• 2017-2 (16)

Наш разговор вырвался за рамки общепринятого интервью. Вышел спор, полемика. О том, какие мы сегодня? Что делать? И как жить дальше? В общем-то, на повестке дня оказались все те же, известные испокон веков, вопросы.

 

Андрей Маркович Максимов (родился 25 апреля 1959) — российский журналист, писатель, драматург, телеведущий, театральный режиссёр, колумнист «Российской газеты», редактор-консультант Всероссийской государственный телерадио компании (ВГТРК), руководитель Мастерской факультета журналистики Московского института телевидения и радиовещания «Останкино». Сын поэта Марка Максимова.

 

Сегодня широко обсуждается вопрос: нужна ли нравственная цензура? И кто должен решать этот вопрос?

Знаете, политики все привыкли решать в приказном порядке. И хотя в культуре действительно есть огромное количество проблем, старые социалистические методы решения сегодня не актуальны. И даже сам по себе вопрос: нужна ли цензура? — высокомерная позиция. Почему я, Андрей Максимов, должен доверить кому-то решать, должен или не должен я смотреть ту или иную программу. Спектакль. фильм. Я что, сам не в состоянии это сделать?

 

Однако на демократическом западе установлены некие ограничения в допуске к дневному показу и детей к просмотрам фильмов со сценами насилия, жестокости. Не говоря уж о порнографии… Такая продукция если появляется в эфире, то только на платных каналах.

Что касается нравственных аспектов, тот мир, который построен, построили взрослые. Всю мерзость построили тоже взрослые. Если я воспитал своего ребенка так, что ему нравится смотреть порнуху, то это моя личная проблема. И не нужно Государство в это вмешивать. И если ребенок стал бандитом, поверьте, это произошло не потому, что он посмотрел какие-то НЕ ТЕ фильмы. Виноваты родители, которым было не до воспитания своих детей.

 

Но зачем же подвергать неокрепшее сознание дополнительным искушениям?

Современные дети соображают гораздо лучше, чем многие думают. У нас дома есть пакет, в который включен эротический канал. И если мой сын увидит детородные органы — не вижу в этом ничего плохого. Я считаю, что сексуальному воспитанию подростков уделяется недостаточно внимания и времени.

 

Какие-то строки стихов вашего отца выбиты на мемориальных досках погибшим в Великую Отечественную. Помните их на память?

В Москве рядом с Институтом иностранных языков стоит памятник ополченцам, а на стеле выбито: «Я с вами равный среди равных, я б камнем стал, но я — живу. И вы, принявшие Москву в наследство от сограждан ратных, вы, подарившие века, не забывайте, ни на час, что я смотрю на вас из камня». А под Могилевым, где проходила знаменитая Бовкинская блокада, когда три отряда напали на соединение, в котором воевал отец, они прорвали блокаду. Там тоже есть стела со строками стихов моего отца: «Наши гнезда враг развеял пылью, чтобы пали мы к его ногам. Но не пали, а раскрыли крылья и поднялись мы назло врагам». У моего сына в комнате висят фотографии бабушки и дедушки.

 

Я нашла в Интернете информацию, что Максимов был псевдонимом вашего отца. И вы его унаследовали. А настоящая ваша фамилия Липович.

Можно к вам встречный вопрос. А почему это вас интересует?

 

Потому что и мне часто задают вопросы о моей фамилии. Откуда, почему через черточку и такой коктейль?

 

Ну, хорошо, разве это как-то характеризует меня или отца? Или меня каким-то образом раскроет.

 

Это во многом характеризует нашу страну. Я задала подобный вопрос Суриковой, на самом деле она по отцу Исааковна. И Алла Ильинична отказалась отвечать. А что касается лично вас, вы в каком-то интервью признались, что размещаете на книгах свое фото, потому что вас лучше знают визуально, чем по фамилии.

Ну, хорошо, мой отец Марк Давыдович Липович взял себе псевдоним во время войны, поскольку был партизаном и его могли расстрелять. По известному фильму «Максим». И стал печататься под этим псевдонимом. Когда мне исполнилось 16 лет, я пришел к папе и спросил: какую фамилию записать в паспорт? Кстати, фамилия не еврейская, а белорусская. Папа ответил, что фамилия Андрей Максимов звучит лучше, чем Андрей Липович. Так тому и быть, сказал я.

 

Если об отце можно найти информацию, о матери — ни слова. Кто она?

У меня была потрясающая мама Антонина Николаевна. Человек, который меня сформировал. Это была потрясающая женщина и моя поддержка. Я мог у нее что угодно спросить. Я был поздним ребенком, и она считала, что должна полностью вложиться в воспитание. Она была контактная, талантливая, и ее всюду звали на работу. Когда мне исполнилось 14 лет, она пошла работать в Бюро пропаганды киноискусства. Устраивала творческие вечера, посвященные Тарковскому и другим замечательным художникам. После вечера, посвященного Пастернаку, ей объявили выговор. Она была замечательной мамой и исключительной бабушкой. Мама уже умерла довольно давно. Но ее отсутствие я ощущаю остро до сих пор.

 

Андрей! У вас трое детей: Дочь от первого брака, сын от второго и сын от третьего. Общаетесь ли со старшими отпрысками?

Дочь свою не видел более 30 лет. Со средним сыном общаюсь. И это все, что я хотел бы сказать. Есть масса людей, которые обсуждают в своих книжках даже с кем они спали. Я не собираюсь этого делать, поскольку я не гламурный персонаж. Как воспитывал, почему разводился — никого не касается.

 

Понимаю, что вы человек занятой… И все же, младшему сыну успеваете уделить время?

Помимо школы, мой сын очень занят. И занимается тем, что ему интересно. Хочет быть артистом, ходит в студию, репетирует множество спектаклей. Сидит в Интернете, в Контактах. И лично у меня есть время на его воспитание.

 

Вы руководите курсом журналистов в Останкино. Чему учите молодежь?

У меня написана книга: «Профессия — тележурналист». Она состоит из трех позиций. Первое — журналисту нужно помочь самоопределиться, понять, какой у него человеческий фундамент. И какое качество он считает главным для журналиста? Второе — его нужно научить брать интервью. Поскольку тут нужен не талант, а обретение ремесла. Третье — научить разным навыкам, которые нужны именно для тележурналиста. Как работать в команде (режиссер, оператор) с микрофоном и с камерой.

 

А этике учите? Должен ли журналист иметь свою позицию человеческую, гражданскую?

Нет человека, у которого нет своей позиции. Будь то сантехник или директор музея. Дворник это или журналист. На одном из занятий мы обсуждали тему: главное качество журналиста. Один мальчик сказал — безбашенность. Тогда я предложил определить границы. У вас роман с девушкой — говорю, — и в интимный момент она рассказывает нечто о своем отце, знаменитом человеке, что может стать материалом для публикации. Перед вами дилемма: делать материал и стать богатым и знаменитым или не делать и сохранить отношения с девушкой. Он отвечает: у меня много девочек. А если это мама? — спрашиваю. — Маму и папу нельзя... Это перспективный мальчик на моем курсе. И он хочет быть «желтым журналистом». И я не буду его переубеждать, что это пошло и низко. Это его выбор. Тут этика одна. Моя задача, как педагога, ему объяснить, если ты предаешь любовь, то сам всегда будешь ждать предательства. В личном и не в личном. Выбираешь такую карьеру? Это твой выбор — быть знаменитым в профессии и богатым. А не порядочным. И, честно говоря, я сам с большим сомнением отношусь к слову «надо», к слову «должен».

 

«Надо и должно» — это те принципы, которыми руководствовалась русская интеллигенция. (Моя бабушка-дворянка, дочь офицера царской армии, окончила институт благородных девиц, воспитывая меня, внушала мне именно эти правила.)

Вы говорите о поколении людей, которые верили в Бога. Ты — приличный человек, не потому что так надо, а потому что ты живешь с Богом в душе. «Надо» и «должно» возникают тогда, когда нужно сделать какой-то другой выбор. Видите, у нас вместо интервью разгорелась полемика.

 

Давайте подежурим по стране.

Только не путайте меня со Жванецким. У него свой взгляд на события. Тем более, что он почти никогда не отвечает на мои вопросы. Но я на него не сержусь. Моя удача в том, что мне удается его провоцировать, чтобы он интересно говорил.

 

А хочется иногда с ним поспорить?

Никогда. Я ему предлагаю высказать личные суждения. И мне кажется, это у него получается замечательно. Первая моя беседа со Жванецким была в «Ночном полете». Я произносил слова, скажем: молодежь… И он начинал говорить на тему.

 

У вас в руках огромный рычаг воздействия на общественное сознание. Меня, например, волнует отношение к инвалидам в нашей стране. А вас?

У нас ужасное отношение к инвалидам в нашем городе. Мы единственная страна в Европе, где на тротуарах нет съездов для инвалидов. И это ужасно. Это вопрос к мэру? Да. Начиная от облика нашего города, заканчивая помощи инвалидам. Лично вас волнует проблема с инвалидами, я правильно понял?

 

Да, потому что мой папа был инвалидом. У него титановый сустав.

Что касается инвалидов — одним только общественным мнением тут ничего не сделаешь. Нужно идти и класть деревяшки, договариваться с милицией, ходить в префектуру. Мне ужасно жаль старых актеров, которые умирают в нищете, и ученых. За них разве не надо бороться?

 

Надо.

А за студентов бороться не надо?

 

Надо. Хорошее слово «надо».

Я участвую в круглых столах, печатаюсь в сборниках, даю об этом интервью, борюсь за образование конкретно. И тут общественное мнение может сыграть большую роль, чтобы понять: правильно ли мы воспитываем своих детей. И если бы вся интеллигенция, вместо того, чтобы заниматься собственным пиаром в борьбе за социальные программы, занялась проблемой образования. Если бы это было так, мы бы жили в другой стране. Но заниматься образованием — во-первых, трудно, во-вторых, не престижно. Позиция: я отвечаю за все — мне отвратительна. Кто отвечает за все, тот не отвечает ни за что. Если ты делаешь свое дело — делай его. Выходи утром и копай свой огород. Нужно каждым делом заниматься и доводить это до ума. А в нашей стране каждый человек, особенно который называется интеллигентом, рассказывает власти о том, где лежит говно. Пойди и убери, не рассказывай, что вот, мол, большая коррупция, и ты-ры, надо, ты-ры. Ты можешь искоренить коррупцию? Нет. Борись конкретно. Не бери сам конверт. Ловит тебя гаишник — не давай взятку.

 

Что лично думаете, огламуривание — это хорошо или плохо?

Гламур — это философия. Гламур — это реальность нашей жизни, в которой мы должны как-то существовать. И поэтому я писал, не раздавая оценок, описывая в одной из своих книг гламур его языком. А вы любите гламур?

 

Как-то Никита Высоцкий, размышляя о любви, сказал: «Мы слишком часто употребляем это слово. Любишь кашу? Люблю? Любишь Родину? — люблю». А вы спрашиваете: люблю ли я гламур?

Вы, наверное, из тех людей, которые считают, что мир должен быть поделен на черное и белое, и что каждый человек должен быть либо за красных, либо за белых?

Раньше нам говорили, куда надо идти. И мы потеряли самостоятельность. Людей, которые туда не шли, мы знаем по именам. Один из них — Солженицин. Теперь мы хотим получить готовый ответ: Сталин — это плохо или хорошо? Гламур — это хорошо или плохо? Ну, а если поразмышлять?

 

Упомянутый вами Солженицын, будучи в Гулаге, предложил заповедь «не верь, не бойся, не проси». А вы в книге «Интеллигенция и гламур» предложили другой постулат: не думай, не парься, не грузись…

Но ведь то, что предложил Солженицин — это тюремная заповедь. То, что я написал в книге, — это проверка связи… И если по такому началу книги у вас, журналиста, возникло три вопроса, то это хорошее начало.

 

«В этом мире не нужны другие, нужны такие же…» — это вы написали в книге. А если пойти по пути выбора в пользу личности, а не послушного большинства. Возьмем пример из вашей жизни. Ваш отец — известный поэт, человек воевавший, получивший всяческие правительственные награды. Вы им гордитесь?

Я горжусь своим отцом, потому что он был хорошим человеком и достойно жил. Он работал в Союзе писателей и несмотря на то, что было множество поводов повести себя недостойно, ни разу не поддался этому. Отец был серьезным и крупным поэтом.

 

Если бы вам представилась возможность пригласить кого-нибудь из ушедших великих людей, с кем бы вы хотели встретиться и какой бы вопрос им задали?

Иисуса Христа и Александра Пушкина. Иисуса я бы спросил: зачем? И долго бы слушал его ответ.

 

Зачем взошел на Голгофу? Зачем поверил людям? Зачем подставил вторую щеку? Зачем вернулся? Про третье пришествие? Что зачем?

Об этом всем уже написано в Библии. Любому здравомыслящему человеку понятно, о чем говорить с Христом. Просто спросил бы: зачем ВСЕ ЭТО? А к Пушкину не приставал бы с вопросами. Встретился бы и сказал: говорите, о чем угодно. Про женщин, про веру, про творчество. Если бы он, конечно, захотел со мной говорить.

 

Что для вас любовь?

Взаимоотношения с человеком, с которым я могу быть самим собой. В моей книге «Многослов-1» написано о главных понятиях человеческой души. Почитайте!

 

Наталия Юнгвальд-Хилькевич