Буква из восьми слов. Куб Нулевича.

…может показаться, что совпалыч — это инструмент изменения. Однако, мы синхронизируем события также и для того, чтобы благоприятные обстоятельства не менялись как можно дольше...

(Академик А.Р.Краснов, «Coincedancing». Лекция для личного состава.

1 сентября 1939 года, «Гаммарус»)

 

«…таким образом, наша цель — в равной степени изменение и сохранение жизни путём синхронизации случайностей, которые при ближайшем рассмотрении всегда проявляют взаимные устойчивые связи. Выражаясь образно, совпалыч — это рифма событий, гармоничных между собой по интервалу, цвету и композиции. Поэтому, мы стремимся к поэзии, музыке и живописи — это развивает способность синхронизировать обстоятельства. Вот и вся теория. Практика же возможна в различных формах, из которых самая эффективная и простая — игра. Как утверждал поэт — «в эту игру могут играть двое», а мы добавим, что где двое — там и трое, а «где трое — там я посреди них», говорил другой поэт.

Достаточно фиксировать по одному событию каждые шесть часов: утром, днем, вечером и ночью. Пусть это будут наблюдения, мысли, чувства, встречи, обрывки снов — любые яркие впечатления. Единственное условие — выбирать, не выбирая, то есть неосознанно. Научиться этому несложно, труднее поверить в реальность результатов игры.

Игроки сравнивают и отмечают совпалычи. Поистине удивительными бывают они у людей, находящихся в симпатической связи — совпалычи влюблённых, друзей, врагов или близнецов. Забавные совпадения замечены в спортивных командах, особенно в группах синхронного плавания, среди музыкантов симфонического оркестра…».

— Глинтвейн и сливовый пирог с корицей, — на скатерти нарисовался фиолетовый заказ. — Еще что-нибудь?

Это заведение с видом на расщелины старого города было приятным местом: за прозрачными стенами подавали вино и свежую выпечку. Вечерами набивался народ, курились кальяны и звучала живая музыка. Тогда становилось тесновато, но невнятное время суток «половина четвертого дня» и тусклое время года «последняя неделя ноября» — способны даже метро сделать пустым, не говоря уже о кондитерской на пересечении Бульварного кольца и Покровки.

— Может быть, немного позже, — сказал Алимов. — Я долго у вас буду сидеть.

Он сделал серию пунктирных глотков и вернулся к чтению. Дешевенькое издание было куплено на развале Кузнецкого моста исключительно по причине знакомого имени на обложке. Книжечка называлась «Неолит», а последняя глава — «Рукопись, найденная в футляре». Алимов читал медленно, не столько пытаясь вникнуть, сколько наслаждаясь привычкой никуда не спешить.

Торопливость и суета кончилась в один момент, когда, перебегая Рождественку, он попал под машину. Нетрезвый водитель был племянником нового министра обороны, которому и принадлежал золотистый «Бентли», сломавший Алимову ногу и совершенно изменивший течение и образ жизни бывшего альфа-самца «Царь-Банка». Министру удалось не допустить огласки: пострадавший получил компенсацию, лучшее лечение и пенсию участника боевых действий. Несчастливый «Бентли» перекрасили, а несовершеннолетнего Синичкина сослали на берега Темзы.

Сорок пять дней в генеральском госпитале стали самым беззаботным периодом жизни Алимова и добавили в картину мира ранее не различимые тона. После выписки он решил не ходить больше в офис, снял «однушку» с видом на Ботанический сад в новостройке «Медвежий угол» и время полетело, как первый снег — медленно и торжественно.

Алимов допил глинтвейн и перевернул страницу. Признак свободного человека — возможность читать не спеша.

«Если одно событие приносит проблему, то другое — её решение. И неважно — которое из них случается первым, для любой причины есть любое следствие. События подчиняются общему закону: все зависит от всего. Или, как говорили в Междуречье, «ода форма дали сан». Совпалыч между близкими людьми позволяет предположить обратное: синхронизация случайностей сближает. Совпалыч — это игра для всех, синхронное усилие мировой энергии покоя…».

Вопреки надеждам, сладкая жизнь продлилась не более трех месяцев. Синичкину пришлось отдать портфель из-за фактов махинаций с недвижимостью, и министр скоропостижно отбыл вслед за внуком. Пенсию отменили. Теперь Алимов проживал остатки, с удивлением и как будто со стороны наблюдая растущую уверенность в том, что упоительное безделье должно и будет продолжаться при любых обстоятельствах. Впрочем, его образ жизни нельзя было назвать ничегонеделанием. Алимов забыл о виртуальных стратегиях, зато купил акварельные краски, и с утра до вечера пытался писать арктические пейзажи, отливающие серебром и ультрамарином, редко выходя из дома, не отвечая на письма, не принимая звонки.

«Предугадывая вопрос — можно ли играть одному, отвечу утвердительно. Практика одиночной игры в совпалыч называется «усоединение» и выглядит как диалог без собеседника. Cо стороны говорящий вслух в одиночестве выглядит безумным, но кто может видеть его со стороны? Говорить так — это как беседовать с новорожденным — вы верите, что малыш все понимает. Со временем ценность произносимого в одиночестве резко возрастает. Вместо слов ненужных и утомительных звучат самые важные. Собственно, на этом фаза усоединения заканчивается — в произнесении этих слов вы совпадёте с другими людьми. Ярким примером таких совпалычей являются синхронные молитвы верующих или признания влюбленных.

Итак, одиночная игра продлится недолго и скоро приведет к более широким синхронизациям, и если есть такая возможность — скорее найдите человека по душе и приступайте».

Алимов поднял голову и огляделся. Встречаясь взглядами, люди замыкают некую цепь — это многих пугает и заставляет отводить глаза. В замкнутых помещениях, таких как вагон метро или небольшое кафе, внимание расходуется на то, чтобы не встретиться взглядами. Это как прогулка по парку, где даже при желании невозможно заблудиться. Пассажиры утыкаются в книги, гоняют по дисплею бессмысленные геометрические фигуры, разглядывают свои руки или ноги окружающих. Это убийство времени не остается безнаказанным — именно в такие моменты мы стареем.

На этой мысли путешествующий взгляд нырнул во что-то холодное, живое и синее. Обладательница цветных очков сняла их и махнула маленькой ладошкой, приветствуя или прощаясь с Алимовым.

Скоро он сидел за ее столиком, продолжая играть в молчаливые гляделки. Улетая в бесконечные колодцы девичьих зрачков, он скорее ощущал, чем наблюдал периферическим зрением отливающие бронзой русые волосы, белоснежную кожу и яркие губы без следов косметики. Это была миниатюрная барышня, юная и тонкуая как стебель. В последний момент Алимов заметил неуместную большую грудь, которая до отказа натянула спортивную куртку детского размера.

Поймав направление взгляда, девушка нахмурилась, резко встала и медленно потянула молнию вниз. В следующие секунды мысли полностью отсутствовали, а в сердце пытались ужиться два противоположных чувства. Во-первых, огромной груди не было — под футболкой угадывались милые девичьи холмики, и это было хорошо. Во-вторых, открылась причина неуместных очертаний: девушку охватывали прихваченные скотчем кирпичики c детонаторами, и это было плохо.

— Внимание! Прошу обратить внимание! — она запрыгнула на соседний столик и несколько раз повернулась вокруг оси. — Всем меня видно? — звонкий голос окрашивался неуловимым акцентом. — Не делаем глупостей и сидим тихо. Администратору — закрыть входную дверь и подойти сюда!

Она убедилась в том, что все приказы выполняются, и вернулась за столик.

— Меня зовут Анастасия, — девушка казалась смущенной.

— Мих… Михаил, — запнулся от неожиданности Алимов.

— Очень приятно, — сказала террористка. — Я работаю в зоопарке. Кормилицей. Хотите пирожное?

«В истории человеческих войн, в этой осадной лестнице с окровавленными ступенями, вздымающейся из первобытных пещер к вертолётным площадкам небоскрёбов, есть пять этажных площадок.

Первая — из камня. Здесь закончились битвы за огонь и женщин. Далее мы стали воевать за имущество, хотя и продолжали делать вид, что воюем за огонь и женщин. Этот этаж был деревянным, как катапульты Карфагена. На третьей, железной площадке гремят доспехами участники войн за территории. Четвертый этаж — война за ресурсы. Эта площадка самая скользкая — она вытесана из угля и полита нефтью. Последняя площадка — невидима. Мы взошли на нее, продолжая сражаться за ресурсы, но это — битва за нечто более важное. Достаточно перечислить существующие очаги напряженности, и все станет ясно. Афганистан, Корея, Северный Кипр, Тибет, Ирак, Иерусалим, Египет, Ирландия, Сирия, Арктика…

Это — так называемые «места силы», земли с древнейшей историей, обладающие удивительным влиянием не столько на живущих там людей, сколько в целом на человечество. Таких мест немало, но всё чаще они упоминаются в связи с военными действиями, экологическими бедствиями и террористическими актами.

Разумеется, всё это сильно отдаляет нашу мечту о мировом совпалыче…».

— …два бокала мадеры, имбирный чай, и печеные фрукты в меду, — диктовала она бескровному администратору. — Заложников скоро буду отпускать, а пока — пусть заказывают что хотят, за ваш счет. — Администратор кивнул. — Миш, тебя могу первым выпустить, — это она уже Алимову. Тот замотал головой.

— Тогда давай разговаривать. А то сидим, как эти.

— Да уж, — сказал Алимов.

— Интересная? — кивнула Анастасия на «Неолит».

— Так себе. Товарищ написал. То есть не товарищ, а приятель. То есть — бывший коллега.

— Ну, так о чем книга?

— Да обо всем сразу, — растерялся Алимов. — Странно, что это вообще издали. Честно говоря, не понимаю, зачем такое печатать.

— Затем, что иногда они открываются, — сказала террористка.

— Кто? — не понял Алимов. — Книги?

— Вагоны метро. Если портфель прищемило, или сильная давка, двери еще раз открываются, и тогда можно быстро вскочить, если быть готовым. Современный автор похож на того, кто куда-то не успел и чего-то ждет.

— В самом деле? — он спросил только для того, чтобы девушка продолжила говорить, чтобы не исчезло удивительное состояние, навеваемое чистым тембром ее голоса. — Чего же он ждёт?

— Дай взглянуть.

Показалось, красные лампочки на детонаторах замигали спокойнее, и девушка раскрыла книгу наугад.

 

Новое письмо

Кому: Иваныч <Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.>

Тема: 22 NOW

>>Ночь

Никто из нас не остров

Без общих берегов

Не в слове восемь букв

Но в букве восемь слов

Джон Донн давно уж помер

А дух его живёт

Читай свой личный номер

Теперь наоборот

Когда уйдут под воду

Европа и Тибет

Пусть колокол свободы

Звонит и по тебе

>>Утро

Овощной суп

Паштет из чёрного трюфеля

Сухари

Чай чёрный байховый

Лимон

>>День

Тигр! Тигр!

Свет из тьмы!

Твоё имя там, где мы.

Тот, кто имена давал,

Всех имён не называл

Кто нанёс твои полоски

Глазом острым,

взглядом плоским?

Кто чертил твои черты?

Наше имя там, где ты…

(Не окончено)

>>Вечер

Персиковый самогон

Конфеты «Гусиные лапки»

Отправить

Не удалось отправить письмо

Потеряно соединение

Нет доступных беспроводных сетей

Взъерошив до неузнаваемости анемичный сигнал спутника, крепко и без предупреждения задул северо-западный ветер. Романов смотрел на беспомощный пульс поиска сети, складывая в голове последовательность операций: смартфон в рюкзак, песок в костёр, флягу в нагрудный карман, фонарь в руку. Далее — бегом с макушки древнего кургана, единственного места на Ахиллесовой губе, где ловятся беспроводные сети.

Сверху хорошо было видно, как извивалась среди сосен гигантская прозрачная змея, как наползала она ледяным брюхом на низкорослые маслинники, приминала камыш на зеркальных озёрах, ерошила волны почерневшего моря. Дополнив порядок экстренных действий шестидесятиградусным глотком, Арсений поспешил в сторону леса.

Даже в Ботаническом саду холодные сумерки навевают мысли о волках. Никто не усомнится в вашей смелости, если ноябрьским вечером в норд-норд-вест увидит вас бегущим по лесной тропинке, беспорядочно машущим фонарём и говорящим вслух. Да и кто бы мог видеть вас сейчас со стороны?

— Письмо не отправилось, — громко шептал Романов. — Это плохо. Но я его написал. Это хорошо. Меняется ветер. Это плохо. Я иду домой. Хорошо. На причале рассказывали, что волки съели собаку почтальона. Если подумать, то плохо только хозяину. Собаке уже никак, а волкам — хорошо. Постепенно речь перестала быть осмысленной. Когда светлая дорожка вывела Арсения из первого леса, он уже бормотал нечто не для людей: Хорошо. Хор Ошо. Плохо. Лох. Ах. Ох. Выплеснувшийся крайними опушками на морской берег, второй лес рос реже и был старше. Тропинка не требовалась — сосны ровно отстояли одна от другой, как стержни ядерного реактора. Это был так называемый «мачтовый» лес, в давние чугунные времена посаженный для нужд корабельной верфи. Среди деревьев ветер стих. Между верхушками сосен блестели жемчужины Ориона в оправе рваных облаков. Симметрия места успокоила и вернула поэтический ритм:

Слёзы неба — звёзды риз

Копья света бросят вниз

Кто стрелок и где мишень

Станет ясно в этот день

Там, где мачты нависали над узким оврагом, Арсений скорее догадался, чем почувствовал: его кто-то слушает, внимает новорожденному стиху. Появилось ощущение, хорошо знакомое актёрам и поэтам: колебания гармоничны, публике нравится, можно продолжать в том же духе. Чтобы компенсировать ритм прибавленного шага и заглушить визжащее желание оглянуться, он стал декламировать во весь голос.

Чья незримая рука

Нас зовёт издалека?

Кто, низвергнутый с небес,

Светит нам сквозь тёмный лес?

Тигр! Тигр!

Свет из тьмы!

Твоё имя там, где мы.

Идти осталось немного — под хвойником проступила тропинка и тут же свернула к морскому берегу. Впереди замелькал фонарь над белым домиком, и Романов наконец оглянулся, чтобы не увидеть ничего, кроме редеющего леса. А вот прямо по курсу возникли три страшные тени, которые полукругом приближались навстречу. Арсений трижды ткнул волкам в глаза копьём фонарного луча и стал пятиться до тех пор, пока спиной не упёрся в дерево. С нечеловеческой ловкостью всцарапался он на сосну — стирая колени, запястья и подушечки пальцев. Холодный ветер качал тонкую верхушку, полоскал капюшон ветровки, и Арсению пришлось спуститься чуть ниже под защиту толстых веток. Теперь он прекрасно видел трёх серых разбойников, которые сидели под деревом, уверенно внюхиваясь в небо. Их хвосты синхронно мотались и возможно выметали в темноте незаметные геометрические фигуры.

— Вверху звёзды, — сказал Арсений. — Это хорошо. Внизу волки. Это плохо. Я на дереве. Это хорошо. Мне не позвать на помощь. Это плохо.

Одновременно с новым порывом ветра в рюкзаке на разные лады трижды пискнул проснувшийся смартфон, докладывая о пойманной беспроводной сети и двух новых письмах — одном отправленном и одном полученном.

 

— Похоже, автор своего дождался, — сказала террористка и отложила книгу. — Ещё раз предлагаю пойти домой. Ты последний у меня остался.

— Хочешь, чтобы я ушел? А как же ты? — спросил Алимов. Девушка пожала плечами.

По стенам прыгали рассеянные огоньки снайперских лазеров, неспособные прожечь пластинки опущенных жалюзи. Обстановка вокруг кондитерской, судя по частым отблескам фотовспышек, быстро накалялась. О том же свидетельствовало и бормотание телевизора, мрачно докладывающего голосом журналиста Солнцева что-то насчёт операции по освобождению заложников и угрозе взрыва в исторической части города.

Лампочки на детонаторах давно погасли, а кирпичики в обрывках скотча валялись под столом. Меньше всего хотел Алимов куда-то идти. Заложники действительно были отпущены, зал опустел и только в углу сидел перед телевизором администратор — сухолицый мужчина средних лет с высокими залысинами и глубокими морщинами. Незаметный и юркий, он всего один раз осмелился напомнить о себе, когда самовольно принёс бутылку португальской мадеры, поставил на стол большую тарелку с профитролями и зажёг между Настей и Алимовым высокую свечу.

Скорее этому золотому огоньку, чем друг другу выдавали они сейчас свои пустяшные тайны, невысказанные секреты одиноких людей. Это был строгий канон первого знакомства: путешествия, друзья, кино, музыка, книги. Потом могут быть сны, кошмары, философия, болезни, дурные привычки — что угодно, но не в первый день, когда двое осторожно раскрывают карты, безрассудно смешивают реактивы, вслепую ищут совпадения.

Алимов уже знал, что девушка живёт в Нууке, работает в зоопарке и пишет большую работу о форме полярного круга, прилетела сегодня утром делать важный доклад в географическом обществе, но конференцию отменили. Прежде чем с помощью скотча, картона и пары фонариков организовать захват заложников, она вывесила доклад на независимых серверах. Оставалось лишь привлечь внимание.

— Терроризм — страшное оружие, но у меня не было другого выхода, — сказала Настя. — Я два года следила за ветром и водой, а они открыли огонь. Теперь — будут знать.

Алимова же рассказал о своих акварельных опытах, и обнаружилось, что серебряных пейзажей получилось ровно столько, сколько глав в Настином докладе.

— Совпалыч, — произнёс он совершенно неожиданно для себя.

— Что? — не поняла девушка. — Слушай, можно будет использовать твои работы для моего доклада, раз уж так совпало?

— Давай сыграем в игру, — сказал Алимов, когда стало понятно, что никто не хочет расставаться. — Когда мы находимся в разных местах, происходят всякие вещи. Мы запоминаем и синхронизируем самые сильные впечатления.

— Давай. Только меня отсюда не выпустят, — кивнула она в сторону прозрачных стен. — Жалко, да?

«— Снова у всех на слуху знаменитое произведение Квазимира Нулевича «Как бы совсем ничего нет». Вчера на торгах в Лондоне была продана современная интерпретация этой работы, причём цена цитаты неожиданно превысила стоимость первоисточника. С подробностями из аукционного дома «Филипп Докури» — наш корреспондент Дмитрий Чернов…». Администратор резко прибавил звук телевизора — от такой внезапности фраза Алимова «нет безвыходных положений, что-нибудь придумаем» развалилась на непроизносимые составляющие и в результате не прозвучала. «Возможно, вчерашняя дата войдёт в историю как день, когда у человечества не осталось иллюзий. «Искусство — это деньги, а деньги — это дерьмо»: так озаглавлена статья в утренней «Луне» и подобными утверждениями пестрят сегодня все желтые газеты. Избегая прямых определений, с бульварными собратьями солидарны серьёзные издания: на первой полосе «Нападающего» опубликована статья «Экскременты как мера стоимости», в «Ночном зеркале» появилось интервью управляющего Банка Англии «Не пахнут — не деньги», а тираж «Иллюстрированных новостей Лондона» попал под Закон 1759 года о непристойных публикациях. Что же случилось?..».

Тёплый баритон корреспондента Чернова, чуть прихваченный инеем безразличного новостного тона, требовал лёгкой хрипотцы — тогда этот голос можно было бы слушать под аккомпанемент босса-новы. Но хрипотцы не было.

«— Как известно, свою самую знаменитую работу Нулевич описывал как «интерьер совершенно прозрачного куба». Этот объект действительно является прозрачным стеклянным кубом размером метр на метр — с 1971 года он принадлежит фонду Кейджа, оценен в 251 миллион долларов и официально является самым дорогим произведением искусства в мире. Точнее, так было до вчерашнего дня, когда за несколько большую сумму на лондонском аукционе был продан ремейк легендарного произведения. Его автор — малоизвестный московский скульптор Барбакару — не нашел ничего лучшего, как изготовить куб соответствующих размеров, используя в качестве материала собранные в зоопарке экскременты африканского слона. Искусствоведы и коллекционеры шокированы не только манерой исполнения, но и тем фактом, что название объекта — «Как бы совсем ничего нет, кроме говна» — с этого дня возглавит список самых дорогих произведений всех времён и народов».

— Придумаем что-нибудь, — сказал, наконец, Алимов. — Я теперь тебя никуда не отпущу. Телевизор умолк и погас. Со стен исчезли точки лазеров, а вспышки фотоаппаратов за полосатыми жалюзи стали повторяться всё чаще, пока, наконец, не слились в короткое замыкание, электросварку, отвратительное подобие бенгальского огня.

— Всё, — сказал незаметно приблизившийся администратор, надевший чёрное полупальто с медными пуговицами. Залысины теперь скрывались странного вида суконной фуражкой. — Сейчас будет штурм. По телевизору сказали — операция прошла успешно, все уничтожены.

 

От кого: Иваныч <Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.>

Кому: Неолит < Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра. >

Тема: 22 NOW

>>Ночь

Вид из окна. Ладгейт-Хилл похож на реку, а собор — на остров.

>>Утро

Вот эмблема с чела человека

Чуть прищуренный третий глаз

Мы на дне Золотого века

И оно дребезжит, как таз

На поверхности плавают маги

Руки-реки текут в моря

Повышается уровень влаги

Увлекая наверх якоря

>>День

После обеда приснился Калипсо. Пушка на бульваре была нацелена в зенит, каждые пятнадцать минут из ствола вылетал радужный пузырь.

>>Вечер

Как бы вообще ничего нет

Два мощных, тонких и многослойных совпалыча — ночной с собором и дневной с тигром — обрадовали и воодушевили. Отмечая удачу, Романов дважды глотнул из персиковой фляги и почувствовал, что ветер унялся так же неожиданно, как начался. Клотики сосен застыли в смоляном воздухе, метроном прибоя напомнил о близости морского берега, с причала донеслись обрывки музыки, лай, дым. Романов отметил, что ожидавшие его разбойники забеспокоились. Для усиления эффекта он скачал на каком-то школьном сайте тигриный рык, включил на полную громкость, и через минуту след волков на холодной тропинке замёрз, озяб и простыл.

 

— Как это — «операция прошла успешно» — спросила Настя, — если штурм ещё не начинался? — От волнения её акцент проявился сильнее.

— Сигнал спутника немного запаздывает, — сказал администратор — У вас примерно три минуты, чтобы одеться и пойти со мной. Моя фамилия Журавлёв.

Он повёл их в тёмные глубины кондитерской: мимо пустых столиков, мимо барменской стойки, мимо двери с изображением мужского профиля и двери с изображением дамы, по сужающемуся со всех сторон коридорчику — к третьей двери, на которой в чёрном пластиковом овале летел белый ангел с трубой. Журавлёв вставил в щель медный прямоугольник с хаотично просверленными отверстиями. Дверь открылась, пахнуло сыростью и корнями. Они оказались на верхней площадке каменной лестницы. Позади раздались дикие крики, где-то посыпалось стекло, но толстая дверь немедленно защёлкнулась, и внешние звуки исчезли. В свете мощного фонаря можно было легко видеть, как длинный коридор уходит вниз. Крепко держась за руки, они стали спускаться вслед за администратором.

— Дальше только вы вдвоем. — сказал Журавлёв. — Это трёхмерный лабиринт. Его легко пройти, если ни о чём не думать. У вас получится.

— До свидания, — вздохнула Настя. — Спасибо.

— Книгу наверху забыл, — зачем-то вспомнил Алимов.

— Ничего, — сказал Журавлёв. — Забыл — значит запомнишь.

Поделиться

© Copyright 2024, Litsvet Inc.  |  Журнал "Новый Свет".  |  litsvetcanada@gmail.com