* * *

 

По небу, впитавшему густо

Закатный осенний окрас,

Большие канадские гуси

Летят мимо нас в Гондурас.

 

И кажется, что без усилья,

А просто от света вокруг

Тяжёлые толстые крылья

Зачем-то их тянут на юг.

 

Летят они ровно, как в сказке,

И вписан их сказочный строй

В надежду давнишней закваски

И горечи старой настой.

 

На раннюю, свежую осень

Глядят они — сбоку и вниз, -

Как тот, кто не плачет, но просит:

«Приснись мне сегодня, приснись!»

 

А небо меняется, ищет

Оттенок, что больше к лицу,

И так же становится чище,

Как жизнь, приближаясь к концу.

 

И вечер становится тоньше,

Как облака розовый край,

Наверное, думает тоже:

«Помедли ещё. Не сгорай».

 

(2003)

 

 

 

 

МУЗЫКА ДЛЯ ШЕСТИПАЛЫХ

 

Вопреки тому, что было, и тому, что есть,

Отвергая доводы воображаемого протагониста,

Эти ноты предполагают шесть

Пальцев на каждой руке у пианиста.

 

Рождённая не на пальцах, а в голове

Композитора, причудливая, как морщина,

Эта музыка, которую не может сыграть человек,

Ждёт, пока её воплотит машина.

 

Ждать — недолго. Виртуозы, по-видимому, обречены.

Синтезаторы — предсказуемей и дешевле.

Можно требовать от музыки, как от жены,

И собачьей преданности, и любви дочерней.

 

А грядущий слушатель, которого мы вполне

Можем назвать потребителем произведения,

Имеет полное право абсолютно не

Интересоваться деталями исполнения.

 

(2003)

 

  

 

 

* * *

 

Холодный май — по темечко в дождях,

Залив набух, и бухта запотела.

Идёшь, дрожа от ветра и держась

За шляпу, чтоб она не улетела.

Пока живёшь, всё время что-нибудь -

Не так, как раньше. Эта ткань капризна.

Верь, если хочешь, в Бога и в судьбу, -

Но у природы нет детерминизма.

Пусть философ ругает суету

И сыплет соль на собственные раны,

Любая неожиданность в аду

Недвижной предпочтительней нирваны.

Нет жажды напряженнее: вместить,

Впихнуть как можно больше в оболочку.

 

И чем больней, чем тягостнее стих,

Тем ярче счастье, когда ставишь точку.    

 

(2005)

 

 

  

 

ОСЕННИЙ РУБАЙАТ

 

Этих дней желтизна — как нечаянный дар.

Красоте всё равно: молод ты или стар.

Просто с возрастом ровное жёлтое пламя

Больше радует взор, чем кленовый пожар.

 

Заключив меж собою союз наконец,

В светлом небе сплелись серебро и свинец.

Говорят, что в фактуре осеннего неба

Нечто есть, что смиряет смятенье сердец.

 

Не завидуй тому, кто моложе, чем ты:

Сколько в жизни ему предстоит маеты.

И ещё, согласись, очень было бы скучно,

Если б все стартовали с единой черты.

 

День и ночь волоча этот век на горбу,

Ты свою распознать неспособен судьбу.

Так не видит арбы, седоков и поклажи

Добросовестный буйвол, впряжённый в арбу.

 

Как зарядят дожди — запирайся и пей.

Если пить без тоски, то не станешь тупей.

(Красоту всё равно при себе не удержишь:

Ну, листва облетела — так что тебе в ней?)

 

И под шорох воды в водосточной трубе

Предавайся нетрезвой словесной волшбе.

Время — вещь объективная, слава Аллаху,

И живёт не в тебе, а само по себе.

 

(2009)

 

 

  

 

* * *

 

Почти признание, почти в любви, почти
Произнесённое — достигнет адресата
Почти наверное. И этот стих —
Свидетельство, что я не виновата.

Потерянная спутником Земля
Вибрирует, закованная в элипс,
Прекрасно зная, что орбита для
Неё — тюрьма, но всё-таки надеясь.

А бывший спутник кажется себе
Ужасно независимым. Но мы-то,
Но мы-то знаем о его судьбе:
Та или эта — всё равно орбита.

Ему, как многим сбившимся с пути,
Охота вывернуться наизнанку
И, сдерживая вопли, перейти
На ставшую античностью морзянку.

Два длинных, три коротких — позывной.
Но там уже не ждут его сигнала.
Там — и стандарт давно уже иной,
И просто — время новое настало.

Почти признание, почти в любви, почти
Произнесённое — достигнет адресата?..
Но если доберётся, то прочти —
Ночь так длинна.
А жизнь — коротковата.

(2010)

 

 

  

 

* * *

 

Зададимся вопросом таким:

Что талант отличает от бездари?

Больший страх перед вечными безднами

И стремление большее к ним.

Зададимся вопросом иным:

Что талант отличает от гения?

Жажда быстрого вознаграждения

И боязнь показаться смешным.

 

(2015)

 

 

 

ГЕНЕТИЧЕСКИЙ КОД

 

Вся энергия жизни с неизбежностью падает с неба,

Ибо Феб лучезарный её нам бросает с высот,

А четыре коня, в колесницу впряжённые Феба, —

Олимпийские знаки грядущих аминокислот.

 

Вот четвёрка коней в одноосной его колеснице:

Аденин (тот, что слева), Гуанин, Цитозин и Тимин.

Видишь, девочка спит, но дрожит у неё на реснице

Капля белого света — предвестник грядущих седин.

 

Семя в мокрой земле, ощущая зачатки фактуры,

Выпускает росток, чтоб принять предназначенный вид.

На себе держат здание жизни четыре фигуры —

Это нуклеотиды, обряжённые в кариатид.

 

(2015)

 

  

 

* * *

 

Осенней грусти пасмурный пейзаж

С привычным ожиданием разлуки

Больным котёнком просится на руки:

Погладьте, приголубьте — буду ваш.

 

Скользящий по бумаге карандаш,

Поймать не в силах запахи и звуки,

Стремится к точности, к живой науке,

Лишь муки получая и докуки,

Поскольку жизнь — безбожный ералаш.

 

Не вписываясь ни в какой типаж,

Старуха смотрит, как играют внуки,

И видит время вышедшим в тираж —

Его когда-то крепкий трикотаж:

Рогожино, Пригожино, Прилуки...

Воспоминанья смутного мираж.

 

(2016)

 

 

 

* * *

 

Бесперспективные в смысле потомства особи

Не нужны природе и догадываются об этом.

Но выйдешь с утра на улицу, посмотришь вокруг: о, Господи,

Каким всё снегом заполнено, белым каким светом!

Вкалывай как положено, и получишь всё, что захочешь —

Так нас учили, кажется, будет при коммунизме?

Ненужным природе особям нужна почему-то очень

Природа, в них не нуждающаяся. До последней минуты жизни.

 

(2017)

 

 

 

 

* * *

 

Когда, слова перебирая, я силюсь что-нибудь сказать, (вот строчка первая, вторая, начало третьей... твою мать! — совсем не то), когда впустую я над размером хлопочу и ни на что не претендую, и знать не знаю, что хочу найти в случайном звукоряде, в обрывках фраз, что бормочу (а, замысел? — да Бога ради, и помысел не по плечу на этой стадии), когда я вытаскиваю слово "скальп" из памяти (нет, не страдая, скорее мне всё это в кайф), чтоб тут же выбросить, я знаю по опыту: скорей всего так и не выйдет ничего. 

 

Но если вдруг за третью строчку перекантуется процесс и, заполняя оболочку, ворвётся город или лес, но если вдруг каким-то чудом придёт четвёртая строка, давно лежавшая под спудом, сама не ведая пока, зачем возьмет ее оттуда (аллегорически!) рука, какое выгодное место ей заготовила судьба, но если вдруг (и это — честно: вдруг, с телеграфного столба) приходит правильное слово, не "скальп" дурацкий или "плющ", а настоящее, какого менять не надо (что за чушь!), и если слово за собою легко, как с горки, под уклон, протянет пятое, седьмое, десятое — то эшелон помчится, набирая тягу (какой там замысел? — летим!) и обретая вдруг отвагу, где вседозволенный интим и невозможную бодягу смешав (как в сказках братьев Гримм) в любой пропорции — как выйдет, нет, не по мерке, на глазок, естественно, как будто вдох собой определяет выдох, текст происходит просто так, спеши записывать, простак!

 

И всё летит само собою, нет больше выбора у слов, из незапамятных годков, пар с черным дымом над трубою мешая, чёрный паровоз влетает вдруг (какой огромный! Какой он страшный, сильный, тёмный, как искрами из под колес обильно брызжет, явно целя в меня, естественно в меня!), летит опасное веселье, копной бенгальского огня восторг взвивается холодный, не самый чистый, но пригодный для кухни завтрашнего дня, а нитка радости живая дрожит, все это прошивая, и дышит, падая, взлетая, как на веревке простыня под ветерком в былые годы: нет выбора и нет свободы. 

 

И кажется, что нет конца, что не дано остановиться, нет номинального лица, есть только истинные лица, им, как вагонам, не сойти, с рельс, извивающихся вяло, стучат колеса: "Мало, мало!" — и я, не удержав в горсти все нити, разжимаю руку: все, хватит, я не верю звуку. 

 

И тут же — тихо. Гул затих. Последний всплеск. Готовый стих. 

 

(2017)

 

 

  

 

* * *

 

Когда трудно, хочется стать маленьким

И чтобы воскресли мама и папа

И сразу помолодели.

Мамина улыбка остановит любые слезы,

А папа поднимет меня и посадит на плечи,

Где совсем не страшно.

 

Перетаскав за жизнь на своих плечах

Кучу разных детей —

Весело размахивавших руками или вцеплявшихся в уши и волосы —

Я хорошо знаю, как боишься споткнуться,

Когда нечто живое и маленькое давит тебе на загривок.

 

А вот тогда, я на плечах у папы

Ничего не боялся,

Ни собак, ни мальчишек, ни Кощея, ни Бармалея.

Но нет... не совсем ничего,

Потому что уже тогда

Я догадывался, что даже папа

Не защитит от жизни.

Догадывался, но не хотел верить.

 

И до сих пор не хочу.

 

(2019)

 

 

  

* * *

 

Зимой умереть — приятней, чем осенью или летом:
Итог последнего года сойдёт за общий итог.
Смешно мне думать об этом, но вовсе не думать об этом
Было б ещё смешнее, да я бы едва ли смог.

Раз смерть — это участь смертных и мне предстоит исчезнуть,
То более чем нормально загадывать наперёд,
К тому же, не отвертеться: то тот, то другой ровесник...
Короче, я выбрал зиму. Но не под Новый Год!

Нет, нет — немного попозже, когда уже ёлку снимут
И молодёжь уедет на лыжи на выходной.
Хватило бы только воли, чтоб встретить вечную зиму —

Близ дома, не в богадельне, подбить свой баланс земной.

 

(2019)

Поделиться

© Copyright 2024, Litsvet Inc.  |  Журнал "Новый Свет".  |  litsvetcanada@gmail.com