приедет неожиданно, и не будет знать, где мы…
Соломон молча кивнул и пошел в дом. Тоня растерянно еще раз посмотрела на плакат. На велосипеде во двор въехал Генрих. Заметив плакат, он, не слезая с велосипеда, сорвал плакат.
ТОНЯ. Обалдел?! А в бытовке целый день рисовала, еле тушь нашла!
ГЕНРИХ. Обо мне не подумала? Хрен с ним, с Генрихом, пусть расстраивается, пусть дохнет от ревности! Да?!
ТОНЯ. Но Даня же должен знать, куда переехал его отец?
ГЕНРИХ. Сильно любишь его? Кого никогда и не видела? Ладно, люби. Тогда не ленись каждый день тут караулить и ждать. Я бы тебя ждал. Неделю, месяц, десять лет!
ТОНЯ. Ты бездельник, а мне на работу ходить надо.
ГЕНРИХ. Так твоя работа здесь. Дом снесут, а на этом месте будет стройка коммунизма. Строй коммунизм и поглядывай на дорогу, не едет ли твой Даня.
ТОНЯ. Ты- то, что бесишься? Ты скоро, тю-тю, в Ереван. Тебя там быстренько женят на девушке с метровым носом, но верную и хозяйственную.
ГЕНРИХ. А ты курносая, картошки сварить не можешь. Все мамины ковшики сожгла.
ТОНЯ. Вот и вали к своей носатой.
Генрих не выдержал, обнял Тоню и стал ее страстно целовать. Тоня не противилась. Потом оба опомнились, отскочили друг от друга.
ТОНЯ. Зачем мы это?
ГЕНРИХ. Не знаю.
ТОНЯ. Нас всех ждет новая, счастливая судьба.
ГЕНРИХ. Ждет.
ТОНЯ. Родители твои, наконец, в родной город вернутся.
ГЕНРИХ. Вернутся.
ТОНЯ. Тебя женят. Я про нос со зла сказала. Ты на красивой женишься.
ГЕНРИХ. Хочется верить.
ТОНЯ. Мы с дядей Соломоном нашего Даню встретим…
ГЕНРИХ. Встретите.
ТОНЯ. Клара Петровна в новом городе мужчину найдет.
ГЕНРИХ. Найдет. Этот мужик несчастный от нее не увернется.
ТОНЯ. Мы с тобой всего раз переспали. Так, от скуки.
ГЕНРИХ. От скуки.
Во время разговора Тоня и Генрих постепенно приближались друг к другу и в итоге опять оказались в объятьях друг друга.
Во двор вошли двое рабочих, один пожилой, а другой… Степа. Оба в рабочих комбинезонах и касках.
ПОЖИЛОЙ. Антонина! Мы пришли, как договаривались.
Тоня отпихнула Генриха.
ТОНЯ. Я жду вас. Жильцы уже скоро освободят дом, и можно будет его сносить.
ПОЖИЛОЙ. Ясно. Сейчас я со своим помощником измерю тут все и подумаю, какую технику надо пригнать для сноса.
Пожилой достал шагомер и принялся измерять двор. Тоня руководила измерениями.
Генрих заглянул под каску и узнал Степу.
ГЕНРИХ. Степа! Ты что, вернулся?
СТЕПА. Тише… Клара у себя?
ГЕНРИХ. У себя. Вещи пакует.
СТЕПА. Она не должна меня видеть.
ГЕНРИХ. Ты провалился в театральное училище?
СТЕПА. Никуда я не ездил… Нечего мне в Москве делать… Не могу я далеко от нее. На стройку устроился. Первую получку дадут, я ей подарочков куплю и «вот я!»
ГЕНРИХ. Ну, ты и дурак…
ПОЖИЛОЙ. Степка! Ну-ка сгоняй на склад за тросом. Скажи, трос длинный нужен!
Степа с облегчением убежал. Генрих подошел к Тоне и рабочему, начал помогать им.
ПОЖИЛОЙ. Антонина, а ты сама в этом доме живешь?
ТОНЯ. Комнату снимала у армян.
ПОЖИЛОЙ. Не страшно?
ГЕНРИХ. Армяне не страшные, такие же люди, как вы.
ПОЖИЛОЙ. Не про армян я. В доме этом жить не боишься?
ТОНЯ. А чего бояться-то?
ПОЖИЛОЙ. Говорят, тут есть телефон с которого на Тот Свет звонить можно…
Генрих и Тоня переглянулись.
ПОЖИЛОЙ. Может и врут. Только из нашей бригады никто не соглашается дом сносить. Я храбрее всех получается.
Рабочий заметил телефонную будку, с опаской подошел к ней.
РАБОЧИЙ. Эта что ли?
В это время по лестнице спустилась Клара и, кокетливо улыбаясь Рабочему, вошла в телефонную будку.
КЛАРА. Позвольте?
РАБОЧИЙ. Милости прошу…
КЛАРА. Собираю вещи на новую квартиру и не могу найти свои бусы янтарные. Сейчас позвоню мужу, может он спрятал куда…
Клара, уже знакомым нам способом, сражается с телефоном. Рабочий трусливо ретируется со двора, якобы измеряя забор. Тем временем, Клара успешно дозванивается.
КЛАРА. Але! Еле дозвонилась… Слушай, ты не помнишь, где могут быть мои бусы из янтаря. Помнишь, ты мне на десять лет свадьбы купил? Смотрела, там нет. Да, никому я не дарила! Зачем я подарок покойного мужа дарить буду. Где? Точно. Вспомнила. Сейчас пойду, найду. Ты как там? Ничего? Народа много? Маму мою встретил? Ладно тебе, вы уж Там теперь без меня разбирайтесь…
Генрих и Тоня, замерев от ужаса, наблюдали за Кларой.
КЛАРА. Ну, какая тебе теперь разница, гашу я свет в сортире или нет?!!
КОНЕЦ.
Поделиться
Литературная премия им. Э. Хемингуэя
"Литературный Иерусалим"
Полка Леонида Кузнецова
Рубрики
