• 2023-3(41)

Это первая компания, в которой под одной крышей соединились литературное агентство, школа писательского мастерства, импринт.

Миссия компании: «Мы зажигаем звезды, чтобы жизнь стала ярче».

Главный идеолог — Гюстав Флобер, чью художественную эстетику мы считаем образцовой и чьими постулатами в создании и оценке книг руководствуемся.

 

«ФЛОБЕРИУМ» — мастерская начинающего писателя, преподаватели которой — высококвалифицированные специалисты в области истории и теории литературы, методики преподавания, редакционно-издательского дела, писатели. В течение нескольких лет работы нами разработано множество программ и спецкурсов для начинающих авторов, выпущена серия книг «Эмма Б.», в которую входят сборники лучших рассказов выпускников нашей школы.

«ФЛОБЕРИУМ» — литературное агентство, предоставляющее полный спектр услуг от идеи до тиража. На сегодняшний день с компанией «ФЛОБЕРИУМ» сотрудничают более шестидесяти авторов как художественной литературы — взрослой и детской, так и нон-фикшн (DIY, деловой, учебной и др.). Агентство работает со всеми издателями России и зарубежья. Агентское сопровождение может получить как автор, имеющий солидный издательский опыт, так и автор начинающий.

«ФЛОБЕРИУМ» — импринт, созданный на платформе Т8 RUGRAM. За неполные два года с момента основания (2021) издано 100 книг в разных сериях и жанрах. Мы гордимся каждой выпущенной нами книгой.

Благодаря работе компании «ФЛОБЕРИУМ» были изданы книги постоянных авторов журнала — Валерия Бочкова и Алены Жуковой.

Журнал благодарен агенству и его директору Ольге Аминовой за сотрудничество.

В этом номере представляем две книги Алены Жуковой, вышедшие в агентстве «ФЛОБЕРИУМ»: «Все, что помню» Rugram, Москва, 2022 и « Чудо где-то рядом. Сказки обыденной жизни» Rugram, Москва, 2023.

 

 

Фрагмент книги «Все, что помню» ISBN: 978-5-517-08911-3

 

Глава 8. ХОЛЕРА И МАГИЯ

 

Неизбежно в жизни человека случаются моменты, когда кажется, что за видимым существует невидимый мир — он-то и есть главный, который управляет судьбой, вторгается в повседневность, пугает, насылает морок… Детские страхи оттуда, да и взрослые тоже.

Почти у всех в детстве был двор или пионерский лагерь, в котором с наступлением темноты начиналось время страшных историй.

В нашей дворовой компании у меня лучше всех получалось их придумывать. А в тринадцать лет так случилось, что я превратилась из рассказчика в действующее лицо трагедии.

С детства и до сих пор (но уже не так ярко) числа выскакивают в сознании цветными пятнами, как будто кто-то крутит в моей голове барабан с разноцветными шариками лотереи. Во время уроков музыки эти шарики тоже катятся по клавишам, особенно во время игры хроматической гаммы. Звуков в ней двенадцать, и разноцветных чисел в ней столько же. Они меняют оттенки с переходом на другие октавы, но до всегда желтая, фа — фиолетовая, а соль — красная… Эта особенность восприятия называется синестезия. Психическим отклонением не считается, но откладывает отпечаток на характер — трудно не отвлекаться. У некоторых людей цветовые пятна возникают при любом, даже не музыкальном звуке. Тебя словно засунули в калейдоскоп с цветными стекляшками. В моей голове кутерьма чисел, звуков, цвета. Например, когда попадается в поле зрения число 11 — оно синее, а 31 (число дня рождения) — просто белое, скучное, но если поменять цифры местами, то получается 13, и тогда вспыхивает оранжевым, как огонь.

Почему? Нет ответа…

В тот год я услышала от мамы выражение «чертова дюжина» — это было название картины, в которой маме предстояло работать.

Мне тоже исполняется тринадцать, и был обещан подарок — поездка в Крым на съемки фильма. Помню августовский день 1970 года. Одесса. Холерный карантин. Чудовищный ливень за окном, переполняющий канализацию опасными стоками. Телеграмма из Крыма: «волнуюсь ваше здоровье тчк съемки остановлены тчк ехать нельзя тчк целую мама». Слезы потоком. Моя поездка сорвалась. Мечта разбилась в прах, а так хотелось увидеть оживающий на съемочной площадке сценарий о приключениях отважных казаков. В нем шла речь о том, как в конце 18-го века взбунтовавшиеся казаки попали на каторгу у берегов Каспийского моря. Чтобы спастись, придумали хитрость — разыграли заражение чумой и перебрались на карантинный плот. На нем чертова дюжина смельчаков пустились в открытое море и атаковала пиратскую Черную крепость, освободив невольников.

Как водится, Каспий снимали не там, где ему положено быть, а там, где удобнее — в Керченском проливе. В июле вся киногруппа отправилась в Крым, а мне было обещано, что в конце лета за мной приедут. Холера была наслана на оба дома — одесский и керченский. Страдания были так велики, что я решила правдами и неправдами добраться в Керчь. Закадычный друг, четырнадцатилетний Павлик, живущий по соседству, понял меня с полуслова и предложил помощь. Павлик был «киношным» ребенком, сыном кинооператора. Его папа тоже был в то время в киноэкспедиции, правда, не в Крыму, а где-то в Сибири. Мы решили идти на Керчь морем.

Во многих одесских семьях имелись лодки. В нашей — шаланда «Аленушка», которая стояла на причале, а причал рядом с домом — по обрыву вниз, прямиком к морю…

Глянув на карту, измерив расстояние пальцами, Паша решает, что легче всего дойти сначала до Евпатории, там заправиться, потом в Севастополь, Ялту — обогнуть полуостров и пойти на Керчь. Плыть только в темноте, все держать в секрете. Первым делом добыть ключи от куреня, где хранятся канистры с бензином.

Шаланда оснащена мотором от «запорожца», а Павка каждые выходные выходит в море на бычка с местными рыбаками. Они ему доверяют мотор.

 Договариваемся собрать еду за три дня. Прячем по карманам то, что можно туда засунуть, не доедая завтраки, обеды и ужины. Кроме обычной воды, Павке еще удается незаметно стащить из дому две бутылки ситро «Буратино» — но выпиваем ее, не дождавшись похода.

 

В назначенный день, выждав, когда опустится душная одесская ночь, пахнувшая в тот год карболкой и забродившим домашним вином, распихав по рюкзакам и сумкам еду, воду, соль, спички, мы спускаемся к причалу, где стоит домашне-дворовая марина. Выжидаем, когда сторож допьет чекушку водки и захрапит, а его сторожевая собака Боцман, наш давний дружок, доест подброшенную нами колбасу и не подумает лаять.

Лебедку Павлик поливает машинным маслом, чтобы не скрипела; с трудом, но спускаем лодку на воду, отходим на веслах подальше, а потом заводим мотор. Казалось, что это не шаланда, а ракета устремляется в звездное небо…

 

На наше счастье, патруль тогда не открыл стрельбу. В холерный карантин настрого запрещалось выходить в море, ловить рыбу, даже купаться. Нас заметят очень скоро, как только обогнем первый мыс. До сих пор помню это дивное и сумасшедшее состояние полета по волнам, прыжков к звездам и падений в морские ямы. Патруль офигел, когда после недолгой погони обнаружил в лодке мокрых и перепуганных детей.

Всыпали нам, конечно же, по самое не горюй… Но после пережитого все было не страшно. Первого сентября никто не пошел в школу из-за карантина, а кино «Чертова дюжина» доснимали уже в декабре. Мама рассказывала, что несчастные актеры дрожали от холода, изображая битву на море под знойным солнцем. Фильм получился неинтересным. Холерный карантин оказался куда увлекательней.

Это было первое приключение «чертовой дюжины» лет, которое закончилось легким испугом. Второе прошло значительно печальнее.

После моей дикой выходки с попыткой доплыть до Крыма, бабушка призвала на помощь Прокопьевну. Эта дама приходит к нам не часто, но уж если появляется, то остается жить по нескольку дней. Мария Прокопьевна — какая-то дальняя родственница. Я ее боюсь: сухая, коротко стриженная, с папиросой в больших желтых зубах, то смеется, то плачет и все время матерится. Бабушка тоже ее побаивается, но зовет на помощь, когда дела семейные идут совсем плохо. В тот раз ее приглашают для меня.

Сначала разговор — допрос, чего хочу и про что думаю. Вру безбожно. Мысли только о ее ридикюле, расшитом кроваво-красными розами — в нем колода карт. Карты не простые, с картинками и символами. Она усаживает меня перед собой, просит сдвинуть колоду…

Выскакивает картинка Гроба! Это мне? Бабушка пугается, я тоже, а Прокопьевна посмеивается и зловеще твердит, что смерть — это не самое страшное, что может случиться в жизни. Потом выпадают Звезда и Солнце. Она нас успокаивает: пронесет…

Однажды Прокопьевна заночует у нас, а я смогу стащить карты. При свете свечи на кухне разглядываю двадцать четыре символа. Выбрала самые красивые: Цветы, Птица и Корабль. Разложила их возле фигуристого изображения Женщины, но пугаюсь страшного храпа Прокопьевны и судорожно заталкиваю их в ридикюль. Верхней опять оказывается карта Гроба. Хочу засунуть ее поглубже в колоду, но в этот момент Прокопьевна уже не храпит, а стонет... Оставляю все, как было.

Утром слышу, как голосит бабушка, как прибегает соседка… Прокопьевна лежит вытянувшись в струнку с высоко поднятым подбородком и открытым ртом. Это была остановка сердца. Прокопьевну увезли, потом похоронили, а карты остались у нас в доме. Я не могла устоять и умоляла бабушку отдать их мне. Неожиданно бабушка согласилась, признавшись, что Прокопьевна незадолго до смерти, словно чувствуя ее приближение, попросила передать их мне, что, мол, я догадаюсь, как и что с ними делать. Еще она вспомнила, что Прокопьевна называла эту колоду картами мадам Ленорман, нагадавшей Наполеону погибель.

Про систему гадания по картам Ленорман я разузнала, хотя в те времена это было не так просто. Это не в «Гугл» сегодня зайти…

Премудрости большой в гадании нет, главное — интуиция, а вот она молчит. Подружки одна за другой хотят посмотреть на карты и просят погадать. Я фантазирую, чтобы не ударить лицом в грязь. Однажды приходит ко мне во сне Прокопьевна и учит видеть руки во сне и управлять ими.

Тогда все и случается. Ладошки, как крылышки, летают куда пошлю — в прошлое, будущее, во сны подруг, в окна соседей. Удержаться не могу — раскрываю подруге тайну карт и рук. Она не верит, требует доказательств. Решаем так: если наш сосед, смазливый взрослый парень, который в сторону нас, «сопливых», не глядит, вдруг потеряет голову и влюбится в нее — значит, все работает.

Из колоды падают на стол Цветы, Кольца, Звезда, как вдруг опять Гроб в конце… Я ошарашена, а подруга объясняет это так: «Он будет в ногах валяться, просить выйти замуж, а я откажу. Мне же еще даже пятнадцати нет, а ему скоро в армию».

После сеанса «запускания рук» в сны подруги никакой магии не произошло — парень в ее сторону не глядел. Мне это надоело, и я с радостью признала себя никудышней ведьмой, вступив в комсомол и завязав со всякими глупостями.

Но, видимо, карты и руки что-то где-то нарушили. Сосед вернулся из армии, пригляделся к подруге, влюбился и пришел свататься. Она отказала, обозвав его контуженным: у него начались тики после службы. Обиду не простил. Взял охотничье ружье, вернулся в дом, пальнул в упор подруге в живот, потом в ее мать и сестру. Все погибли. Сам не застрелился, патронов не хватило. Случилось это 13 октября. Его судили и дали пожизненное. В тюрьме он умер. С тех пор огненного числа побаиваюсь. А с колодой карт Ленорман не расстаюсь, правда, гадать перестала…

 

 

Фрагмент книги « Чудо где-то рядом. Сказки обыденной жизни» ISBN: 978-5-517-10057-3

 

ЧИСЛА

 

Обратный отсчет отпущенного нам времени начинается в момент рождения, а жизнь умещается в прочерк между начальной и конечной комбинацией цифр на могильной плите. Кому-то выпадает прочерк длиной в десятилетия, для кого-то он измеряется часами и минутами. Первое число определяет второе, но знать финальную комбинацию цифр не хочется. Ребенок, надувая щеки и гордо выпячивая живот, разгибает пальцы: один, два, три... Так бы и жить, не выходя из детского безвременья, но придуманные людьми знаки для зарубок на времени, именуемые числами, острыми крючками вонзаются в мозг. Есть на земле люди, которые слышат их стройную гармонию. Я знаю такого человека — это не специалист по нумерологии, не астролог и не предсказатель, это молодая женщина. Загадочную музыку чисел она услышала в детстве. Стараясь постичь ее модуляции, зашла так далеко, что могла… Нет, давайте расскажу все по порядку.

 

В жизни маленькой Анюты все было, как у большинства детей из хороших семей: папа, мама, бабушки, дедушки с обеих сторон, престижная школа, уроки музыки, спортивные секции, танцевальный класс. Она не ленилась, прилежно училась и росла без особых проблем вроде хронических болезней, плохого аппетита или капризного характера. Единственная странность, досаждавшая родителям, проявлялась в желании забраться куда-нибудь повыше — дерево, забор ли, крыша гаража — все равно, а потом спрыгнуть оттуда, расставив руки, как крылья. Во снах она часто летала, а торчащие в разные стороны непослушные кудряшки напоминали перья взъерошенного воробья.

Ее жизнь изменилась в восьмой день рождения. В гости пришли соседские дети, парочка одноклассников и мамина сестра Ирина с племянниками. Анюта ерзала на стуле, сидя за праздничным столом в шифоновом платье, которое согласилась надеть по настоянию мамы только потому, что это подарок тети Иры. Кусачий кружевной воротник впивался в шею, не давая вертеть головой, а пышная юбка все время задиралась, но это было все равно лучше того костюма, который купили незадолго до дня рождения. Мама называла костюм «выходным». Выходить в плиссированной юбке и жакете «вкусного кремового цвета», как говорила бабушка, полагалось к роялю во время экзаменов в музыкальной школе. Аня возненавидела его всей душой. Ее заставляли застегивать жакет на все пуговицы, а юбочку аккуратно разглаживать, когда садишься. Отыграв в нем экзамен за третий класс музыкальной школы, получила от мамы нагоняй, что вытирала мокрые от страха ладони о подол, нарушив похожие на лапшу складочки, — они потемнели и разъехались, потеряв тугую трубчатую форму. Пришлось срочно искать, во что бы обрядить именинницу. Виновница торжества в это время наслаждалась свободой, почесывая живот через дыру в сарафане, которая образовалась после неудачного прыжка с дерева, но тут появилась тетя Ира со своим «шифоновым сюрпризом» опять-таки кремового цвета, и Аня загрустила. Тетка вынула из пакета похожее на большой ком сахарной ваты оборчатое платье. Платье понравилось всем, кроме именинницы. Гости причмокивали и покачивали головами, говоря, что теперь девочка похожа на девочку, и даже больше — на куколку. Слово «куколка» Аня возненавидела еще сильней, чем слово «кремовый».

 

Когда младшие из гостей, наевшись торта и надувшись ситро, выбежали с именинницей во двор, взрослые выдохнули, раскупорили бутылку шампанского, но тут за окном громыхнуло, полился дождь и поднялся ветер. Пришлось звать всех назад, благо по телевизору шла «Мэри Поппинс», но дети отказывались заходить. Разинув рты, они смотрели на Анюту, едва удерживавшую в руках большой цветастый зонт. Чуть не взлетев, она прокричала: «Зачем нам телевизор? Сами летать будем, как Поппинс. Айда на гаражи!»

Гаражи были невысокими, где-то на уровне одноэтажного дома, но никто туда не полез. Дети с любопытством наблюдали за Анютой. Она забралась на крышу, распахнула над головой зонтик и спрыгнула. В момент прыжка из-за порыва сильного ветра зонтик вывернулся и, проделав в воздухе кувырок, девочка упала. Она лежала без движения, странно вывернув голову, и была похожа на сломанную куклу в нарядном платье, которую выбросили на дорогу за ненадобностью. Под ней растекалось большое кровавое пятно. Дети с воплями бросились к дому…

Врач скорой, осматривая девочку, хмурился и приказал немедленно везти в больницу. Диагностировали черепно-мозговую травму средней тяжести. Аня долго не приходила в сознание.

 

После падения у Анюты осталось чувство, что ее словно выставили за порог дома, а все, кто остались внутри, живут дружно и наблюдают за ее поведением — впустить или не впустить назад. Она бы с радостью вела себя хорошо, но мешал ветер. Даже самый маленький, дурашливый ветерок, теребивший легонько волосы, заставлял Анюту трястись от страха: она задыхалась, потели ладони, путались мысли и слова, а уж при сильных порывах становилось совсем худо — она забивалась в угол комнаты, отказываясь выходить на улицу. Детский психолог пытался понять, что именно пугает Анюту, когда дует ветер. Может, она боится, что он ее унесет далеко, как это случилось с Элли в книге «Волшебник Изумрудного города»? Аня отводила глаза и молчала. Никто бы не понял, если бы она попыталась рассказать, как ветер путает мысли, как нарушает ритм той музыки, которую она услышала после падения. Звуки пульсируют внутри головы и превращаются в цепочки чисел, а не нот. На вопрос доктора, чего бы ей больше всего хотелось, она знала ответ: ей хотелось, чтобы все услышали ту музыку чисел, которую слышит она, но вместо этого упрямо повторяла: «Хочу, чтобы все отстали от меня и оставили в покое».

 

Последствия травмы оказались тяжелыми. Аня превратилась из веселой, общительной девочки в инвалида. Она теряла равновесие при ходьбе, ее часто донимали головокружения; спорт и танцы пришлось оставить. Прыгать и летать ей тоже расхотелось. Уроки музыки превратились в пытку. Учительница недоумевала, куда делась Анина музыкальность — ученица играла как робот.

Родительский состав, включая бабушек и дедушек, бросился лечить девочку, таская по врачам, психологам и всевозможным целителям, от китайцев до цыган. Ничего не помогало. Аня все больше уходила в себя, часто пропускала школу, растеряла друзей. Ее не интересовало то, что занимает девочек в этом возрасте: ни где встретить принца, ни что надеть, ни как избавиться от прыщей и стать сногсшибательно прекрасной. В зеркало она не смотрелась, а зря. Взъерошенный воробышек по законам волшебной сказки постепенно превращался в дивную птицу.

Ей нравилось, уединившись, слушать музыку и покрывать страницы тетрадей, журналов, книг и даже стены бессмысленными цепочками цифр. Мама, видя дочкины странности, прикладывала ладони к губам, трясла головой и заходилась в рыданиях. Папа твердил, что Анну надо отдать в математическую школу, если она жить не может без чисел. Увы, ее успехи в школьном курсе математики не впечатляли. Никакого особого математического дара никто в ней не замечал. Еще хуже дело обстояло в музыкальной школе — дотянув семилетку, бросила, потому что не захотела играть придуманную кем-то музыку, а свои мелодии никак не рождались в ее голове.

То, что произошло накануне «выпускного», заставило родителей по-настоящему испугаться. Оказалось совершенно невозможным уговорить Аню пойти с одноклассниками на бал. Мама работала в родительском комитете по организации праздника. Комитет поручил ей подготовить материалы для мемориальной доски учителей-ветеранов Великой Отечественной, чтобы дети помнили, кому они обязаны своим счастливым детством. Аня, случайно глянув в мамины списки, посоветовала проверить одно число, утверждая, что дата смерти указана неправильно. Мама проверила — Аня оказалась права. Исправив опечатку, спросила, откуда она это знает. Ей что, знакома история жизни этого человека? Аня односложно ответила: «Вижу». «Что значит вижу? — удивилась мама — А так?» Она прикрыла ладошкой столбики с датами рождения и смерти. Аня покачала головой: «Так не вижу. Мне нужно знать первое число». Мамина ладонь сдвинулась вправо. Аня, не задумываясь, назвала даты смерти. Оторопев, мама подняла глаза на Аню: «А может, ты знаешь, когда и мы умрем?» — и съежилась. «Конечно, знаю, но для живых это число условное. Есть комбинации цифр, которые возникают в разные моменты жизни и могут быть конечными, а могут и не быть. Почему, не могу ответить, думаю над этим, но кому это интересно?» — и, не взглянув на коробку с туфлями и платьем, которые мама купила к выпускному, ушла к себе в комнату, плотно затворив дверь.

 

Суперспособности Ани вызвали неподдельное волнение у поредевшего состава бабушек и дедушек — им особенно не терпелось узнать свое «второе» число. Семейный совет экстренно собрался в полном составе за круглым кухонным столом. Волновал главный вопрос: как она это делает? Высчитывает или ясновидение? Анюта наотрез отказалась объяснять, что и как происходит в ее голове, и называть даты смерти всех собравшихся. Попросила никогда ее об этом не спрашивать, забыть эту никчемную, с ее точки зрения, способность, а лучше послушать музыку ее вычисления. Да, именно, вычисления, а не сочинения. Собравшиеся поскучнели, не добившись желаемого.

Анин опус звучал вполне сносно. Композитору похлопали, вежливо спросили, как называется произведение. Аня, с каменным лицом, лаконично ответила: «Номер один». Бабушка всплакнула. Беда, настигшая семью девять лет назад, не оставляла надежды на счастливую или хотя бы нормальную жизнь для Анюты. Она не улыбалась, не смеялась, а плакала только тогда, когда испытывала физическую боль. Кому может понравиться такая девушка, даже если она красавица? Успокаивало их то, что в современном мире многие женщины сознательно выбирают одиночество и главной для них становится карьера. Анюта, несомненно, гений, и ее ждет блестящее карьерное будущее, возможно, даже Нобелевская премия, но вот выйдет ли она замуж? А может, стоит попробовать полечить ее где-нибудь за границей? Их Ирка выскочила замуж в Штаты. Довольная, зовет пожить сестру с семейством, но больше всех Аню ждет, чтобы проконсультировать у американских докторов.

План отъезда в Америку Ане категорически не понравился, она намеревалась поступать в консерваторию на композиторский факультет, не смущаясь, что давно забросила регулярные занятия музыкой и шансы поступить у нее нулевые. Конечно же, срезалась на первом же экзамене и, к общей радости семьи, подала документы на экономический. Поступила, отлично училась и блестяще закончила с красным дипломом, но потом неожиданно устроилась обычным бухгалтером на довольно скучную работу, хотя ей предлагали аспирантуру. На недоуменный вопрос «почему?» — ответила, что знает улочку, которая ведет прямо к офису и не продувается ветром. Она считала это серьезным аргументом, а если кто думал иначе — его проблемы.

Фирма, куда Аня устроилась, работала с крупными инвесторами, давая рекомендации по биржевым сделкам. Анна сразу же понравилась начальству своей безукоризненной аккуратностью в расчетах, обязательностью и работоспособностью. Терпеливо просидев в своем рабочем кубике несколько лет, однажды решилась на смелый поступок. Проанализировав отчеты и планы компании за полугодие, отметила ошибочные шаги руководства и слабость стратегии и дала свой прогноз по ситуации на финансовых рынках, наметив пути выхода из кризиса. Прогноз был настолько неожиданным и неординарным, что казался бредом, но все, что предсказала эта бухгалтерша, получившая в коллективе прозвище Анька-робот, сбылось. Начальство тут же пригласило ее в группу аналитиков, где она встретила Вадима, свою первую любовь. Бурный гормональный всплеск вывел из эмоциональной комы почти тридцатилетнюю девственницу. Она влюбилась. Кроме пресловутой «химии», а в их случае алхимии чисел, для нее абстрактной, а для него материальной, их связала тайна быстрого обогащения и взлета компании. Разгадка тайны лежала на поверхности. Глава консалтинговой компании, сорокатрехлетний Вадим Сергеевич Моргун, начинал и заканчивал рабочий день рука об руку со своей советчицей Анной, поразительным аналитиком и по совместительству — страстной любовницей. Дома Моргуна ждала новенькая, молоденькая жена, уже третья по счету, а две прежние растили его детей. С момента встречи с Анной Вадим утроил свои капиталы. Теперь с ее помощью он с легкостью отыгрывал на бирже деньги клиентов, щедро делясь с помощницей комиссионными и сладкими пряниками удовольствий, от безудержного секса и сказочных путешествий до царских подарков. Аня расцвела. Теперь она бесстрашно шла навстречу ветру, распахивая перед ним пышущую любовным жаром грудь. Все могло и дальше катиться и катиться, но Анина тележка забуксовала. Вадиму не хотелось терять время и выпускать удачу из рук, поэтому время свиданий неизбежно сокращалось. Он удивлялся, какой рассеянной и невнимательной она становится после секса, хотя должно быть наоборот — эмоции позади, можно как-то собраться, включить голову… Это обижало Аню, ей хотелось нежности, ласки. Все чаще в душу закрадывались сомнения об искренности его чувств. Однажды просто так, в качестве проверки, намекнула на возможный отъезд в Америку к родной тетке, то ли погостить, то ли остаться… Ответная реакция возлюбленного ошеломила: «Родная, это здорово! Очень правильный выбор для такого спеца, как ты. Будешь в центре событий, в сердце финансовых потоков, слухов, прогнозов! Оттуда сможешь меня консультировать. Мы такого наворотим, например, откроем филиальчик нашей компании. Я буду к тебе наезжать». В его интонации Анюта уловила только радость и ни капли сожаления по поводу возможной разлуки. Но она даже не подозревала, насколько ее отъезд облегчил бы Вадиму жизнь: его новая жена, дочка одного из самых богатых инвесторов, пригрозила разводом, если он не уволит Аню. В случае развода Вадим лишился бы больших денег, к тому же, совсем недавно жена объявила о своей беременности. Отъезд Ани успокоил бы жену, а открытие американского офиса держало бы Аню на привязи.

Анюта, не попрощавшись и до одури нарыдавшись, уехала с намерением не возвращаться.

 

К моменту прибытия в Новый Свет ей исполнилось тридцать три, и она считала, что жизнь кончилась. Вадим преследовал ее звонками и сообщениями, которые безжалостно ею стирались. Не верила ни одному слову. Их умопомрачительный роман оказался фальшивкой. Слово «любовь» стало в один ряд с «кремовым» и «куколкой» и вызывало еще большую тошноту.

Америка приняла Анну вежливой отстраненностью большого мира и душной опекой тетки Ирины. Несмотря на Анины протесты, Ирина потащила ее к врачу. После анализов и проверок врач не нашел ничего, что могло бы напоминать о травме, перенесенной в детстве. Посоветовал побольше положительных эмоций и спорта. Узнав, что Аня собирается всерьез возобновить занятия музыкой, поддержал ее решение.

Обследования никак не успокоили Ирину, она настаивала на том, чтобы племянница жила по соседству и просила «быть на виду» — всегда отвечать на звонки и почаще захаживать в гости.

Главным Аниным открытием Америки стало возвращение юности. «Тридцать три» на этой части планеты считалось только началом взрослой жизни, а для некоторых так и оставалось возрастом поиска себя. Пришлось опять учиться — сначала языку, потом специфике местной экономики, слушать лекции, сдавать зачеты и экзамены. Внутренние часы вернули ее на десять лет назад. Студенческая жизнь оказалась разнообразной, допускалось совмещать обучение точным наукам с искусством. Не дававшая покоя идея поступления в консерваторию подтолкнула Аню взять тут же, в университете, курс теории музыки и композиции.

 

Музыкальный класс вел вечно полусонный, меланхоличный профессор Вацлав Ягдзинский. Студенты «выпадали в осадок» в концентрированном растворе его депрессивных лекций о всеобщей мерзости бытия и музыки в том числе. Практические занятия шли под негласным тэгом «не буди Вацлава», никто не хотел нарваться на обидную критику. Все вокруг знали причину его мизантропии: жестокие мигрени, с которыми не справлялась медицина. И несмотря на тяжелый характер профессора, ни один студент не пожелал бы его ухода с должности. Вацлав Ягдзинский считался признанной знаменитостью, о нем спорили модные критики, его имя и произведения вошли в энциклопедию современной музыки. К тому же Вацлав был щедр на высокие оценки и терпелив к прогульщикам. Студенты его обожали. Ане он тоже сразу понравился, но лучше бы она не открывала энциклопедию, в которой значилась дата его рождения… Нет, не может быть! Смерть должна была наступить послезавтра! Но как не дать этому случиться?

Конечно, если он каким-то образом проскочит энергетическую воронку финального числа, то останется жить хотя бы до следующего опасного сочетания цифр. Но только вторжение извне может нарушить внутреннюю гармонию чисел, управляющих жизнью и смертью. Как в музыке — с помощью нужной ноты композитор может превратить аккорд из диссонанса в консонанс или наоборот. Ей надо попытаться вложить в мелодию цифровой код, способный гармонизировать внутренние и внешние силы. Этот код она без труда вычислит. Осталось сочинить музыку, которая понравится профессору, запомнится и, как вирус, войдет в него, разрушив прежнюю программу и перенастроив на новую. Кстати, есть прекрасный шанс воспользоваться заданием Вацлава — написать двухголосный канон на предложенную или собственную тему. Господи, где ж ее взять — собственную тему, да еще умудриться встроить код, когда в распоряжении только числа хроматической гаммы? Эти числа она слышит. Не только слышит, но и чувствует, какой у них цвет и запах. Не зря ведь все это…

Музыка, которую Аня записала после нескольких часов тяжелой работы, звучала необычно. Основная минорная тема была лишена драматизма и повторялась многократно в обоих голосах, буквально застревая в памяти.

 

Практические занятия шли, как обычно, уныло. Вацлав приглашал студентов к инструменту по их желанию. Никакой обязаловки. Хочешь — играй, не хочешь — не играй, просто сдай нотную запись. По всему было видно, что сегодня ему особенно плохо. Он с тоской смотрел в окно. Там порывы выпущенного на свободу весеннего ветра бились в стекла, заставляя их мелко дрожать. Вацлав вздрагивал, рассеянно улыбался, втягивая голову в плечи. Анюта наблюдала за ним с пониманием — ее тоже раздражал, хотя уже давно не пугал, разгулявшийся ветер. Урок шел к концу, а она все не решалась выйти и сыграть свой канон, словно все могли услышать его секрет. Потели руки, дрожали пальцы. Когда подошла ее очередь, она на деревянных ногах подошла к роялю и в полуобмороке начала…

Очнулась, когда Вацлав, буквально дыша в затылок, склонился над клавиатурой, напевая основной мотив. Аня сняла руки, удивленно покосилась на него, обвела взглядом изумленный класс. Вацлав не просто проснулся — он встал!

— Мисс Анна, откуда этот мотив? — спросил профессор, вскинув бровь. — Ничего подобно не припомню.

— Это мой, — промямлила Аня, — и конструкция моя.

Вацлав хрипло закрякал, что, видимо, означало приступ смеха:

— А ведь точно! Действительно, правильное слово — конструкция. Это не музыка, конечно, но как здорово! Как логично, точно, оригинально! Каждый интервал выверен, дивный контрапункт и ритм. Знаете, мисс Анна, у меня даже перестала болеть голова, настолько я увлекся, разгадывая ваш полифонический ребус. Пришлите, пожалуйста, нотную запись на мою электронную почту.

 

Вернувшись домой, Аня увидела в компьютере несколько сообщений от профессора. Он закидывал ее комментариями, указывая на сильные и слабые места композиции, а под конец попросил прийти завтра на занятие на полчаса раньше, чтобы кое-что обсудить. Ко всему сказанному добавил, что давно не был в таком хорошем расположении духа. Она очень хотела, чтобы он не отвлекался сегодня ни на какую другую мелодию, но попросить об этом было бы хамством. Аня просто сложила пальцы крестиком, чтобы для профессора наступило завтра.

 

Ответив на дежурную СМС-ку тетки успокоительным «Все ОК», упала в кровать. Сон, пришедший в эту ночь, был красивым и горьким одновременно. Они стояли с Вадимом на вершине холма, заросшего цветами. Он шептал слова любви, обнимал и целовал в шею. Вдруг оступился и кубарем скатился с холма в глубокий овраг. Она хотела броситься на помощь, но не могла сдвинуться с места — вокруг ее ног, словно змеи, закручивались плющи и вьюнки, переплетаясь цепкими усами. Проснулась в слезах. Ей остро захотелось услышать Вадима. Между ними лежала пропасть в тысячи километров и бездна непонимания; восемь часов разницы во времени и бесконечность упущенных часов и минут. Часы уже показывали утро, хотя еще не рассвело, но на той части планеты, с которой Аню теперь связывали только фантомные боли отмирающей любви, давно светило солнце. Ей не спалось. Она встала, сварила кофе и села у лаптопа. Открыв на Фейсбуке страничку Вадима, заметила, что на недавних фотографиях презентаций, поездок, банкетов он выглядит веселым, даже игривым. Часто рядом с ним его молоденькая, модно одетая жена с огромным пузом. Конечно, нигде нет Ани, даже на тех групповых фотографиях со всяческих празднований компании, где она точно была. То есть, он выбирал и ставил те, куда она не попала. Обида накрыла Анюту, но желание услышать Вадима не проходило. Она позвонила.

Вадим ответил не сразу, но тут же обрушил на нее поток требовательных «почему»: почему уехала не предупредив, почему не отвечает на звонки, почему ведет себя по-идиотски? При этом он не давал ей вставить слова, расписывая как скучал, как измучился и… О боже! Лучше бы он этого не говорил! Но, увы, оно прозвучало: «Анютик, девочка моя дорогая, палочка-выручалочка, без тебя как без рук! Помоги! Я в полной заднице…»

Аня отшвырнула телефон и заорала: «Ненавижу!»

 

До занятий была еще уйма времени, но усидеть дома она не могла. Вылетев из парадного, поскакала вприпрыжку по мокрому асфальту, засыпанному лиственным крошевом вчерашней бури. Ей хотелось взлететь. Как давно этого не случалось! Разлитое в лужах солнце жгло пятки. Кто сказал, что энергия мести дурная? Может быть… Но какая мощная! В ее голове уже созрел план наказания бывшего любовника.

Как и было условлено, она пришла в аудиторию за полчаса до занятий. Вацлав не появлялся. Аня с тревогой смотрела на часы, готовясь принять худшее — сообщение о скоропостижной смерти профессора.

Аудитория заполнялась, студенты недоуменно переглядывались: такое случилось впервые, обычно Вацлав приходил первым. Прошло десять минут с начала пары, как дверь распахнулась и смущенный, но веселый профессор появился перед студентами и прокричал: «Я проспал, ребята! Какой это кайф!» Студенты устроили ему овацию. Аня не выдержала и расплакалась от счастья. Никто вокруг даже не мог представить, от какого. Она вчера отыграла профессора у смерти. Как это произошло, она не узнает. Профессор вряд ли расскажет, что весь вечер только и делал, что слушал ее канон. Потом лег спать и проспал без боли всю ночь, а наутро встал намного позже, чем обычно, с абсолютно свежей и здоровой головой. Кто мог бы догадаться, что сосуд в голове, готовый лопнуть этой ночью и залить кровью весь мозг, успокоится и вернется в нормальное состояние. Но даже не зная всего этого, Аня, увидев профессора живым, поняла: ее идея работает! А если работает в одну сторону, то сработает и в обратную. И это значит, что Вадиму недолго осталось: он будет получать от нее голосовые сообщения с подсказками по финансовым операциям, а фоном в них будет звучать музыка со встроенным кодом, уменьшающим интервал между датой рождения и смерти. Его жадность приведет к тому, что интервал будет сокращаться очень быстро…

 

Возвращаясь после лекций, она даже не заметила, как стемнело. Темнота внутри была гораздо гуще. Город, набрякший затяжными дождями, рыдал, всхлипывая каждой водосточной трубой. Сильный порыв ветра сбил ее с ног, она упала. Ударилась не больно, но показалось, что слетела с той злосчастной крыши и все вернулось: страх ветра, обморочное состояние, дикая карусель в голове… Аня побежала, не разбирая дороги, что-то крича и размахивая руками. Чуть не угодила под машину, ей зло вдогонку просигналили, а у самого подъезда дома сходу врезалась в соседа, выгуливающего собаку. Пес прыгнул в ее сторону, заливаясь лаем. Хозяин собаки, спортивного вида молодой мужчина, подхватил теряющую сознание Аню и, стараясь перекричать ее вопли: «Ветер, уберите! Помогите!», предложил вызвать «скорую», не понимая, что ее так напугало. Все это крепко напоминало наркотический перебор. Аня только и сумела выдавить сквозь стиснутые зубы на английском: «пани…паник атак» и тут же ненадолго потеряла сознание. Собака взвизгнула. Мужчина, поразившись красоте, которая упала ему в руки, легонько подул в лицо девушки, неуверенно похлопал ее по щекам. Она открыла блестящие от слез глаза и вцепилась в его куртку, умоляя: «Пожалуйста, не оставляйте меня одну». Он утешал ее как мог, сидя рядом на корточках, а его собака бросилась облизывать Аню.

— Толик, назад, — скомандовал хозяин на чистом русском.

Аня опешила.

— Вы русский?

Он ответил утвердительно, но почему-то на английском.

— Никогда бы не подумала, — честно призналась Аня.

Лицо молодого мужчины было почти неразличимо в темноте.

— Из-за цвета кожи? — усмехнулся сосед. — У меня мама русская, а отец марокканец. Они в России встретились, но там же и расстались. Я, кстати, тоже бы не подумал, что вы не местная. Очень уж у вас американский стиль.

— Это как? — заинтересовалась Аня.

— Ну, как сказать, за версту видно: «Мне до вас никакого дела нет и оставьте меня в покое, пожалуйста». А на лице ноль эмоций.

Аня вздохнула:
— Есть такое.

Сосед внимательно посмотрел на нее:

— Ну, а сейчас как вы себя чувствуете? Вы окей? Такое часто с вами случается?

— Давно прошло, но я понимаю, почему вернулось. Вас как зовут? Меня Аня, если что…

— Теодором, а по-нашему Федор, можно Федя. Знаете, Аня, что удивительно: мы столько раз, гуляя с Толиком, замечали вечно куда-то спешащую, неприветливую девицу, и вот только сейчас по-настоящему разглядели. Теперь Толик не может глаз оторвать. Хозяин с ним заодно. А почему мы тут стоим, мокнем? Разве мы не живем в одном доме? Вы на каком этаже?

— На пятом.

— А я на седьмом. Давайте, я вас провожу. Моя квартира 703-я, если вдруг понадобится какая-то помощь или просто станет скучно. Мы с Толяном, правда, не очень веселая компания. Не так давно остались совсем одни.

Толик лежит у двери и ждет. Как ему объяснишь, что мама уже никогда не вернется. Она его щенком из Москвы привезла, лет десять назад, когда решила к нам переехать.

Аня понимающе кивнула, тяжело вздохнув.

— А кличку Толику кто придумал? Смешное и странное для собаки имя.

— Это у мамы в России друг закадычный был Толик, Анатолий… Хороший человек и поэт, но крепко пьющий. В память о нем и назвала.

Они зашли в подъезд, сели в лифт и вышли на одном этаже…

 

К полуночи Аня, слегка захмелевшая от вина и разговоров, умиротворенная и сонная, вернулась наконец на свой этаж. До поцелуев дело не дошло — она проявила поразительную стойкость, борясь с желанием остаться у Федора навсегда, но не факт, что он бы этого захотел. Хотя… Ну вот совершенно точно пару раз смущенно утыкался глазами в пол, когда она перехватывала его восторженный взгляд; всячески пытался обаять, накормить, утешить. Хороший человек Федор. Учитель естественных наук в средней школе. В его квартире пахнет кофе и корицей, Толиком тоже немного пахнет и холостяцким бытом, но именно там хочется остаться, натянуть вечерком пижаму, забраться на диван с ногами и жевать чипсы, а потом включить сериал, но, начав целоваться и так его и не досмотрев, оказаться вдвоем в постели. Он так трогательно читал стихи Толика, посвященные маме. Дал его книжку. Одно стихотворение ей особенно понравилось, про двухместный островок, коротенькое такое. Читая, Федя все время на нее поглядывал. Где оно? А, вот…

 

Не было причин для этого, знаков не было судьбы.

Просто в море одиночества появилась остров «Ты».

Ходят рядом люди умные, но не видно никому,

Что теперь живу на острове и вернуться не могу.

Бьются волны бед и радостей и шумит людской поток,

И спасает от безумия наш двухместный островок.

 

Ей бы сейчас с Федором в самый раз на такой остров, а то ведь совсем с ума сошла — хотела укоротить жизнь Вадиму! Ужас и стыд! Зачем? Он сам укоротит, когда начнет терять деньги.

 

В эту ночь Аня заснула с улыбкой. За окном опять бушевала весенняя буря, но этого она не заметила, а утром, выйдя из дому, повстречалась с Федором и Толиком. Они делали вид, что оказались здесь и сейчас совершенно случайно. Оба сильно промокли, хотя дождь закончился час назад. Федор вежливо поздоровался, зато Толик не выдержал и бросился к Ане, как к старой знакомой.

— Я совершил преступление, — заговорщически шепнул Федя ей на ухо. — В нашем парке вся сирень побита ветром и дождем. Вот…

Он распахнул куртку, под которой прятал огромную, в полкуста, ветку кудрявой, мокрой от дождя нежно-лиловой сирени.

— Если кто и заметил, плевать, — добавил он, — у меня есть оправдание: я сорвал ее для тебя.

Аня прижала к себе сирень, окунув в ее влажную свежесть раскрасневшееся лицо. Задохнувшись счастьем и пряным весенним духом, с трудом перевела дыхание:

— Разве это преступление? Господи, знал бы ты, на что я способна!

Федор обнял ее, рассмеявшись:

— Значит, все самое интересное впереди.