• 2022-2(36)

            Когда началось полномасштабное вторжение российской армии в Украину, я была дома, в Киеве. Нахожусь здесь и сейчас. Идет уже четвертый месяц войны. Иногда войной называют полномасштабное вторжение, но это не верно, потому что война началась в 2014 году после событий Майдана, но все эти годы киевляне не были под бомбежками в отличие от Донецкой и Луганской областей. Знали о том, что там происходит из новостных сводок и от близких, которые периодически уезжали и возвращались из зоны АТО, а 24 февраля 2022 года ночью началась бомбардировка городов Украины, и Киев попал в их число. Но я первую бомбардировку я проспала. «В то время я болела ковидом. Дело уже шло на поправку, но почему-то вечером 23 февраля мне стало хуже: накрыло тревожное состояние, которое быстро переросло в сильный приступ мигрени. Приняла обезболивающие и с трудом уснула. Это была последняя ночь, когда я спала. Утром разбудил телефонный звонок. Мама была очень взволнована, говорила, что остается в Киеве, никуда не поедет. Я ничего не могла понять, только злилась, что она прервала мой сон. «Ты что, ничего не слышала? Как это возможно? Кругом все гремит, стекла дрожат, взрывы, я в окно вижу пожары, дым – началась война!» Подступила тошнота, отозвалась вчерашняя мигрень. В голове должен быть какой-то план: позвонить дочери — что в Одессе? Тоже обстрелы... В Киеве паника, многие срочно эвакуируются. Понятно, что никуда не поеду, но что в этой ситуации делать — тоже не пойму. Мне просто плохо. Ненавижу свой организм».

Это были первые записи из моего дневника войны. Почти каждый день я выставляла отрывок в Фейсбук. К моим рекомендациям прислушались пациенты и тоже начали вести дневник. Это не просто писательская практика, но и терапевтическая. Письмо позволяет структурировать и осмыслить реальность, даже если она называется войной.

 

24 февраля 2022 г. Первый день войны.

 

            Только что снова бомбануло на левом берегу. Сидим тихо, не паникуем, принимаем успокоительные, смотрим только проверенные новости из официальных источников, пересылаем деньги армии. Небольшой совет от психоаналитика: пишем дневник. Всё, что угодно: что происходит, что чувствуете, что делаете. Злитесь, плачете, воете, валяетесь на полу — взяли тетрадочку или планшет и пишем. Обнимаю, дорогие мои украинцы!

 

 

 

25 февраля. Второй день войны.

 

            Сегодня ночью враг наносил удары по Киеву крылатыми и баллистическими ракетами. Это дом на ул. Кошица, 7, вернее, то, что от него осталось. Адрес, который до сих пор зафиксирован в моем паспорте, я здесь жила в 90-х. Это дом пограничников. Теперь его нет.

Сегодня легче, чем вчера (начинаю привыкать к войне или наконец-то подействовали препараты?). Вышла в магазин: соседние не работают, но «Сильпо» открыто. Хлеба и воды нет, галет тоже. Купила зефир, чипсы, сок и шоколадку. Да здравствует все вредное и вкусное! Гречку я вряд ли смогу в себя засунуть, а вот чипсинку, пожалуй, получится.

На улице неумолимая весна: позавидовала голубям и бродячим кошкам. Людей мало, все хмурые, сосредоточенно говорят по телефону и не отходят далеко от бомбоубежища. «Люся, не забудь выключить свет и окно закрой. Ты знаешь, у Марьи Ивановны окна выбило, так вот, закрой, и двери тоже. Плед захвати, я место занял. С собаками можно, тут сосед с собакой, только намордник не забудь…»

 

 

 

26 февраля. Третий день войны.

 

            За последние два дня мне писали и звонили из разных стран со словами поддержки. Это здорово, это прибавляет сил — знание, что ты не один, о тебе вспомнили и волнуются в Америке, Англии, Египте, Канаде, России. Да, многие звонят и пишут именно из страны-агрессора со словами извинений и поддержки.

            Кратко о том, что происходит в Киеве. Ночью стреляли: вылавливают и обезвреживают диверсионные группы. Днем тише, пока на левом берегу спокойнее, чем на правом. Просят не пересекать мосты, они заблокированы. До понедельника — комендантский час, просьба не выходить на улицы. Магазины почти все закрыты. Люди либо в бомбоубежищах, либо дома. Многие мужчины из моего окружения на фронте либо в территориальной обороне Киева — горжусь! Держитесь, родные! Другие сбежали, особенно пламенно-любовные воздыхатели. Лучше и не возвращайтесь никогда. Прогулялась в убежище в новом доме образцово-показательного типа, там тепло и сухо в сравнении с другими, но я ковидная, так что остаюсь дома.

 

 

 

28 февраля. Пятый день войны.

 

            Сегодня вышла на улицу, гуляла два часа, не обращая внимания на сирены воздушной тревоги: впитывала весенний воздух, говорила с птицами. Уже прилетели скворцы, утки паруются и строят гнезда. Блаженны неведающие… ибо живется им легче и проще.

Снова звук сирен и гул земли. В доме не так ощущаются взрывы, как на голой земле. Пока там идут переговоры, тут продолжаются бомбежки.

Иду через дворы: люди взволнованы, бегут к бомбоубежищу. Теперь это самые людные места — там все, кто остался в столице. Возле укрытия детские рисунки на асфальте. Я разучилась плакать, но тут защемило… Эта вчерашняя страшная новость о том, что бомбили Охмадет — центральную детскую больницу, где выхаживают тяжелых младенцев и лечат сложные детские заболевания. Есть погибшие дети, сотрудники, много раненых и фото маленького детского трупа, покрытого пеленкой. Я не буду постить эти фото — их можно найти в интернете, а то меня вчера заблокировали за военные фотографии.

Вспомнила, что холодильник пуст, хотя аппетита нет совершенно. Открыто только «Сильпо», но полки пустые. Огромная очередь за хлебом, в аптеку и в зоомагазин. Наши питомцы оказались в приоритете, мы не бросаем животных. А вот алкоголь по законам военного времени запрещено продавать. Наверное, это неплохо, но я не знаю…

 

 

 

1 марта 2022 года. Шестой день войны.

 

            На моем компьютере вынужденно появилась папка «Война». Фиксирую, протоколирую, работаю журналистом и аналитиком, иначе сойду с ума. С уверенностью, что все это должно вскоре закончиться, только для этого нужно описывать как все начиналось и проходило. Война —это смерть, а она всегда конкретна, она чья-то: умер чей-то ребенок, муж, жена, брат, друг, а может умереть страна. Это вонь, грязь, дерьмо, мат, это отброшенное, это реальное. Смотреть, помнить, не забывать. Чтобы знать, чтобы ценить жизнь родных и близких.

Заклеивала окна скотчем, использовав метод крест-накрест, палуба, лесенка, снежинка. Наложила магическое заклятие: «Путин — хуйло». Получилось красиво.

Сильно бомбили Херсон, Харьков, Житомир… Много жертв. В Киеве бомбили телевышку (не было вещания) и Бабий Яр. Читать отдельно каждое слово: спустя 80 лет русские взорвали могилы евреев, расстрелянных фашистами в Бабьем Яру. И мелкие гаденькие новости о том, что бывший муж (бывший военный) прячется от службы в безопасном месте, в то время как дочь с внуком находятся под обстрелами в Одессе. Война, какой бы ужасной ни была, всегда проявляет истинное лицо каждого, хотя с этим персонажем мне давно все понятно и без войны. А вот соседа не взяли в территориальную оборону, он обиделся и самовольно подался в местную оборону нашего микрорайона. Значит, можно спать спокойно.

 

 

 

2 марта. Седьмой день войны.

 

            Сегодня выходила на улицу в перерывах между сиренами, а их было восемь. По-моему, начинаю привыкать к войне, и это пугает. Фотографии и видео, которые блокирует фэйсбук, оберегая слабонервных, становятся нашей реальностью. На сирены уже почти не обращаю внимания, скорее, раздражает: черт, я же только села спокойно поужинать… Делаю звук телевизора громче и продолжаю есть. Появился аппетит, чувствую вкус еды, вчера даже испекла пирог, поделилась с соседями. На этаже нас осталось трое людей и одна кошка. Мы очень сблизились за это время. Вообще люди стали ближе друг другу, но не все, некоторые раздражают, будто им хуже всех. Всем плохо одинаково, только если твой дом не разбомбили, и ты цел и здоров.

А еще появилось желание устроить генеральную уборку в доме, постирушку, привести себя в порядок. Это очень странное желание во время войны, но это какой-то особый кайф — как будто притворяюсь, будто всё нормально.

Продолжаю работать. Сначала не понимала: какой к черту психоанализ, если летят бомбы? Я не психотерапевт, не психолог, не жалею, не вытираю сопли, не поддерживаю за деньги. Психоанализ — это другое. Но оказалось, что во время войны он тоже может работать. Пишу — и снова сирена гонит в укрытие, уже девятая сегодня, а я не бегу. Весь прошлый год я пыталась продать квартиру, но ничего не получилось, как назло. А вчера поговорили с соседкой — может, не зря не удалась продажа? Наш дом кирпичный, толстые стены 60 см, армированные внутри. Да, спальный район, левый берег, далеко от метро, но теперь в цене надежность и пуленепробиваемость. Дом должен уцелеть, если только ракетой не накроет… Устроила себе бомбоубежище прямо в квартире, освободив для этого кладовку в коридоре возле несущей стены. Получилось уютно, буду там спать, пока всё не закончится.

 

 

 

3 марта. Восьмой день войны.

 

Сегодня будет мало слов. Ночь была бессонной: бомбили, наши ПВО отбивали русские ракеты, поэтому было громко, ярко, но Киев сильно не пострадал. Другим городам сейчас намного тяжелее: Мариуполь, Херсон, Буча, Чернигов, Суммы. Пугает новость о наступлении вражеских кораблей на Одессу. У меня там дочь с внуком, рассказывает о сильном сплочении одесситов, готовятся обороняться, пляжи заминированы. Переживаю очень.

В Киеве людей все меньше. Если кого незнакомого встретишь на улице, стоишь и говоришь обо всем. Обсуждаем, какие районы больше пострадали, куда завезли хлеб, где можно взять воду и когда все это закончится. Столицу охраняют, здесь в основном идет борьба с диверсантами, и с мародерами не цацкаются — расправа по законам военного времени. Магазины пустеют, авокадо уже не лезет, но в продаже осталась в основном экзотика. Кроме авокадо есть еще листья алоэ и помидоры черри. Мне повезло: удалось достать морковку и бурячок, есть запасы соленых огурцов — сделаю винегрет.

 

 

 

4 марта. Девятый день войны.

 

            «Дії у випадку вибуху поруч з тобою: Лягайте на землю, накривайте голову руками, відкрийте рот — це вбереже від контузії. Якщо в полі зору є укриття, повзіть до нього. Не поспішайте покидати укриття. Допоможіть пораненим. Не заходьте у пошкоджені будівлі»

Если мир бросает мою страну наедине с обезумевшим врагом, этот мир обречён, его ценности фальшивы.

 

 

 

5 марта 2022 г. Десятый день войны.

 

            Что в Киеве? Воздушные тревоги, взрывы. Вчера или сегодня, уже все слилось в один большой день, снова бомбили Охмадет, но дети были в бомбоубежище, сейчас их уже эвакуировали. Киев обрастает оборонительными сооружениями и противотанковыми ежами. Мама смогла выехать из города, но не знаю, насколько безопаснее в другом месте. Когда выезжала, рассказала, что на Бориспольской трассе видела сожженные машины и БТРы. Киев держится, его охраняют. Наши ПВО сбивают вражеские ракеты, но не все. Небо над Украиной по-прежнему не закрыто, отбиваемся своими силами. Сегодня это основной вопрос. Очень надеюсь, что он скоро разрешится и нас прикроют. Но в сравнении с другими городами киевлянам грех жаловаться: в домах есть свет, вода и электричество. Пока есть…

И еще одно. Когда слушаю русских пленных, невозможно не вспомнить «банальность зла» Ханны Аренд. «Я военный человек, я выполнял приказ». Здесь есть лишнее слово — «человек».

 

 

 

6 марта. Одиннадцатый день войны.

 

            Я гуляла возле озера и видела на земле много красных птичьих клювиков. Не могла понять, что это такое, откуда? А рядом бегали маленькие дети и собирали их. Один малыш обернулся и сказал мне, чтоб я не переживала, это птицы их сбрасывают и потом взлетают в небо, у них так принято, это нормально. Я еще раз посмотрела на красные клювы, которые лежали на голой земле, я понимала, что это какая-то большая ценность, но не могла до них дотронуться, так стояла и смотрела, окаменевшая, пока не проснулась. И эта картинка из сновидения до сих пор у меня перед глазами, при этом я чувствую такую боль, которую не передать.

Мчалась по городу под звук воздушной тревоги, а потом под звуки взрывов, в аптеку. Вот дурища, думаю, если тебя здесь сейчас накроет, уже никакая аптека не понадобится. Третий день охочусь за лекарством, но безуспешно: из десяти аптек если работает три, то это хорошо, а лекарств в них почти никаких нет. Остались какие-то совершенно бесполезные «Доктор Момы» и вытяжки из оленьих рогов для потенции. Какие рога, какая потенция — нам бы давление сбить, да сердце утихомирить, хоть на чуток…

А потом случился Винницкий аэропорт. Восемь ракет — восемь! Мирный город, прощеное воскресенье…

 

 

 

9 марта. 14 день войны.

 

            В Киеве тревожная напряженная тишина. С утра над городом нависли свинцовые тучи, из которых сейчас повалил снег. Русские подтягивают войска всё ближе, готовятся к штурму. Там и кадыровцы, и вагнеровцы, сирийцы — готовятся удобрять наши поля своей кровью.

В последние дни часто получаю угрозы, оскорбления, но я знаю, что среди русских есть много хороших людей, которые выступают против этого путинского безумия.

Спрашивают, почему не уезжаю в эвакуацию. Отвечу честно без высокопарного патриотизма — для меня эвакуация хуже войны, так сложилось. Будучи девочкой, я уже пережила одну эвакуацию, это было в 1986 при аварии на ЧАЭС. Три месяца была в изгнании, хотя у родственников и на море, но я плакала каждый день, строчила письма родителям, чтобы забрали, мне плевать на радиацию, я тут погибну. Но меня не забирали, это понятно.

Детей в Киеве нет, по-моему, совсем. Кроме одной девочки-подростка в голубой курточке. Она долго качается на качелях, в ушах наушники — наверное, какая-то космическая музыка. Каждый день вижу ее то в своем дворе, то в соседнем. Иду по воду — качается, возвращаюсь из магазина — она там же — кружит себе голову, забывая обо всем. Девочка в голубой курточке, ты только качайся…

 

 

 

12 марта. 17 день войны.

 

            Последние дни не писала, пребывая в каком-то скорбном безмолвии. Иногда психика кричит «стоп», не выдерживая поток новостей о кричащей от боли Украины. Ограничивалась перекличками с близкими по видеосвязи из своего «розового бункера». Так сейчас называется моя маленькая комнатка без окон, которую я предусмотрительно построила, оттяпав кусок холла. Когда была мода на квартиры-студии и все валили стены, я строила гардеробную или кладовую, которая сейчас и является моим убежищем.

Война на все отбрасывает свою тень, формирует свое символическое поле с новым означающими, и все теперь воспринимается в ином контексте. Обычная жизнь поставлена на паузу, если не на стоп. И когда ощущается этот промежуток безвременья, я делаю то, до чего никогда не доходили руки или что не вписывается в обычный ход повседневности. Например, я просмотрела все фильмы «Матрицы», а вчера посмотрела «Крестного отца» впервые. Да, и такое бывает. Наверное, я бы восприняла этот фильм иначе, а вчера он тоже оказался вписан в военный контекст, и я услышала это: «Их надо бить в зародыше, как Гитлера. Надо было остановить в Мюнхене. Нельзя было его терпеть, сами напросились».

Вчера, 11 марта, свой 102 день рождения отметил последний оставшийся в живых обвинитель на Нюрнбергском процессе, Бенджамин Ференц, который сейчас следит за новостями из Украины и проживает историю заново, ужасаясь происходящему: «Преступления, которые сейчас совершает Россия против Украины, являются позором для человеческого общества, виновные должны быть привлечены к ответственности за агрессию, преступления против человечности и убийства. Преступники должны быть осуждены». События в Украине отбросили его назад и заставили трагически осознать, что, к огромному сожалению, происходит повторение истории, несмотря на все, что отстаивал Нюрнберг.

Мне очень хочется дожить до того дня, когда будет суд над Путиным и его приспешниками, одурманившими свой народ и заставившими пойти на чудовищные преступления. Очень хочется, чтоб этот суд был в Мариуполе или Харькове.

Снова воздушная тревога.

 

 

 

13 марта. 18 день войны.

 

            Сегодня воскресенье, но это ни о чем не говорит. Названия дней недели стерты, как и многое другое. Во время войны другой отсчет дней: по количеству тревог и бомбежек, освобожденных или оккупированных городов и сел, более или менее горячих точек. Сегодня это блокадный Мариуполь. Город, который окружили оккупанты и уничтожают. На сегодня там насчитывается 2187 погибших людей, это только официально. Их хоронят в братских могилах или прямо возле своих домов. В других городах тоже появляются братские могилы. Сегодня в Буче похоронили 67 человек, некоторых из которых не удалось опознать. Я повторю: сегодня в Украине появляются братские могилы мирных жителей… А некоторых городов больше нет. Просто нет, вообще, как Волновахи. Все люди выехали, вся инфраструктура города разбита. Город стерт с лица земли. Под Киевом тоже горячо. Сегодня маме с мужем пришлось вернуться. Оказалось, в Киеве безопаснее, чем в Киевской области. Кроме боев, оккупанты идут по селам и занимаются мародерством: врываются в дома, крадут все подряд, насилуют и убивают людей. У них сейчас приказ такой — перейти на самообеспечение.

А другие страны смотрят, как мы умираем, как наши дети умирают, как террористы нарушают все законы человечества. Нет, они, конечно, помогают: санкции, военная помощь, помощь с эмиграцией. Это очень здорово, я очень благодарна, но ведь могло бы не быть этих братских могил… Ведь можно было бы сохранить много жизней, если бы хотя бы закрыли небо.

А пока геноцид украинской нации продолжается, гуманитарная катастрофа длится. Школы закрыты, дети не учатся, люди уезжают или прячутся, пытаясь выжить.

 

 

 

14 марта. 19 день войны.

 

            Вчера снился Киев после войны. Пасха. Я бродила среди развалин в поисках уцелевшего храма. Точно знаю, что нашла. Помню луч света, пробившийся сквозь каменную пыль.

Утро выдалось солнечным, плюс три, поэтому решила пойти на пляж. Если кто не в курсе, я морж с двадцатилетним стажем. При выходе из дома завыла сирена воздушной тревоги, я поколебалась пару секунд, но все равно пошла повышать стрессоустойчивость организма в проруби. За последние морозные дни озеро снова прихватило льдом. Пока плескалась, слышала бомбежки на правом берегу. Сегодня ночью ракетой разбило дом на Оболони, а днем подбитая ракета упала на Куреневку. С начала войны по состоянию на сегодняшнее утро по нашей территории было нанесено 259 ракетных ударов, выпущено 395 крылатых ракет (официальные данные ЗСУ). Когда начинаются взрывы, в голове проносится дурацкое: «крылаааааатые ракеты летят, летят, леееетят».

Когда возвращалась, люди начали медленно выбираться из бомбоубежищ и собираться возле ресторана «Dellini» в ожидании бесплатных горячих обедов. Одинокие старики и старушки с серыми морщинистыми лицами, закутанные в платки и шубы, объединялись в группы, как растерянные дети в заброшенном интернате, пересказывали друг другу новости, расспрашивали о близких. Удивилась, откуда у них аппетит и жажда жизни.

Привязалась собака-брошенка — большая, метис овчарки — шла за мной и тыкала мордой в ногу. Я так и не поняла, что это значит, но мы проговорили всю дорогу о собачьей жизни. Привела ее к «Dellini», где вчера покормила двух брошенных котиков остатками от обеда. Может, сегодня и собаке перепадет, тоже ведь жертва наступившего мирового безумия.

 

 

 

15 марта. 20 день войны.

 

            Киев сегодня пострадал: ракетные удары по Лукьяновке, Подолу, Осокоркам. У нас уже сложилась киевская примета: очередной раунд переговоров — к ракетному обстрелу. Новости ужасные, мы все сострадаем потерпевшим, помогаем, кто чем может, много делают волонтеры, низкий им поклон, но, что греха таить, каждый в душе молится «слава богу, что это не мой дом, не мои родные». Перечитывая списки погибших, снова-таки молимся, чтоб не увидеть знакомую фамилию…

Я вчера приводила данные ЗСУ, а вот Пентагон насчитал уже более 900 ракетных пусков на Украину. Освобождение от фашистских националистов-бандеровцев? Да когда же мир очнется, 900 ракет — что это, если не геноцид? Количество погибших мирных жителей на этой войне пока не знаю, но только среди мариупольцев 2187 человек погибло от рук оккупантов (данные двухдневной давности). Вечная память погибшим…

            Сегодня было солнечно, и многие киевляне, кто не покинул свои дома, вышли отдышаться от военных сводок, напитаться солнцем, старые и молодые — дети киевского подземелья. Я не исключение: наконец-то поняла солнцеедов, простите, если смеялась над вами раньше. Сидела на солнышке и так разморило, что побоялась получить солнечный удар, перебралась в тень — тут же продрогла, услышала взрывы — испугалась, что сейчас прилетит. Так и живем.

Пока напитывалась солнцем, мимо проходил сумасшедший, разговаривал сам с собой, кривлялся. И я вспомнила, как прошлым летом другой сумасшедший бегал по пляжу и громко кричал: «Фашисты, вон они идут, танки, танки, ложись!» Сделалось жутко, и не только мне. Все отдыхающие разошлись и молча за ним наблюдали. Видеть человека в состоянии аффективного острого психоза всегда жутковато, но я понимала, что для него это реальность. Его галлюцинации — не притворство, его психика действительно рисовала эти картины, которые сейчас мы все наблюдаем наяву.

Потом у озера появились двое: немолодая пара медленно подошла к самому берегу. Сначала разулся мужчина и босиком зашел в ледяную воду. Когда вышел, женщина присела и неспешно вытирала его ноги полотенцем. Потом в воду зашла она, он бережно ее придерживал, а после также присел и аккуратно закутал в полотенце ее ноги: сначала одну, потом другую. Они еще немного постояли и пошли дальше. Сегодня я видела любовь.

 

 

 

19 марта. 24 день войны.

 

            Сейчас всех интересует, когда закончится война. И Запад отвечает, что война будет длиться ровно столько, пока РФ не выдохнется. А Украина просто не имеет права выдохнуться, потому что у нее выхода нет, ее просто не будет, как уже нет Волновахи, нет Мариуполя, Гостомеля и Бучи практически нет.

Пока на Западе смотрят фильм «Не смотри наверх», мы живем в сериале «Игра в кальмара». И правила в ней простые: постараться остаться в живых. Наши дети прежде таблицы умножения знают о «правиле двух стен», знают и как себя вести, если попали под бомбежку на улице: лечь на землю, прикрыть голову руками и открыть рот — это убережет от контузии.

О каких европейских ценностях они говорили? Где тут ценность жизни, верховенство права? Да, санкции помогают быстрее прибить врага, а мы, как страна бедная, но гордая, держимся… Но силушка богатырская на исдохе (не опечатка, именно так).

 

 

 

22 марта. 27 день войны.

 

            Я уже не помню, в какой день войны это началось, но каждое утро в нашей стране начинается с минуты молчания по погибшим, а заканчивается обращением президента-главнокомандующего, который очень изменился за последний месяц. Я перестала это называть видосиками блогера. Сейчас отношусь к ним с какой-то нежностью и жду, когда он с телефона ночью выйдет в онлайн в своей зеленой футболке, заросший и усталый с привычным «Вільний народе вільної країни, сьогодня ми вистояли і тримаємо оборону».

Полуторасуточный комендантский час — пустые улицы и дороги, а погода чудная: весеннее синее небо, солнце… В пространстве между домами висит напряжение, которое разрывают бесконечные тревожные сирены и неумолкающая мощная канонада, от которой дрожит киевская земля.

 

 

 

24 марта. 29 день войны.

 

            Сегодня ровно месяц с той жуткой ночи, когда российские войска вторглись в мою страну. Уже месяц идут жестокие бои, не стихает смертоносная канонада. За это время больше 4 300 000 людей покинуло Украину. Более половины всех детей Украины вынужденно стали эмигрантами. Сколько погибло украинских людей остается неизвестным, только страшное расплывчатое, надвигающееся как туча, — много... Но общее количество имеет значение для страшной статистики, но не для тех молодых родителей, на глазах у которых убили их восьмимесячного ребенка, не для отца, который в одночасье потерял всю свою семью: жену, сына и дочь, которые пытались выехать из Ирпеня, не для тех, чьи близкие отправились в свой последний путь из блокадного Мариуполя.

Я пока жива, мой дом цел, мои близкие живы, но сердце за всех болит каждый день. Перекличка в телеграмме стала ежедневным ритуалом. Усвоены правила жизни в военное время: соблюдение комендантского часа, реагирование на сигналы «воздушной тревоги» и на обстрелы. Я стала грубее, жестче прежнего — спрашиваю себя, а могла бы убить человека? И понимаю, что могла бы. Война никого не красит, не делает лучше, отнюдь. Я особо никогда не отличалась мягкостью и миролюбием, а теперь и вовсе. Злость на врагов, которые вторглись в нашу жизнь, злость на другие страны, которые делают вид, что жизнь прекрасна и таковой будет всегда. Ненавижу тех, кто в такое время может извлекать выгоду от войны. Хочется повторить только вслед за Салливаном, не американским Джейком, а Верноном, который жил в прошлом веке во Франции: «Я приду плюнуть на ваши могилы».

 

 

 

3 апреля. 39 день войны.

 

            Сегодняшний телеэфир. Диктор зачитывает новости, цитируя мэра Ирпеня Маркушина, говорит о том, что местных жителей не только пытали и убивали, но и издевались над мертвыми телами: по телам девушек и женщин твари ездили на танках. Диктор побледнела, не смогла совладать с собой, быстро передала слово партнеру по эфиру и долго не могла прийти в себя.

Уже вчера вечером начали появляться фото и видео из освобожденной Бучи и Ирпеня, рассказы очевидцев. Очень страшно, очень. Нормальная психика не может такое воспринимать, невозможно поверить, что это сделали люди. Нет, фашисты гораздо лучше относились к людям в оккупации. Они отстраивали город, даже мост пытались восстановить с венграми. У меня остались фотографии компании молодых людей, среди которых моя бабушка, они в лесу патефон слушали, интересовались украинской культурой. Я не воспеваю немецких нацистов, нет. Никто не забудет про Бабий Яр и военные преступления. Но ЭТО? Есть ли слова, которыми можно описать ЭТО? Пытки, насилие над женщинами и детьми, расстрелы… Улицы Бучи, усеянные трупами местных жителей с завязанными руками. Хотя, чего я удивляюсь, я же знаю, как работает психика, до чего может опуститься развращенная психика. Март 2014. Психоаналитик лакановского толка, известный в некоторых кругах блогер поп-психоанализа Дмитрий Ольшанский написал полный восторга пост о том, как рад завоеванию Крыма и готов идти на Киев: «Вперед, мой генерал!», — подпевал он своему покойному деду в своем «воображаемом», в котором поселились химеры под кодовым именем украинских фашистов-бандеровцев. Вот как мощно работают симулякры пропаганды. Если людям, не способным ни к рефлексии, ни к анализу, лишенным отцовской функции, на протяжении десяти лет рассказывать, что в Украине орудуют банды убийц и наркоманов, которые распинают мальчиков и стреляют, прикрываясь женщинами и детьми, убивают снегирей и защищают синичек, потому что они жовто-блакитные, то они в это поверят. Кто-то будет смеяться и крутить пальцем у виска, но тихо, чтоб никто не видел и не слышал, а кто-то бьет себя кулаком в грудь, садится в танк и едет убивать укров, потому что они фашисты. И делать им позволено ровно все, что им рассказали по телевизору и было одобрено самим великим Пу.

Здесь сработала ловушка означающего и тоталитарная система раба и господина, когда путь у недалекого субъекта лишь один — уподобиться Господину: делай как он и будешь таким же. Честь, совесть, мораль, закон — ничего этого в такой структуре нет.

 

 

 

11 апреля. 47 день войны.

 

            Меня потрясают акции в поддержку Украины во многих странах, спасибо всем неравнодушным! И это не просто знак солидарности и требование от властей помощи для нашей страны в борьбе с террористом — это еще и настоящее перформативное искусство. Сейчас сцена выходит из затхлых театров и творится на улицах и площадях. Эти действия заставляют вздрогнуть, врываясь в налаженный спокойный быт. На это тяжело смотреть, но невозможно отвести взгляд. Здесь нет аплодисментов и вознаграждений, здесь нет игры, здесь все по-настоящему. Разложенные на площади возле собора в Кельне 136 плюшевых медвежат с именами детей, которые погибли в Украине; люди, с завязанными белыми лентами руками и лежащие как замученные и расстрелянные в Буче; окровавленные разбросанные тела людей с чемоданами в Стокгольме как в Краматорске.

Адорно задавался вопросом: возможно ли искусство после Освенцима? Сейчас вновь актуализировался этот вопрос: возможно ли искусство после трагедии в Украине и если да, то каким оно может быть? Я предвижу новый виток развития искусства, как нового акта высказывания – и оно уже происходит.

 

 

 

18 апреля. 54 день войны.

 

            Новость недели: две наши ракеты «Нептун» подбили флагман черноморского флота — крейсер «Москва». Он утонул. Мы празднуем победу. Теперь мне спокойнее за Одессу. Этот крейсер прикрывал все суда своей противоракетной локацией, и с флота, в основном, бомбили южные города. Мои Инна и Алиса видели ракеты, пускаемые с моря. Жуть. Путин в гневе, мстит теперь: ежедневно бомбит наши города, в Киев тоже в субботу прилетело, недалеко от меня на ремонтно-танковый завод. Есть жертвы. Каждый день воздушные тревоги почти по всей Украине.

Нашла свои фото из Крыма 2007 года. Мы заходили в бухту в Севастополе, тогда в первый раз (как оказалось, и в последний) видела "Москву". Махина здоровенная была. Еще большое судно под номером 810, если не ошибаюсь, то это "Сметливый", который на плаву, но недееспособен после Сирии, стал музеем. Остальные все помельче.

 

 

 

24 апреля, 60 день войны, Светлое Воскресенье.

 

            Сегодня все говорят «Христос Вокрес», а я не могу ответить, как рыба открываю рот и молчу, чтоб не врать. Мой настоящий ответ звучит так: «Агония Христа длится вечно». Христа продолжают распинать. В этом году его убивают в Украине. Он умирает в Мариуполе, под Киевом, в Харькове, Вчера умер с трехмесячным младенцем в Одессе.

Вчера смотрела днем онлайн снисхождение благодатного огня в Иерусалиме, пытаясь найти знаки Высшей Милости, а в это время моя дочь выезжала из Киевского района в Одессе. Я этого не знала, но дернулась, пишу: «Дочь, ты как?» — «Бомбят». Я быстро в ленту одесских новостей: четыре ракеты выпущены с Балтийского моря, две сбило наше ПВО, одна попала в жилой дом, два взрыва. Дочь с внуком живы, все хорошо. Но я чувствую такой гнев и беспомощность… Ни руку протянуть, ни обнять, ни прикрыть. Агония Христа длится. Вечная Память погибшим... Соболезнования всем близким.

 

 

 

28 апреля. 64 день войны.

 

            Вчера случайно попала на учения теробороны. Нет, не участвовала, смотрела. Мальчики, прекрасные мальчики… А в это время в Киеве демонтировали памятник дружбы между Украиной и Россией. Голова россиянина случайно отвалилась и покатилась… Красиво так покатилась и долго еще лежала, смотря в пустоту…

А в это время на военной базе США Рамштайн проходила встреча за закрытыми дверями, на которой присутствовали высокопоставленные представители министерства обороны стран НАТО и стран, не входящих в НАТО. И там прозвучало: «Исход этой битвы, прямо здесь, сегодня, зависит от людей в этой комнате».

А в Киеве весна. Утром зачем-то завхоз громко косил свежую сочную апрельскую зелень, пуская под нож пушистые одуванчики и другие хрупкие первоцветы. Погибая, они дарили густой свежий запах. «Компульсия, выраженная ажитированной гиперактивностью», — заключила я. На обратном пути видела, как он бросил газонокосилку, присел на корточки и просто смотрел вдаль. «Прострация после компульсии», — подтвердила внутренняя профдеформация. Кормила остатками хлеба птиц. Возрастная дама выгуливала своего мужа в инвалидной коляске. Завидев меня в окружении голубей, он громко закричал «дадададада», копируя автоматную очередь. Птицы рванули ввысь, подняв облако пыли и перьев. Дама, смущаясь выходкой психически больного мужа, ожидала моей реакции. Но неожиданно для себя, я рассмеялась — так это было смешно и нелепо, особенно под звуки газонокосилки — такой местный даун-хаус. Дама тоже улыбнулась с облегчением. Птицы вернулись доклевывать свой хлеб.

В этом году как никогда все занялись землей: сажают деревья, цветы, убирают, что-то сеют. Вчера на клумбе встретила бывшую соседку. Она твердила: «Читай 90 псалом. С начала войны мы сидели в убежище и там одна женщина читала псалмы. И теперь мы все читаем. Нас спасет только Господь. Запомни, 90 псалом. Тут девушка проходила, а у нее на сумке число 90, и это не случайно: 90 псалом».

«Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится, говорит Господу: "прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю!" Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы, перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение — истина Его».

 

 

 

23 мая. 89 день войны.

 

            Бессонная ночь: три воздушных тревоги, давление, мигрень. Так я вошла в свой 49-й день рождения. А утром начала получать ваши поздравления и мне уже гораздо лучше! Спасибо, жизнь продолжается вопреки всему!

 

 

 

25 мая. 91 день войны.

 

            Получила письмо из Западной Сибири от приятеля, с которым не общались несколько лет: «Желаю тебе в этом году твоим ногам ходить по твоей родной земле свободно, без страха. Я смотрю на карту военных действий, почти регулярно, и смотрю на Одессу, как к нему идёт фронт и бомбёжки. Там твоя дочь. И я как идиот очень радуюсь, что мы, русские, не можем пробиться к этому городу. Я мысленно целую твою руку, и желаю Украине мира».

Хочу верить, что так и будет.